|
Страница 19 из 25
Демилитаризация специалистов. — Тяжелый финансовый кризис, в который загнали страну
кремлевские мечтатели, подвигнул Кремль решиться на меру, при помощи
которой он собирался оживить промышленность. В ноябре 1923 г. было объявлено о
демилитаризации специалистов. Труд спецов перестал быть строго
принудительным. У спецов, как и у остальных граждан СССР, появились «свободы»,
если таковые вообще когда-нибудь в этой стране в советские поры
существовали. Решение о демилитаризации в секретном порядке огласили на
заседании комфракции райкома ВСГ 30 ноября. Возможно, эта мера призвана была
поднять промышленность Кузбасса, но вряд ли положение спецов осенью 1923 г.
можно было назвать блестящим. На том же заседании, например, разбиралось
заявление американского специалиста Чезарри по квартирному вопросу. Речь
шла о многоспорном бараке № 86, который никак не могли поделить различные
производственные инстанции. Вопрос разрешился, поскольку управляющий
группой северных рудников Кузбасса Попов проявил уступчивость.
Постановление райкома ВСГ, правда, выглядело загадочным:
Собрать материалы по обвинению Кузьменко через милицию.
- Просить райком РКП вызвать тов. Грепера и Райнеса
(колонистов, — авт.) по этому вопросу и указать им как членам РКП, что этот
вопрос они могут возбуждать только в райкоме РКП, не будировать среди
беспартийных.
- Райкому РКП поставить в известность тов. Попова,
что все вопросы, согласованные с райкомом ВСГ, проводить в жизнь так, как они
согласованы, но не изменять по своему усмотрению, не доводя последнего до
сведения ВСГ.
Смысл постановления не ясен. Очевидно, американцы затеяли
очередную бузу с русскими из-за квартир, — такие истории мы уже приводили
несколько раз.
На том же заседании поставили вопрос об отъездах колонистов из
Кемерова. Трудно сказать, связана ли эта постановка вопроса с вниманием к
спецам, столь неожиданно проявленным Кремлем. Во всяком случае, в протоколе
констатировалось, что американцы уезжают «не известно по каким причинам», в
связи с чем было постановлено «поручить тов. Фальковскому (колонисту, — авт.),
секретарю бюро секции американских рабочих, выяснить причины отъезда
американских рабочих, вопрос этот согласовать с исполбюро ячейки РКП
американской колонии».864
Причины отъездов? Но разве не признавались сами американцы,
причем неоднократно, что их отсюда выживают? А местные власти очень умели
это делать. Вот, например, гражданин Арсений Григорьев (мы о нем уже
упоминали), которого профсоюзы и райком партии изживают из Кемрудника, и
выгоняют из профсоюза, в своем заявлении в рудком ВСГ 11 октября 1923 г.
подробно описывает технику травли. Так если даже «своего», русского, травят,
то как же себя должны неуютно чувствовать в Кемерове иностранцы… Читаем
заявление Григорьева: «Я, гражданин Григорьев, осмеливаюсь вам, гражданин
председатель, подавать заявление в том, что я, Григорьев, приехавши из
Донбасса, якобы привез 6-ть пудов яблок и якобы этими яблоками обдарил всю
высшую администрацию, чтобы меня приняли на службу. Но меня приняли не за
яблоки, а за прежнюю честную добросовестную службу, и никаких яблоков я им не
давал. Да я привез не 6-ть пудов, а только 20 штук, и на что может подтвердить
гражданин Амелин, сколько я привез яблок. И за всю эту клевету гражданин
председатель привлечь тех товарищей к ответственности и с меня снять этот
позор. Гражданин председатель, я работаю на кемруднике с 1918 года, и никогда
таких кляуз и нареканий не встречал, как сейчас. С приходом советской власти
в Сибирь рудком совместно с парткомом назначили меня и многих других
товарищей на курсы горных десятников, и окончивши курсы горных десятников,
на меня возложили службу по горной части и прослужил 6 месяцев, возлагают на
меня по выемке нагревающих забоев в 74 районе, кончив этот район благополучно,
меня с моей артелью перебрасывают в 63 район, и где вторично кончаю и этот
район благополучно, дальше перебрасывают меня в пожарный участок и тут я
кончаю эти районы благополучно».
Григорьев подробно перечисляет все бывшие места работы и
всячески подчеркивает свою добросовестность. Однако это не спасет его от
ярлыка «антисоветской личности». Точно так же, как и многих колонистов,
которых отправили отсюда как нежелательный элемент. Похоже, ни выдворенные
из Кузбасса аиковцы, ни Григорьев так и не понимают, за что их травят.
Происходящее кажется им временным недоразумением. Григорьев: «Дальше
пеербрасывают меня в пожарную часть… и здесь заканчиваю я свою работу и еду
в Донбасс. С приездом обратно опять меня назначают в этот район и за всю эту
проделанную работу как по выемке нагревающего угля, так и по ликвидации
пожарных участков, то меня в данный момент выбрасывают из членов профсоюза.
Но гражданин председатель, быть может, меня рудком и выбросит из членов
Союза как старого рабочего и старого члена Союза, но я на этом не остановлюсь
и я буду писать заявление выше. Гражданин председатель, если вы, а также из
членов рудкома или же из рабочих, как я, служили на какой-либо должности, и
коснулось бы из нас кому-либо куда уехать и с приездом обратно, то, наверное
бы, как вас, так и рабочих, как меня приняли бы вне всякой очереди, так и я
выполнял всю эту работу, которая была на меня возложена, то и меня высшая
администрация приняла вне всякой очереди».865
Из заявления Григорьева непонятно, за что его преследуют и травят,
выкидывая из профсоюзов. И только из других документов выяснилось, что он
неблагонадежен политически. А уж это считалось грехом непростительным. Если
рабочий ворует, пьет и прогуливает, у него все равно больше шансов сохранить
«общественно лицо», чем у тех, кто не держит язык за зубами и высказывается
неосмотрительно на политические темы. Большинство кемеровчан урок молчания
усвоили. Не могли не усвоить. С колонистами, воспитанными в свободных
странах, все было сложнее. С политической точки зрения они были уже потому
потенциально ненадежными, что, хоть и верили в коммунизм (если верили!), то
добровольно, а не повинуясь принуждению или жестким обстоятельствам,
которым вынуждена была следовать российская интеллигенция, чтобы выжить.
Но все это — об интеллигенции. Что касается рабочих, то в Кемерове
они «не просыхали» от самогонки. И тогда — какую солидарность и
интернационализм имели ввиду популяризаторы аиковской темы в своих работах
о «Больших Биллах», «Эрнитах» и т.д.? О солидарности с щегловской пьянью? Но
вот документ — рапорт начальника милиции 1-го района Мальцева директору
Правления АИК Рутгерсу, помеченного грифом «секретно» (даты на найденной
копии не проставлено): «На данном руднике среди рабочих и служащих
развивается усиленное пьянство, по недостоверным слухам якобы пиво
производится с применением динамита для опьянения. Борьба с таковым одной
милиции без помощи администрации чрезвычайно трудна. Моя просьба, нельзя ли
со стороны АИК припугнуть, в случае выявления таковых, рассчетом с
предприятия, путем издания приказа, так как по руднику среди рабочих и
служащих ходят слухи о сокращении штата данного предприятия как рабочих так
и служащих, последние этого очень боятся и мне думается, что таковое
предупреждение повлияет в предотвращении развивающейся этой эпидемии».866
Пиво пополам с динамитом! Но ведь не Рутгерс учит русских рабочих
пить. В Европе и Америке не пьют пиво с динамитом, там предпочитают мадейру и
коктейли. Русские же рабочие изобретательны. Известно, что 60 лет спустя, в 80-е
годы, кузбассовцы иногда употребляли в качестве опьяняющего средства
дихлофос, которым газировали воду. Местные поэты и писатели употребляли
одеколон: так сподручнее было сочинять вирши про интернационализм аиковцев
и про реку Томь. Как видим, психологию кузбассовца Рутгерсу изменить не
удалось…
Так что главное для рабочих — выпить и закусить. С выпивкой, вроде,
было все нормально. На выпивку всегда деньги находились, пусть даже таковая
состояла из пива пополам с динамитом. Плохо, если закуски не было. Может быть,
именно поэтому так страдали рабочие горной комячейки на заседании 1 октября
1923 г. по поводу задержек с выдачей продуктов, что каждую выдачу обмыть надо?
Из протокола: «Слушали о своевременной выдаче продуктов рабочим горнякам.
Беспартийный товарищ Мразов (наградил же господь фамилией!) заявляет, что
продукты еще не выдаются, хотя уже первое число, что является ненормальным и
многие сидят без хлеба и что таковые нужно выдавать своевременно», поэтому
постановили «Выдачу продуктов рабочим производить своевременно не
затягивая таковую, т.е. сейчас же после конца месяца».867
Аиковский директор-распорядитель. — Разумеется,
выдача продуктов и зарплаты зависела в первую голову от Правления АИКа.
Между тем, истории, подобные описанной выше (невыплата продовольствия),
особенно в условиях кризиса, часто происходили из-за несогласованности
аиковских «верхов», которые часто много на себя брали и ссорились между
собой. Самая большая «драчка» 1923 года — известный конфликт Рутгерса с
директором-распорядителем АИК Гриндлером. Нам посчастливилось обнаружить
подлинное письмо Гриндлера, датированное 3 мая 1923 г. Направлено оно в
Правление, а в копии — лично Рутгерсу и в райком ВСГ. Письмо показывает, что
мира в аиковских верхах уже давно нет: «Пригласив меня на службу, АИК в
качестве директора-распорядителя, должность последнего, т.е. права и
обязанности колонией точно были определены приказом по Северо-Кузнецкому
району от 29 января с.г. за № 1 и обуславливаются «сосредоточием в лице
директора-распорядителя всех распоряжений оперативного характера и
подчинение ему отделом 1) Управления делами, 2) Механического, 3) Электро-технического,
4) Эксплоатационного, 5) Химзавода, 6) Снабжения, 7) Финсчетного, 8)
Поверхностного, 9) Врачебно-санитарного и 10) школьного». Рядом последующих
действий заведующих отделами и личных распоряжений главного директора тов.
Рутгерса в марте и в апреле месяце, вышеуказанное положение, изображающее
структуру управления районом, меняется, отделы перестают обращаться в
порядке, предусмотренном приказом № 1 схемы к директору-распорядителю,
действуя или совершенно самостоятельно, или обращаясь непосредственно по
всем вопросам оперативного характера к главному директору, а во время его
отсутствия к секретарю последнего, тов. Корнблит».
Таким образом, служебная и личная драма Гриндлера заключалась
прежде всего в том, что его должность стараниями Рутгерса стала номинальна и
он лишился власти. Всем заправлял либо Рутгерс, либо его секретарь Бронка
Корнблит. Мог ли закаленный советский хозяйственный волк, каким и был
Гриндлер, позволить верховодить собой женщине без особого положения и
должности, хотя и весьма в колонии авторитетной? Гриндлер не мирится: «Такое
положение привело к тому, что деловая связь между мною как директором-распорядителем
и вверенном мне производством нарушилась, и я не только не в состоянии
руководить оперативной частью работы, но даже не в курсе тех распоряжений,
которые делаются и осуществляются другими лицами. Ненормальность
означенного заставляет меня подтвердить сим мое сегодняшнее личное
заявление главному директору тов. Рутгерсу и многочисленные письменные и
устные заявления техническому директору и другим лицам, о невозможности
нести в дальнейшем ответственность за какие бы то ни было последствия.
Несоблюдение на рудниках правил для ведения горных работ в видах их
безопасности, нежелание выполнять требования, подтвержденные отношениями и
актами представителей правительственного горного надзора и главное
игнорирование всех моих распоряжений, направленных в эту сторону, вынуждает,
на основании §2 условий службы моей в АИК заявить о сложении с себя
ответственности до тех пор, пока специальным приказом и распоряжением АИК
не будет подтвержден приказ № 1 и не будут приняты меры к его проведению в
жизнь и фактическому выполнению. В противном случае АИК нарушается §9
условия моей службы, на основании коего при реорганизации, сопровождающейся
изменением структуры управления районом, мне предоставляется право не
соглашаться на дальнейшую работу в иных условиях, чем предусмотренные
письмом тов. Рутгерса от 27 января, приказом № 1 от 29 января и обязательством
АИК от 1 февраля с.г. и, следовательно, я должен быть освобожден от службы с
уплатой мне сумм, указанных в §§ 7 и 8 обязательства, для проезда в Москву,
откуда я был приглашен для двухлетней работы в Кузбассе».868
Антисоветская агитация. — Итак, директор-распорядитель
Гриндлер был настроен работать на обычный советский лад, и слово «автономия»
было для него непонятным. Рутгерс же под «автономией» понимал принцип
невмешательства в дела АИК каких бы то ни было советских организаций за
исключением СТО. Такая смелость Гриндлера, похоже, не только обескуражила,
но и испугала: отвечать-то кто будет? Рутгерсу-то ничего не сделают — птица
высокого полета, сумеет постоять за себя. А вот Гриндлеру за невыполнение
советских законов может здорово не повезти: за незаконные распоряжения
начальство могли даже судить.
В общем, Рутгерс, похоже, был очень смелым человеком, и шел
наперекор привычному советскому хозяйственному укладу и бюрократической
машине. И это в то время, когда не только советские хозяйственники, но и все
общество в целом в СССР было жестоко выдрессировано и каждому надлежало
знать свое место. А кто «высовывался» — пенял на себя…
У Рутгерса в колонии как раз работал не очень приметный мелкий
начальник, тот самый десятник Григорьев. И, как на грех, в пьяном виде решился
забыть дрессуру и во время представительного собрания заявил, что «советские
банды расстреливают» — что было чистой правдой, только «банды» назывались
частями особого назначения. Сказано это было в виде реплики на очередной
штампованный доклад «о зверствах царя в 1912 г. и о расстрелах в Кольчугино». О
зверствах красного партизана Рогова на собрании сказано не было ни слова.
Очевидно, фальшь чувствовали многие, но они трусили. А пьяному Григорьеву
хоть на миг захотелось вдруг стать таким же свободным человеком, как Рутгерс.
Забыв, что сам он — птица невысокого полета и что зарубежных виз у него не
имеется. Кончилось все печально. Некто Лопарев (тоже на собрании, но в
документе не указано, на котором именно) предложил предать Григорьева суду:
«Слово (предоставляется) т. Лопареву. Говорит, (что) 18 апреля 1922 на общем
беспартийном собрании т. Григорьев как член РКП вел себя слишком скверно. Во-первых,
объявился в Нардом в пьяном виде, во-вторых, выступил против т. Степанова и
Таскаева. Два товарища объясняли рабочим о зверствах в 1912 г. и о расстрелах в
Кольчугине. Тов. Григорьев, взявший слово, говорит: выступая, докладчики
говорили ложь, это были, мол, неправительственный войска, а банды, такие
банды имеются и у советской власти, также расстреливают. Товарищ Григорьев,
наверное, свою мысль стал бы развивать дальше, но я как предсобрания
прекратил его разговор. Я понимаю, что тов. Григорьев вполне ясно защищает
буржуазию и позорит соввласть и партию, если уже Григорьев выступает на
собрании против власти, то само собой понятно, он ведет разложение и среди
рабочих, мне уже говорили о нем некоторые товарищи, затем т. Григорьев
отказался от Всероссийской переписи и не ходит на ячейковое собрание, мне
хочется сказать, что Григорьева соввласть подучила, его рабочие
командировали на курсы горных десятников, надеясь, что у нас будут красные
спецы, и он, живя на государственном иждивении, обучался вместо того, чтобы
продолжать борьбу и помогать соввласти и компартии, он за услугу позорит и
сквернит, а посему я предлагаю исключить его из членов РКП, как негодного
элемента, а выписку из протокола послать в отделение ревтрибунала для
предания суду Григорьева. Президиум совместно с губернским инструктором
предложение т. Лопарева принимает и просит сессию Ревтрибунала предать
Григорьева суду».869
Но был ли столь уж виновен Григорьев даже с точки зрения
тогдашнего закона, карающего за «антисоветскую агитацию»? Возможно ведь и
другое толкование его слов. Что означает его высказывание, что при советской
власти банды действуют так же, как и при царе в 1912 году? Если он подразумевал
под «бандами» чоновцев (что более всего походило на правду, ибо о зверствах
ЧОНовцев ныне хорошо известно) — то за это Григорьеву полагалась отсидка в
лагере. А если он имел ввиду «белые банды»? Заметим, дело происходит в первой
половине 1922 года, когда противники «новой власти» еще действуют с оружием в
руках. И тогда — в чем же вина Григорьева? Но может ли «антисоветская
агитация» распространяться на времена, когда Советов еще и в помине не было?
Хотя — имела место своеобразная защита Николая Второго и обеливание его
перед историей. С другой стороны — обеливание не прямое, коли о царе
Григорьев ничего не сказал. И вообще, кто мог поручиться, что сказанное
Григорьевым — неправда?
Так или иначе, райком РКП на заседании 19 апреля 1922 г. постановил
передать дело Григорьева в ГПУ. Так выглядела в Щегловске свобода мнений и
свобода собраний. Из протокола: «Тов. Лопарев предлагает тов. Григорьева
предать суду, который на общем собрании Кемрудника 18 апреля высказался
против т. Степанова и Таскаева Б. По вопросу о событиях Ленинских и
Кольчугинских расстрелов гр. Григорьев говорит, это товарищ говорит ложь,
неправду, это были банды-грабители, такие имеются и у соввласти. Президиум
высказался исключить из партии РКП и собрать весь материал на гражданина
Григорьева и передать таковой материал в Госполитуправление для принятия
надлежащих мер».870
Но мало того, что Григорьева оболгали, исключили из партии и
профсоюза и ходатайствовали о снятии с работы, а материал передали в ГПУ, так
еще поизмывались газетчики. Некий Дрозд, который трусливо скрыл свою
фамилию под псевдонимом, нацарапал пасквиль под названием «На березах
калачи не растут». Написан пасквиль с пафосом (который, как известно, в
советские времена был уделом малоинтеллектуальных идеологов): «Был один
ленивый человек (Григорьев, стало быть, — авт.). Работать не хотел, нажить же
больше был не дурак, хотя делал и мало, а получал все же больше других рабочих.
И вот прошел слух, что где-то деньги даром дают. Где? В Донбассе. В Донбассе
будто бы на березах калачи растут. Наш герой любитель легкой работы,
оставляет своего друга зава и едет на Дон. Приехал и прежде всего стал искать
калачи и что же он видит? Там не только калачей, но и берез, и то нет. Увидел
наш герой, что и здесь в Донбассе надо трудиться как и везде, и летит обратно
в Кемерово: в Донбассе друзей нет, а здесь сам зав. покровительствует. Для
своего друга зава наш герой, как уверяют злые языки, захватил с собой
несколько пудов яблок. Как думал, так и вышло. Приехал и сразу же стал нужным
человеком, оказался незаменимым и единственным в своем роде спецом. Сразу же
попал в шахту и взял под свое начало рабочих, старый же бывший до него
десятник получил по затылку. Надо бы обратить кому следует внимание на
осиное гнездо в той шахте, где приютился путешественник по Донбассу».871
Ну и, конечно, как полагается в таких случаях, дело надо снабдить
доносом с рабочих низов, чтобы, значит, дело об антисоветизме выглядело
посолиднее, а фигура обвиняемого — непригляднее. Услуги предложили рабочие
Кривочуров, П. Курбатов, Г. Кобзев, а также некто по фамилии, похожей на Кличев
(а, может быть, Клычев или Клычаев, или Кликушкин — разобрать трудно). Рабочие
постарались и вложили в донос весь пыл шахтерской души. Даты на доносе не
стоит. Вот что писали представители щегловского рабочего класса: «По
приезду на рудник Григорьева он поступил в артель Кривочурова и как первые
его шаги в подземной шахтовой работе работал откатчиком и саночником, а о
забое он и не имел представления и с приходом советской власти он сразу
вступает в партию для устройства своей карьеры, что и получилось. Как
коммуниста его партия и профсоюз командируют на курсы горных десятников, а
когда приехал с курсов, он коммунизм бьет по боку, выходит из партии и
предпочитает… быть не десятником, а артельщиком, так что артельщики
зарабатывают чужими руками побольше всякого десятника, это первое, а второе,
едва ли проходил один праздник в 1921-22-23 годах, чтобы в его квартире не было
попойки. Участниками этой попойки были заведующий Южной шахты Родионов,
помощник его Чалпанов, а также был здесь Количкин, который не проскользнул, а
попал в своих проступках. Нонче весной Григорьев задумал съездить в Донбасс
и из его же, Григорьева, слов видно, что он в Донбассе попадает впросак, о
котором указано будет ниже и бежит опять сюда же на рудник и его уже слышно
как спеца, тот же заведующий Южной шахты Родионов принимает безо всякой
очереди, но нам кажется странным, что Григорьев практической работы в горе
совсем не проходил, у него даже кайла не было в руках и едва ли он сумеет
поставить правильно хотя бы круг».
Интересно, что в приведенном ранее документе сам Григорьев писал
о своей работе пожарным на шахте, равно и о горняцком стаже работы. Выходило,
что даже работая на шахте, не будешь пользоваться авторитетом, если не
поработаешь хотя бы непродолжительное время забойщиком. Но ведь газеты
постоянно вещали, что «все работы хороши, выбирай на вкус», «плохих работ не
бывает». В действительности же все было иначе. В укор человеку легко ставили
порой не только желание вступить в партию (т.е. выделиться и сделать
служебную карьеру!), но и занять более легкую физическую работу, а уж если
руководящую… Так что не «все работы были хороши».
Но — читаем дальше донос на Григорьева: «И теперь мы слышим, что он
(т.е. Григорьев, — авт.) спец, но мы считаем его спецом разве только по выпивке,
а не по горному делу, по горному делу мы его специальности не видели. Дальше
вернемся к вышеуказанному ПРОСАКУ (так в документе, — авт.) 28 августа.
Григорьев публично среди базара говорил следующее, что по приезду в Донбасс
он свои документы не предъявил и сказал, что он их утерял и начальник милиции
ему дает записку, чтобы его приняли и поступает на работу десятника, ему дают
170 человек забойщиков, 50 человек плитовых и 70 человек поверхностных и на
второй день в его работе был отпущен бренсберг, где едва обошлось без
человеческих жертв. Далее он говорит, что там в профсоюз высчитывают 10% и кто-то
приезжает за эти деньги, а рабочие не знают, что такое профсоюз и куда эти
деньги идут, это были его, Григорьева, слова. Мы, рабочие, считаем, что в
скрытии Григорьевым документов от организаций имелась какая-то цель и одно
это говорит за то, что он не может быть в нашей семье и предлагаем исключить
его из нашего союза, а не только как спеца».872
Политсводки. — Итак, время доносов. Доносы
— важный исторический источник. Они рассказывают не только о нравах, но и о
настроениях. Доносы были одним из самых краеугольных и важных источников
поступления информации в партийные, профсоюзные и прочие органы. В них
содержалось куда больше сведений о настроении низов, чем в официальных
сводках, которые были обязаны подавать в райком низовые комячейки. Однако,
поскольку секретари ячеек относились к составлению сводок как к тяжкой
бумажной обязанности и особенного рвения не проявляли, сводки были
малоинформативны, и поэтому доносы, пожалуй, в жизни райкома играли роль
куда более значительную.
Главное же, — доносы писались по зову души и сердца, оттого к
истории они ближе. А сводки — своего рода мертвые трафареты. Существовала
некая схема, выдаваемая секретарям комячеек из райкома. Она состояла из
вопросов, на которые секретари должны были давать пространные ответы.
Однако по лености или неграмотности ответы получались односложными: «да»
или «нет». Поэтому одна сводка походила на другую. Вот текст двухнедельной
сводки строительной ячейки за 13-28 января 1923 г.: «Настроение рабочих к
советской власти и РКП (б) среднее… Волнение рабочих есть небольшое по
отношению к райкома ВСГ, считая действия его слабым к хозорганам, но
забастовок и неисполнение приказаний не было. Ведется контрреволюционная
агитация отдельными лицами, эсерами и баптистами… Продовольственное
положение среднее. Состояние и производительность на предприятиях среднее».873
Приведенная выше политсводка считалась образцом многословия.
Были куда более лаконичные. Американцы в сводках почти не поминаются. Лишь в
сводке химзаводской комячейки за 12-28 февраля 1923 г. что-то невнятно сказано
про загадочные «глухие намеки»: «Отношение рабочих к американцам хорошее и
никаким влияния, каковые проявляются со стороны служащих, как можно
выразиться, глухих намеков, на что рабочие отвечают, ладно, поживем — увидим».874
Очевидно, райкомовского информатора лаконичность сводок смущала:
ведь ему надлежало писать такие же, но от имени райкома, «в верхи». Наверное,
секретарям комячеек было сделано внушение, и в феврале они уже пишут
посвободнее. Из сводки строительной комячейки за 13-28 февраля 1923 г.: «Контрреволюционная
агитация проявляется среди рабочих в том, что на шее рабочих сидит много
дармоедов, как то спецов, не соответствующих своему назначению, говоря, что и
за это им платят хорошо, отнимая у рабочих их труд и в этом кладут вину на
слабость местных организаций в целом, на профсоюз в частности, на партийный
комитет… Замечается утечка рабочих на другие предприятия. Причина этому
служит дороговизна как на продукты продовольствия, так и вещевой продукт».875
Заметим, что спецы, о которых идет речь — аиковские. Следовательно,
винят американцев, но информатор в сводке этого не сообщает — осторожничает.
Более откровенен секретарь хозяйственной комячейки, который в сводке за 27
февраля — 12 марта 1923 г. пишет, что рабочие недовольны сдачей рудника
американцам: «Контрреволюционная агитация выражается злоумышления о сдаче
Кемрудника, нужна широкая агитация».876
Между тем, не очень понятно, почему волнуются русские. Согласно
другой сводке, подписанной секретарем химзаводской ячейки Федякиным 12
марта 1923 г., дела в АИК шли в целом неплохо: «Производительность труда с
введением американских методов работ заметно повышается».877
Гораздо профессиональнее выглядят сводки, составленные райкомом
РКП (Тихомиров) и уполномоченным Щегловского ГПУ (Баранов). Иногда они
подписывались под сводками по рабочему району вместе, как это произошло 30
апреля 1923 г.: «За время с 16 по 30 апреля 1923 года настроение рабочих с начала
месяца хорошее ввиду, что в конце месяца начинается проводиться довольно
значительное сокращение штата, этот вопрос волнует рабочих, подлежит
сокращению также около 70 подростков, ввиду того, что согласно указаний
Сиббюро ВЦСПС таковых должно быть 10% по отношению ко всем рабочим, как это
было до настоящего момента. Необходимо отметить, что это сокращение второе
по счету в настоящем году и вызвано оно тем, что первое сокращение штата,
проводившееся директором-распорядителем Гриндлером в результате дало не
уменьшение, а увеличение на 140 человек и было обнаружено в конце апреля.
Снабжение рабочих продовольствием протекает нормально, задержек нет. На
летний период получен наряд, на просо для снабжения рабочих, т.к. хлеба нет.
Если рудоуправлению не удастся переменить хотя бы часть проса на хлеб, это
вызовет большое недовольство среди рабочих. Зарплата за март была выдана
своевременно, также своевременно предполагается выдать ее и за апрель месяц.
Это обстоятельство хорошо отзывается на настроении рабочих. В данное время
начинаются выдачи вещфонда за февраль месяц, ввиду того что старым
рудоуправлением своевременно не был заготовлен вещфонд натурой, таковой
выдается дензнаками».
Разумеется, на такие резкие оценки и заявления, затрагивающие
деятельность даже директора-распорядителя, рядовой секретарь комячейки
отважиться не мог. Иное дело — заведующий орготделом райкома РКП или
уполномоченный ГПУ. Те считали Гриндлера (а может быть, и Рутгерса) себе
ровней, поэтому сводки их раскованнее и читаются с большим интересом.
В апреле сводки комячеек стали заметно подробнее — секретарей
хорошо дрессировали и учили искусству составления различных «информаций»,
о которых доносится верхам. Секретарь комячейки химзавода Ковалев в сводке
за 13-28 апреля о производственных делах пишет уже куда как откровенно: «Наблюдается
среди спецов недоверие к управлению колонии, именно Мицкевич настроен
апатично, предполагает, что не сегодня-завтра его выбросят из предприятия, а
также и Грындер (Гриндлер) не имеет никакой симпатии к управлению, говорил
инспектору т. Благодатскому, что ему, Грындеру, не дается полная инициатива
административного распоряжения, а также сказал т. Благодатскому, что
американцы не одного ответработника, что которые ходят, указуют нам, спецам,
на ту или иную ненормальность, называет собакой, но мне сказал, на кого…
Наблюдается брожение среди рабочих. Говорят, что ведется сокращение рабочих
и некоторые говорят, что нет гарантий в том, что в дальнейшем и большинство
русских рабочих выбросят с предприятия. В связи с перемещением в другую
квартиру Черных Никанора по специальности плотника, когда завхозова
инициатива не проведена в жизнь, то Черных жена и сем Черных говорит открыто
по заводу среди рабочих, что она чихала на все организации, мне даже говорил
Мицкевич, что он когда услышал такие возгласы от Черных и его жены, он вызвал
Черных и ему говорил, что ты, брат, не шути с организациями. Черных ему сказал,
что хоть сегодня рассчет, я не боюсь, а с квартиры не пойду в другую и не боюсь
никакой организации, мне Гриндлер дал записку жить в старой квартире и
вопрос исчерпан по остальным пунктам без изменения».878
Сводка Ковалева очень походила на донос. Очевидно, этот стиль был
секретарям ячеек все же ближе. После описания склок, впрочем, Ковалев
добавляет капельку позитива: «Добавлю, что 19 апреля сего года на общем
профсобрании рабочих постановили преподнести красное трудовое знамя в
честь пролетарского праздника 1-го мая».
Очевидно, Ковалев осознавал, что сводка «доносная», и, видно,
боялся, как бы ее содержание не стало известно в АИК. Именно поэтому
заканчивается она припиской, адресованной заворготделом райкома: «Товарищ
Тихомиров, по вопросу о спецах будь осторожен, эта работа ведется дальше,
никому ни слова». О какой «работе» говорит Ковалев? О работе по
соглядатайству и информированию райкома о собранном компромате?
А основания для переживаний у Ковалева были. Ведь донес же он
Тихомирову, что директор-распорядитель Гриндлер назвал Рутгерса собакой. И
хоть имя Рутгерса не озвучено, но все ж таки ясно, что над Гриндлером стоял
только один человек — Рутгерс, который «зажимал» его инициативу, как думал
Гриндлер и не раз на это жаловался, так что кто «собака» — вполне ясно. Мог ли
Рутгерс простить Гриндлеру такое оскорбление? Судя по тому, как он
разделался с Гриндлером и в какие рекордно короткие сроки свалил этого
старого спеца, прощать он не умел. А Ковалев оказался свидетелем «оскорбления
его величества», так что вполне мог опасаться гнева Рутгерса, ведь работает
он на химзаводе, который всецело подчиняется «американцам»…
Впрочем, было ли дело Рутгерсу до такой «мелочи», как счеты с
Ковалевым? У Рутгерса задачи масштабные. Работы рудников оживилась. Даже
самые отсталые шахты подняли производительность труда в первые же полгода
правления Рутгерса. Захудалый рудник имени 25 Октября (который Рутгерс, тем
не менее, собирался закрыть) достиг производительности, не виданной доселе
на Порывайке никогда. Об этом доносил ответственный секретарь комячейки
рудника в сводке за 10 мая 1923 г.: «Настроение рабочих рудника вполне
нормальное. Работы других партий незаметно, но некоторые рабочие и служащие
настроены против кассы взаимопомощи и кооперации: Третьяков, горный
десятник, бухгалтер Шмелев, вполне сознательно агитируют против кассы
взаимопомощи и кооперации. Это, мол, никому не нужно, и кооперация нежизненна.
Рабочие Устьянцев Алексей и тут братья Червовы бессознательно вторят то же
самое».879
Союз доносителей. — Мы помним, какое
неудовольствие вызвало в райкоме нерадивое отношение к составлению сводок
в нижестоящих ячейках. На каком-то этапе райкомовцам даже пришлось
отказаться от услуг секретарей комячеек. Вообще в 1923 г. информаторы как бы
экспериментировали, пытаясь установить, чья политическая сводка лучше —
профсоюзная, чекистская или райкомовская. Иногда эти три инстанции (вернее,
их информаторы, специализирующиеся на слухах), объединялись для составления
общей сводки. Так произошло, например, 21 мая 1923 г., когда зав. орготделом
райкома Тихомиров, член рудкома ВСГ Шиллинг-Муликасьё и чекист Баранов
подписали общую сводку за 14-21 мая. Вот что в ней говорилось: «Настроение
рабочих, отмеченное в предыдущих сводках как удовлетворительное, за
истекший период приняло поворот к худшему. Так, 20 мая американцами были
приспособлены 2 лодки для переправы через реку Томь по протянутому поперек
реки канату. По испытании лодки были оставлены на левом берегу без всякого
надзора, вследствие чего публика, ожидающая переправы, по собственному
почину стала переправляться на этих лодках. По незнанию принципа управления
лодок таковые посредине реки наполнились водою и находящаяся в них публика
была снесена вниз по течению. Количество утонувших не установлено,
предполагается около 30 человек, спасенных и выплывших 4 человека. Этот
случай дал повод массовой агитации против американцев, принимавшей в тот
день угрожающий характер на химзаводе, где стихийными возгласами являлись:
«Вместо 30 мы загоним их 300» и т.д. По делу следствие ведется районной милицией.
Ударник по усилению культфонда и воздушного флота прошел 20-го мая слабо,
добыто за день 16000 пудов угля. Участие шахтеров в ударнике слабоватое. Среди
финнов, прибывших из Америки, наблюдается тяга к выезду из колонии. 19 мая 8
американцев выехали на Центральный рудник Маргруппы по добыче золота. Финны
же имеют тягу в Петроград за границу».
Весьма примечательная деталь: сводки разных организаций часто
дословно дублируют друг друга. Подписи под ними — разные, а текст —
одинаковый. «Прошерстив» новую архивную папку со сводками, произвели
дословное, добуквенное сравнение с текстами чекистских сводок,
опубликованных в третьем томе «Страниц истории города Кемерова», дабы
читателя не утомлять уже опубликованными сведениями, пусть даже под другими
грифами и подписями.
В отличие от сводок, составляемых ответственными лицами,
районного и городского масштаба, комячеечные сводки оригинальны,
безграмотны и потому неповторимы. Двухнедельная сводка горной комячейки (секретарь
Компанеец) за 1-15 июня 1923 г.: «Настроение рабочих среднее. Имеется
недовольство к административному персоналу, как к Елисееву, который якобы
неправильные делает замеры в шахтах, на что даже было подано заявление от
одной артели в райком ВСГ, где была произведена перемерка и заявление
оказалось неправильным».880
Или вот малограмотная трудночитаемая сводка секретаря горной
комячейки Полякова (того самого, которого колонист Шварц бил доской по
голове) за 11 апреля 1923 г. В ней — то, что волновало рабочих-горняков: обвал на
шахте. Правда, пишет об этом Поляков только в связи с паденьем
производительности труда. Сам по себе этот факт райкомовцев вряд ли
заинтересовал бы: «Производительность в течение с прошлого месяца
уменьшилася приблизительно процентов на 15, причина этому следующая: были
праздники, получился небольшой обвал на Центральной шахте и затопление
водой, на несколько время Южной шахты вот самые главные причины, которые
повлияли на производство».881
По сравнению со сводками районного и городского масштаба низовые
комячейки намного чаще и обстоятельнее сообщали о склоках. Хорошим тоном
считалось показать свою принципиальность в борьбе с хозяйственными верхами.
Секретарь горной комячейки Компанеец в сводке за 15-30 июня занят разборками с
неким Елисеевым: «Настроение рабочих удовлетворительное. Большое
недовольство как со стороны беспартийных рабочих, так и коммунистов к
технику Елисееву, даже открыто говорили против него на цеховом горсобрании
Центральной шахты от 28 июня 1923 г., произнося возгласы: в тачке вывезти его бы.
Отношение к РКП хорошее. Пример: состоявшееся на Центральной шахте собрание,
где был выставлен вопрос — отчет о собранных средствах на ясли, что дело
стоит из-за помещения в открытии яслей, то под инициативой членов партии был
вопрос задет по отношению церкви, нельзя ли, мол, ее использовать, где
некоторые из беспартийных яро выступая к ликвидации таковой и используя под
ясли. И подавляющим большинством прошло ликвидировать церковь. Забастовок,
волнений и невыполнений приказов советорганов таковых случаев не было.
Нарекание со стороны горняков есть в ненормальном колебании в зарплате, и
говоря, что на это плохо обращается (внимание) нашими профессиональными
органами. Продовольственное отношение обстоит удовлетворительное,
продукты выдаются без задержки. Состояние шахт в выдаче угля, количества
рабочих и производительности труда следующая: Центральная шахта месячная
выдача с 1по 25 июня с.г. 206580 пуд., в среднем ежедневно 8260 пуд. Рабочих на
Центральной 356 чел., служащих 18, женщин 12 и подростков 1».882
Сообщает Компанеец и статистические данные по другим шахтам,
входящим в АИК. Трудно сказать, насколько это могло заинтересовать райком
РКП, но Компанеец сообщает, между прочим, и о количестве иностранцев, занятых
в шахтах, что может представить интерес для тех, кто хочет себе уяснить,
сколь значительную силу представляли колонисты в чисто «физическом» смысле.
Компанеец пишет: «По Южной шахте общая выдача угля с 1 по 25 июня с.г. 158220 пудов,
ежедневная выдача в среднем 6300 пудов, рабочих 176, служащих 11 чел., женщин 4 чел.,
подростков 2 чел., всего 193 чел. По Владимировской шахте. По выдаче угля
сведений не получено, рабочих 75 чел., служащих 4 чел., женщина 1 чел.,
подростков нет. Итого всех рабочих, служащих, женщин и подростков по
Центральной, Южной и Владимировской шахтах 560 чел., из общего числа 560 чел.
американцев 39 чел.».883
Итак, американцы составляли всего 7 процентов шахтеров Кемрудника.
Негусто. Скорее всего, говорить нужно не о влиянии американцев на
производство в Кемерове, а о разложении деловитости иностранцев под
воздействием русской среды…
Одна из совместных сводок райкома, профсоюза и ГПУ, в которой
также поминаются иностранцы, попалась нам впервые и не вошла в третий том «Страниц
истории», где сводки цитировались особенно подробно. Касается она 7-14 июля 1923
г. Мелькает в ней и имя бывшего директора-распорядителя АИК Гриндлера,
который, судя по документам, находится в колонии последние дни: «Настроение
рабочих удовлетворительное, частичное недовольство горнорабочих
происходит на почве несвоевременного объявления норм сдельных работ, а
также со стороны рабочих замечается враждебное отношение к переходу
исчисления выработки угля в тоннах. Замечается небольшая утечка
квалифицированных рабочих в Донбасс. Жалованье за июнь месяц выдано
своевременно. Вещфонд за июнь месяц заготовлен имеется в Рабкоопе и выдача
такового будет произведена к сроку. Продовольствием за июнь месяц рабочие
удовлетворены полностью, за исключением мяса, которого выдано 1/2 нормы
натурой, а вторая половина будет уплачена деньгами. Конфликт между
рудоуправлением и инженером Гриндлером на почве взаимных рассчетов
разрешился таким образом, что Рудоуправление уплатило полностью согласно
заключенного обязательства между Гриндлером и рудоуправлением, т.е.
жалованье уплачено за 5 месяцев вперед по 150 товарных рублей в месяц,
уплочена стоимость 4-х спальных билетов до Москвы, стоимость провоза 60-ти
пудов багажа до Москвы, стоимость провоза технической библиотеки в 20 пудов,
от компенсации за отпуск Гриндлер добровольно отказался. 12 июля из Америки
прибыла первая группа американцев в числе 35 человек, среди них имеются
специалисты и высококвалифицированные рабочие».
<< Назад Далее>>
|
