|
Страница 15 из 25
«Противоамериканские» настроения.
— Мы уже знаем, что губком специально интересовался
конфликтами в АИКе и запрашивал подчиняющийся ему райком РКП не просто о
положении АИКа, а — о наличии конфликтов в АИКе (документы уже приводились).
Рузумеется, приказания вышестоящих органов должны были немедленно
исполняться. Следуя указаниям из центра, 27 февраля 1923 г. райкомовцы отсылают
в губком секретное письмо: «Отношения в АИК (в Американской индустриальной
колонии) между русскими и американцами рисуются в следующем виде:
неизвестными путями в широкой массе рабочих распространяются темные «противоамериканские»
слухи, заключающиеся в том, что американцы приехали сюда, чтобы разбогатеть,
чтобы в 2-3 года покрыть с большим излишком свои затраты и поэтому при них
можно ожидать покушений на завоевания русского рабочего класса, в частности,
на Кодекс законов о труде (пытаются найти случаи, подтверждающие это), что
американцы захватывают в свои руки все административно-технические посты и
работы, а поэтому все русские с рудников будут уволены, что американцы не
знают русских условий, а поэтому с производством не справятся и их дело
гиблое».
О том, как «разбогатели» колонисты, мы уже знаем. Многим не хватало
даже на билет обратно в Америку, так что пришлось продавать последние
пиджаки… Из письма: «В момент передачи рудников были слухи, что американцы
не возьмут на себя выплату большой задолженности старого рудоуправления.
Большая часть рабочих, вполне хорошо относившихся к американцам, начинает
верить этим слухам и таким образом растет недоверие, непонимание
американцев — начинается уход рабочих с Кемрудника в другие места. Эти
слухи идут в широкую массу рабочих из среды русских спецов и служащих,
которые не хотели, противились передаче рудников американцам, недовольны
этой передачей, ибо привыкли занимать привилегированное положение, а не
работать, как того требуют американцы. Американцами они (служащие) еще
недовольны потому, что при американском управлении штат служащих
сокращается более чем на 50%. Возможно, что в этом случае проводится политика
старых дельцов Копикуза, через своих ставленников, всячески
препятствовавших и препятствующих АИК, добивающихся своих целей.
Подтверждением этому может служить тот факт, что как только почувствовалась
передача рудников, снабжение их из Николаевска уменьшилось, затормозилось,
что, конечно, очень скверное отражается на производстве. И русские спецы,
находящиеся здесь на рудниках, в различных формах проявляют саботаж,
наносящий вред производству, как, например, …на химзаводе русские завы при
передаче американцам похерили задолженность разных лиц Кемруднику, не
преминув, конечно, погреть при этом и свои собственные руки».
Райком, стало быть, видит первопричину ненависти к американцам в
старых спецах, засевших в Новониколаевске, а также в кемеровских конторах.
Поскольку большинство спецов беспартийные, а колонисты — опять же
большинство — выходцы из компартий, райком держит сторону аиковцев. Пока!
Объяснения же межнациональных трений, которые дает райком, кажутся весьма и
весьма упрощенными. Из письма: «То же самое в кладовой Центральной шахты, где
сейчас же после того, как милицией был захвачен кладовщик с похищенными из
кладовой материалами, возник пожар, долженствующий покрыть все счета и все
остатки материалов… В механическом цехе перед передачей не высчитывали, не
брали за разного рода поделки, говоря, что теперь передача американцам и вся
эта плата аннулирована.., на самом складе сено принимается таким и
складывается так, что через 15 дней начинает гореть — отсюда значительный
убыток и удар по конному двору, приходится продавать лошадей, ибо их нечем
кормить и т.д. и т.п. Это только немногие и может быть мелкие случаи, известные
нам. Несомненно, что их гораздо больше и более крупных размеров. Но кроме
того необходимо сказать, что вышеуказанные «противоамериканские» слухи
идут и от некоторых рабочих, недовольных американцами, потому что они
запрещают в мастерских разного рода частные поделки, как, например, в
механическом цехе. Ясное дело, это не по носу таким рабочим, как в
механическом цехе, который за прошлое лето успел отремонтировать
крестьянам 13 жнеек, на чем, конечно, хорошо подработал, и они являются
проводниками разного рода слухов и сами эти слухи выдумывают, а при
вышибании их с рудника, или чувствуя это вышибание, тянут за собой и других
рабочих».
Русские возмущались, что американцы приехали сюда заработать, —
стало быть, все помыслы русских рабочих — о деньгах? И в рабочее время они
озабочены приработками и частным бизнесом, и тогда у кого — «буржуйская
природа»: у иностранцев, которые на первых порах ничего не получали, или у
русских, озабоченных тем, где приработать и что своровать? Из письма: «Бывшее
вначале у рабочих сомнение, что американцы не уплатят из задолженность
старого рудоуправления, теперь не имеет места, ибо задолженность дензнаками
до 1 января уплачена, продовольствием уплачена за январь, вещфондом за
ноябрь и составляются списки на выдачу вещфонда за декабрь. Теперь
возникают сомнения в скорой выплате задолженности дензнаками за январь —
ибо она еще не выплачена. Кроме того, рабочие опасаются, что с концентрацией
производства на Центральной шахте возможно закрытие Южной и Владимировской
шахт — и не все рабочие с этих шахт могут быть приняты на Центральную шахту.
Вводимая на Центральной шахте американская система работы старыми
горняками одобряется. Также отрадное впечатление на рабочих производит
проводимое американцами сокращение штата служащих. В целях противодействия
распространяющимся противоамериканским слухам и освещения положения дел,
на общем собрании рабочих тов. Рутгерс сделал информацию по этому поводу, а
также на закрытом районном собрании членов РКП 26 сего февраля этот вопрос
был подробно освещен».717
Таким образом, Рутгерс старался информировать массы о положении
дел в колонии, показывая себя весьма демократично. Хотя колонисты и
жаловались на его авторитаризм, он редко принимал ответственные решения, не
посовещавшись предварительно со своими кадрами. Сигнал к созыву таковых
подавал сам Рутгерс. Вот, например, подписанное им объявление о созыве
совещания заведующих отделами АИКа от 31 декабря 1923 г.: «На вторник 1-го января
1924 г. в 7 часов вечера в доме приезжих правого берега назначается собрание
всех завотделов и их помощников. Также приглашаются члены ИТС. Повестка:
Бюджетный контроль; Взаимоотношения с Техническим Бюро; Месячные доклады».718
Как собравшиеся понимали друг друга и на каком языке проводилось
совещание (с приглашенными членами ИТС, среди коих немало русских!),
неизвестно. Возможно, руководящие аиковские работники уже подучились
русскому языку, ведь каждой отдельной иностранной секции в АИКе райкомом
предписывалось изучать языки. Таковых секций на начало 1924 г. насчитывалось
несколько. Как явствует из специального акта, датированного 5 января 1924 г., «среди
американцев работа ведется по секциям: английской с двумя отделениями,
финской с тремя отделениями, немецкой, югославской, и литовской, по
программе, выработанной агитотделом райкома».719
Банды. — Начало работы АИКа как
самостоятельного производства по времени совпало с ликвидацией последних
остатков так называемых «банд» на территории уезда. Население еще не
очнулось от ужасов гражданской войны, хотя с ее окончания прошло почти
четыре года. В ведении американцев был рудник имени 25 Октября. Именно близ
этого рудника была замечена «банда», о чем сообщал в райком ответсекретарь
тамошней ячейки: «Сим сообщаю вам, что на руднике 25 Октября и во всем районе,
прилегающем к тайге, объявлено военное положение. Коммунары остаются на
местах. В районе рек Средней, Верхней и Нижней Терсей нашими отрядами
окружена белая банда. Меня штаб 9-ой роты сняли с работы и поручили вести
разведку между пос. Моржидовским и Абдулинским. Дела ячейки я временно сдал
тов. Отдельнову».720
Были ли банды «белыми»? Вряд ли. Скорее всего, бывшие красные
партизанские отряды еще не устали от вольницы и продолжали жить как
привыкли в гражданскую, тем более, пришедшие к власти «красные»,
осчастливившие местное население ужасами продразверстки, симпатий не
вызывали. Впрочем, — колонисты тоже были «красными». И затаив дыхание ждали
сообщений из Америки, где вот-вот должно было состояться переименование
рабочей партии Америки в компартию. 3 мая 1923 г. была получена так называемая «корреспонденция
интернациональной прессы», выпускаемая в Берлине. На русский язык сообщение
рабочей партии Америки, переданное через названную «интернациональную
прессу», перевела колонистка Сара Грунд. В нем говорилось: «Национальная
контора Американской рабочей Партии получила сообщение от Американской
коммунистической партии в следующем виде: Нью-Йорк, 11 апреля 1923 года.
Товарищи, на 3-ем съезде Американской коммунистической партии, который
состоялся в г. Нью-Йорке 7 апреля 1923 г., где присутствовали делегаты со всей
страны, после дискуссии все единогласно решили, что Рабочая Партия, в
которой во главе стоят члены коммунистической партии и которая была
организована Американской Коммунистической партией и под надзором «фракции»
компартии, имеет право быть под именем Коммунистической партии. Но после
всего съезд решил единогласно ликвидировать Американскую коммунистическую
партию, оставляя американскую Рабочую партию, которая уже слитая с
компартией и как единственная организация проводя всю работу и затруднения
принципов компартии Соединенных Штатов. Американская рабочая партия в
случае необходимости имеет право принять имя компартии».721
Трудно сказать, сколько приходилось колонистам платить за «интернациональную
прессу» в Кемерове. Покупка и привозка газет из-за границы обходилась
недешево, но такие газеты в Кемерове почти не появлялись. Приходили лишь
советские и отпечатанные в России на английском, финском и прочих языках.
Была ли бесплатной «интернациональная пресса», вроде процитированного выше
сообщения, — неизвестно. За советские же газеты взималась дань небольшая.
Так, от американской комячейки в мае 1923 г. в райкоме за присылку газет за
октябрь-ноябрь 1922 г. было получено всего 2 рубля 50 копеек.722
Похоже, навязчивая советская пропаганда стоила недорого…
Местная пресса. — Вся жизнь Кузбасса,
и производственная, и общественная, «крутилась» вокруг АИКа. Колония либо
напрямую финансировала общественные нужды, либо оказывала услуги партийным
и прочим идеологическим инстанциям. Например, — не просто содержала местную
прессу, но и продавала по первому требованию червонные банкноты журналистам.
АИК умела быть полезной. Редактор газеты «Работник» Лебедев723 12 мая 1923 г. сообщал райкомовцу Глазкову о своем желании «очервониться»
именно через АИК: «Тов. Глазков! Просьба оказать содействие в получении с
райкома РКП за прель 420 руб. и 140 экземпляров первомайского номера газеты 175
руб. Затем просьба купить в Правлении АИК «Кузбасс» (зав. уфинотделом
говорит, что продают) три банкноты по одному червонцу. Деньги в сумме 905
рублей я посылаю и за райкомом 595, итого 1500 руб., недостающие несколько
десятков рублей будут уплачены по получении банкнот. Затем еще одна просьба
— прислать акт о результатах расследования заметки «Обираловские кабинеты».
Деньги в сумме 905 руб. 23 коп. прилагаю. С приветом, редактор газеты «Работник»
Лебедев (подпись)».723а
Местные газеты, и мы об этом писали не раз, занимались «спецеедством»
и гнобили аиковских спецов. Последним было явно неуютно. Почувствовать себя
неуютно, да еще на чужбине, вдали от родных ландшафтов, — кому же приятно?
Знали ли газетчики или райкомовцы, что такое тоска по родине? И вот
любопытный документ. В Щегловский уком РКП (б) уж каким ветром занесло
уроженца Туркестана, который неоднократно просился отослать его для работы
на родину. И что же? Туркестанцу отказывают. Очевидно, по известному мотиву: «Наш
адрес не дом и не улица, наш адрес Советский Союз». Но если даже «своему»
укомовцу отказывают в возвращении на «малую родину», то что говорить о
чужестранцах-колонистах, которых здесь и вовсе никто не понимает? Подобные
мысли навевает заявление Константина Шеина724 в ЦК
компартии Туркестана от 11 июня 1924 г. В нем говорилось: «Дорогие товарищи!
Начиная с 1920 года я поднимаю вопрос в местных (Уездных и Губернских)
партийных организациях об откомандировании меня в распоряжение ЦК РКП, но
всегда получал один и тот же ответ: «отказать» — или ввиду отсутствия
заместителя, вообще отсутствия работников или по каким-либо другим причинам,
но все время оставляли. Неоднократно посылал заявления и в Сиббюро ЦК РКП, но
последнее всегда направляло заявления на разрешение местных организаций.
Причина же, побуждающая меня писать настоящее заявление и вообще десятки
написанных, — это тяга в Туркестан, где я родился и вырос. Прожив в Ташкенте,
Джетысу, Хиве и в Бухаре — 13 лет меня и по настоящее время тянет туда же. К
тому же местный (сартовский) язык, на котором я читал, писал и говорил,
совершенно свободно в течение 6 лет, начинаю забывать. Подавая настоящее
заявление в ЦК КПТ, я уверен, что ЦК не откажется от запроса Щегловского
Укома об откомандировании меня в ваше распоряжение. Для сведения сообщаю,
что в РКП состою с 1920 г., с какого времени занимал должности: пом. увоенкома,
зав. уполитпросветом, зав. агитотделом Укома РКП, инструктор УИКа, зав.
отделом управления уисполкома, секретарем укома РКСМ, секретарем
образцового волкома РКП и в данный момент информатор — член укома РКП».
С 1920 г. Шеин рвется на родину — и все безрезультатно. Подумалось:
если бы аиковцы действовали так же, как и Шеин, они не выбрались бы из
Кузбасса вовек. Партийность была своеобразной ловушкой, привязывающей
коммуниста к местному райкому или укому. Не освободившись от партийных пут,
покинуть пределы района было практически невозможно. Далее Шеин в своей
исповеди сообщает: «Родился в 101 г., кончил в Ташкенте Торговую школу (городскую)
и два класса средне-технического строительного училища. Из Ташкента выехал
в Сибирь в декабре 1917 года, где до 1920 г. занимался сельским хозяйством и
работал на каменно-угольном руднике шахтером и десятником. Кроме того, отец
— член РКП, работает в настоящее время в Ташкенте в ж.д. мастерских, а также и
брат. В силу указанных причин я прошу вторично ЦК КПТ сделать запрос о моем
откомандировании. Думаю, что при запросе особенных возражений со стороны
укома и губкома не будет. В случае положительного решения ЦК прошу об этом
меня поставить в известность по адресу: город Щегловск, Томской губернии,
Уком РКП (б)».725
Душевнобольные и умственно отсталые. — Американцы,
приехав в Щегловск, встретились здесь со множеством умственно ущербных
людей. Иные партработники не знали не только арифметических действий, но
даже и писать-то по большей части не умели. Доказательство тому — их
выступления и столь же невразумительные, записанные от руки протоколы,
очевидно, такими же малоразвитыми людьми. Косноязычность есть признак
косномыслия, что немало нас удивляло при просмотре протоколов и заявлений,
именно написанных от руки, — а они в фонде преобладают, — ибо при машинописи
машинистка нередко в состоянии «причесать» специфическую «прозу»
начальственных лиц.
Но самое опасное было в другом. Создается впечатление, судя по
действиям и выступлениям, что многие из них были психически неуравновешенны,
возможно вследствие совсем недавно отбушевавшей войны, несомненно
повлиявшей на психику населения. Думается также, что разделять уверенность
Ленина в победе коммунизма и близкой «всемирной пролетарской революции» не
смог бы человек с абсолютно трезвым рассудком.
Были среди Щегловских партруководителей и просто лица
душевнобольные и впадающие в тихое помешательство. К таковым относился
секретарь комячейки химзавода Василий Алексеевич Федякин. В своем письме,
направленном в райком, от 22 декабря 1923 г., он сам признается, что болен
психически: «Просьба моя к райкому освободить меня от должности секретаря
ячейки, так как таковую вести я не в силах, мотивы следующие: 1) Моя работа
протекает не вполне в нормальное время, ввиду чего я и не могу уделить
нормальных часов для ведения партийной работы, что является большим
тормозом. 2) Я страдаю хроническим катаром желудка и в связи с этой болезнью и
переутомленностью чувствую полный упадок сил, взятое все вместе, сильно
влияет, особенно последнее время, на нервы, иногда доходит до того, что во
время работы вхожу в какое-то забытье и растерянность или как бы сказать в
тихое помешательство, при таком состоянии я в партийной работе пользы
принести, конечно, не могу, кроме вреда и кроме того подорвет окончательно
мое здоровье, каковым я и так не располагаю, ввиду всего вышеизложенного
прошу райком меня освободить, если же райком сомневается в словах члена РКП,
то пусть назначает комиссию врача о состоянии моего здоровья, в чем и
расписываюсь».726
Мы знаем, что иностранцы поднимали химзавод. Но то, что им
приходилось отчитываться перед психически неуравновешенным человеком (более
того, отважившимся в этом признаться) — это, наверное, превосходило все их
ожидания. И притом, что райком поставил на своем заседании вопрос о замене
Фидякина (выдвигалась на его место кандидатура Истлентьева), все равно — в
самые ответственные моменты строительства химзавода Рутгерсу приходилось
иметь дело с химзаводскими коммунистами, которые руководились и
направлялись психически ущербным человеком. Впрочем, — разве вся страна
тогда не напоминала остров безумных?
А ведь от руководящих щегловских партийцев зависело благополучие
и внутренний мир и покой каждого отдельного колониста. Но не только от
Федякина, который «впадал в тихое помешательство», как сам и признавался.
Многое зависело, например, от партследователя Ефремова, которому
приходилось разбирать персональные дела колонистов. И кто мог поручиться за
его психическую полноценность, если он патологически дотошно разбирает
личное дело колониста Шварца, который в приступе ненависти к поросенку
соседа Полякова избивает последнего в ночное время доской по голове? К тому
же, — не послужило ли причиной назначения Ефремова на его ответственную
должность уверенность вышестоящего райкомовца Тихомирова в достаточной «толстокожести»
и способности Ефремова смотреть на возникающие конфликты между колонистами
не с точки зрения морали, а как велит партийный закон?
Конечно, ничего похожего в письме Тихомирова к Ефремову с
поздравлениями по случаю вступления в должность от 19 июля 1923 г. не
содержится (а только лишь подразумевается): «Товарищу Ефремову. Сообщаю, что
постановлением президиума райкома РКП вы назначены партследователем нашей
парторганизации. На вашей обязанности будет лежать по поручению райкома
расследовать разного рода трения, недоразумения между членами партии и о
результатах расследования докладывать президиуму».727
Какого рода «трения» приходилось расследовать Ефремову? Приводим
в качестве примера хотя бы дело по доносу коммуниста Елизара Горькова на
коммуниста Семена Тихонова. Горьков обвинял Тихонова в том, что тот окрестил
ребенка. Подумать только, — это ли не преступление! Как смотрели на это
колонисты? По всякому. Дело в том, что во многих компартиях веровать не
запрещалось. Но в России и этот вопрос доведен в 20-е годы до крайности. Из
заявления Горькова в райком от 20 августа 1923 г.: «Довожу вас до сведения, что
член коммунистической партии Тихонов Семен 10 августа 1923 г. окрестил своего
младенца у священника города Щегловска, каково недопустимо со стороны
коммуниста таковые явления, что коммунист веровал в религию, и поэтому прошу
таковому сделать замечания, что и довожу вас до сведения».728
Запретив коммунистам веровать, партия вырывала тем самым из их
душ все положительное, связанное с церковными заветами: сострадание, любовь
к ближнему, запрет на убийства, воровство, прелюбодеяние. Самые гнусные
преступления, даже убийства, оправдывались, если служили целям революции.
РКП воспитывала ненависть к «классовым врагам», церковь — уважение
человека к человеку. Не случайно более всего в Щегловске той поры занимались
благотворительностью беспартийные или все те же колонисты (среди коих опять
же половина — не члены РКП). Очередное подтверждение находим в письме и.о.
начальника милиции Малаховского в «Комиссию беспризорного ребенка» при
райкоме РКП от 13 августа 1923 г.: «При сем препровождаю 200 рублей (двести руб.)
выпуска 1923 г., пожертвованных в пользу беспризорного ребенка гражданином
Кемеровского рудника Бонифатьевым».729
Никаких благодарностей в адрес Бонифатьева райком, конечно, не
высказал. Поскольку тот — беспартийный. Да и партия — это не церковь, слезы
умиления по поводу денежной помощи безвестного Бонифатьева никто проливать
не собирался…
Стукач Авдеев. — Как уже было сказано,
щегловчане — люди нервные. После гражданской войны прошло четыре года, но
при любом удобном случае они все равно хватаются за огнестрельное оружие,
как чеченцы — за ножи. «Огнестрельные страсти» возникали даже между мужем и
женой. И, коли даже родственники не могли быть гарантированы, что не станут
объектом маниакальных посягновений от «дражайшей половины», то что же
должны были чувствовать иностранцы. Они-то уж и вовсе — чуждые, непохожие,
непонятные в озлобленном и одичавшем от недавних военных перипетий
маленьком Щегловске… В семье коммуниста и стукача Авдеева (того самого,
который «заложил» в райкоме тех рабочих, что пытались сорвать голосование
по списку, предложенному комячейкой на выборах профсоюзных делегатов)
понятия о любви были своеобычные. Жена попыталась пристрелить мужа (и не за
то ли, что — стукач?), а стукач настучал на жену в райком. Возникло следствие.
Стукач «заложил» свою жену и перед партследователем, и хотя жена
оправдывалась, что не виновата, веры ей — нет, поскольку муж ее коммунист, и
его слово авторитетней. Из записки партследователя Артамонова в райком от 6
сентября 1923 г.: «На ваше отношение от 4 сентября 1923 г. за № 24/с по делу Авдеева
произвести следствие. Первый опрос Авдеева П. Товарищ Авдеев показал, что 4
сентября утром в 8 с половиной с женой поругался в квартире, затем вышел в
огород, чтоб сорвать помидоров, и когда вернулся в квартиру, то увидел у жены
револьвер наган в руках и на ее слова возражать больше не стал и никогда не
думал, чтобы она стала стрелять, но у ней хватило дури произвести выстрел по
направлению ко мне и пуля попала в косяк, где я сидел на стуле, о намерении ее
не могу сказать. Опрос Авдеевой О. показывает, что будто ее муж взял
револьвер для чистки такового, я подошла к нему и схватила револьвер, за
курок нагана, и вдруг произошел выстрел».730
Кому веры больше — жене или мужу? И можно ли доверять мужу, коли
тот в своих доносах так профессионального подставлял честных людей? Так,
может, «подставил» и собственную жену? Чтобы ее судили за попытку убийства
коммуниста? Душа стукача — потемки, скажем мы, перефразируя известную
пословицу…
Стадо. — Впрочем, были ли похожи
колонисты на послушное стадо, которое идет за безумным вожаком вроде
Федякина? Казалось бы, среди колонистов было достаточно трезвомыслящих и
имеющих свое собственное мнение, если судить по исповедям, опубликованным в
первой книге «Страниц истории города Кемерова». Однако существуют и
документы противоположной направленности. Например, 2 сентября 1923 г.
аиковские финны предлагали Центральному Бюро финских организаций не
отзывать в свое распоряжение финна Рантанена, поскольку это грозило «полным
развалом и тупиком». Стало быть, финны нуждались в вожде и без оного
чувствовали себя неуверенно, в чем они сами признаются в письме,
направленном в ЦБ финских организаций РКП за подписями Сальманена и Нумми: «Так
как товарищ Рантанен отозван в Москву и нам неизвестно, приедет ли он сюда
обратно и когда, мы заметим, что он во время его короткого пребывания здесь
успел сделать много, но здесь еще многие вопросы требуют выяснения теперь в
настоящее время и продолжительно проявляется новые. Благодаря
вышеупомянутому мы обращаемся к ЦБ с желанием, чтобы он остался здесь. В
противном случае, мы опять будем в том же тупике, как и раньше, благодаря чему
произошлись печатлетные (печальные, — очевидно? — авт.) следствия».731
Приезд Рантанена в Кемерово имел вполне определенную цель. Часть
финнов, еще не вернувшаяся на родину, собралась уехать в другие места
Советской России на работу, в частности, на станцию Буй. К осени 1923 г. часть
финских колонистов уже была в Буе. Приезд Рантанена приостановил отъезды
финнов в Буй (очевидно, Рантанен умел уговаривать). Более того, были приняты
меры к заманиваю финнов, уехавших в Буй, обратно в Щегловск. Таким образом,
благодаря усилиям Рантанена удалось приостановить бегство финских
колонистов из АИК. Обо всем этом читаем в резолюции собрания финской секции
американской ячейки РКП от 30 июля 1923 г., подписанной председателем О. Лехто и
секретарем Е. Айролой: «Так как высшие партийные органы видели, что в
отношении к производству финской группе более целесообразно оставаться в
Кемерове и благодаря этому выезд группы из Кемерово остановился. Так
возникается опрос о товарищах, уехавших в Буй и ихнем положении, которое за
то, что наш выезд был прекращен, очень трудное. Поэтому попутно словам,
высказанным разными парторганами или ихними представителями, мы разрешаем,
что товарищи, приехавшие в Буй, будут призваны обратно и дальше, что им будут
сданы полные права колонистов, также платить расходы на дорогу».
Очевидно, Рантанен сумел убедить Рутгерса не проводить
антифинской политики (помнится, Рутгерс писал в Нью-Йорк, чтобы оттуда
больше не присылали финнов). ЦБ финнов все-таки считалось центральным
партийным органом, и шутки с ним были плохи, так что Рутгерс уступил, и даже
согласился оплатить расходы колонистов на переезд, и тем самым признал
открыто свою ошибку. Окончание резолюции содержит некие «Обоснования». В
них говорится: «Так как имеются причины, которые предпочитали ихний выезд, и
что мы как члены партии тоже не видели другого выхода из положения, то мы за
ихний выезд также ответственны как и уехавшие, которым за приостановление
нашего выезда пришлось бы терпеть следствия и так наша солидарность
осталось бы только «фразой», дальше все уехавшие рабочие квалифированы и их
здесь не хватает».732
На резолюции финского собрания райкомовец Тихомиров поставил
визу: «Переговорить с Рутгерсом, чтобы он их успокоил». «Их» — это финнов. Но
о том, как «успокаивает» финнов Рутгерс, мы уже наслышаны: ведь это он, как
уже было сказано, писал в Нью-Йорк и требовал, чтобы финнов в Кузбасс больше
не посылали. Странное «спокойствие»…
Может показаться, что разрешение или не разрешение на выезд (или
въезд) из Кузбасса — вопрос второстепенный, и почему, де, копья ломаются и
столько сочиняется писанины по поводу желания или нежелания иностранцев
жить в Кузбассе. Однако вот пример: рядовой аиковец, русский, некто В. П.
Поплаухин, член партии, хочет провести свой законный отпуск в Костромской
губернии у родных. И берет для этого разрешение не только у Рутгерса лично,
но и у райкома РКП. Но если даже для своего, российского, гражданина —
столько сложностей с оформлением выезда, то что же говорить об иностранцах…
Из заявления Поплаухина в райком от 13 октября 1923 г.: «Желая повидаться с
родными и определить оставшийся там багаж ввиде домашних вещей, по
назначению, или взять его сюда, а самое главное немного использовать отпуск
и для отдыха, который мне разрешен тов. Рутгерсом на 1 месяц, прошу Вашего
согласия с выездом в деревню Фиретово Тоншаевской волости Ветлужского
уезда Костромской губернии, обещаюсь вернуться к сроку. Выезд в среду 17
октября, заместителем останется тов. Тобин. Остаюсь в ожидании Вашего
удовлетворительного ответа».733 Создается
впечатление, что в Щегловске господствует климат тотальной
военизированности, а вернее, — партийной закрепощенности…
Призывы о помощи. — Были ли такие
вопросы, которые находились в компетенции АИК, но разрешить их мог только
райком? Иными словами — расписывался ли когда-нибудь Рутгерс в своем
бессилии? Расписывался. Особенно в кадровых делах. Ибо если подчиненный ему
спец или начальник подразделения — коммунист, его нельзя уволить без
санкции райкома. А кадры у Рутгерса были — всему округу на удивленье. Вот
завхоз больницы Кутулаев, который в пьяном виде пугает больных по ночам.
Больница подчиняется рудоуправлению АИК, но уволить Кутулаева Рутгерс не
может, и до тех пор, пока не будет санкции райкома, Кутулаев, стало быть, будет
продолжать играть с больными в «страшилки». 15 октября 1923 г. зав. больницей
Дринчуков (фамилия неразборчива, за правильность написания не ручаемся,
может быть, Дрисчуков?) писал в рудоуправление АИКа: «Сообщаю, что ночью на 15
октября с.г. во вверенную мне больницу явились в нетрезвом виде завхоз
больницы тов. Кутулаев и дезинфектор Мусагитов, напугав больных. Сообщая об
этом, нахожу их поступок недопустимым и прошу зависящих распоряжений».734
Рудоуправление Кутулаева рассчитать не может и переправляет
письмо в райком, и именно райкому надлежало установить, насколько
устрашающе для больных вел себя коммунист Кутулаев. Рутгерс, стало быть, не
мог рассчитать даже завхоза больницы! А что уж говорить о более
ответственных должностях. Инспектор Труда Благодатский, например, очень
досаждал Рутгерсу, и занимался назначением и снятием специалистов с
должностей, вмешиваясь в кадровую политику АИК. И Рутгерс не в состоянии был
урезонить слишком инициативного Благодатского, о чем заместитель Рутгерса
17 октября 1923 г. сообщил секретарю райкома РКП: «Ввиду того, что Благодатский
без всякого предупреждения Правления АИК вмешивается непосредственно в
дела: снимает и удаляет людей, переводимых нами из Порывайки, в последнее
время имели место 3 случая, прошу Вашего содействия в урегулировании этого
вопроса».735
Помог ли райком РКП? Возможно, помог, хотя порядка среди
коммунистов было еще меньше, чем среди хозяйственников. Кадры, которые
направлялись на производство райкомом, были не только некомпетентными, но и
недисциплинированными. Единоначалие на производстве означало в случае его
нарушения неминуемое увольнение с работы (при согласии райкома, конечно). В
партийной же иерархии «все свои», поэтому нарушение партийной дисциплины не
всегда вело к наказанию. Секретарь милицейской ячейки Малаховский, например,
сообщал в райком 23 октября 1923 г., что собрание милиционеров-коммунистов не
состоялось ввиду административных взысканий, которым была подвергнута
часть щегловских «стражей порядка», что означало только одно: порядка не
было. И за отсутствие такового партийного наказания не последовало. Просто
секретарю комячейки предложили объясниться в райкоме, что он и сделал: «Сим
сообщаю, что должно состоявшегося собрания ячейки 22 сего октября не
состоялось. Причиной этого служит нижеследующее: 1) Подвергнуты наказанию в
административном порядке т.т. Горьков и Пипкин736 начальником
Щегловской Умилиции, каковые вооружились против тов. Мальцева за якобы
незаконное их наказание. 2) Перевод из взводных в младшие милиционеры тов.
Ванберга и Новоселова, а вместо их назначен т. Коврыгин и некий беспартийный
Горшков. 3) Среди беспартийных милиционеров наблюдалось недовольство в
отношении Фомина, что таковой назначен помощником начальника милиции как не
соответствующий своему назначению. Эти три причины сгущивают атмосферу… в
отношении к партобязанности, т.к. таковые якобы не видят никакого
разграничения между партийными и беспартийными и никакой защиты и
преимущества над беспартийными».737
Характерно, что милиционеры-партийцы жалуются на отсутствие
привилегий перед беспартийными. Очевидно, подобные чувства испытывали и
партийные колонисты, ибо думали, что, приехав в Кузбасс, будут причислены к
партийной советской элите. Может быть, именно поэтому беспартийные
колонисты часто бойкотировали на общих собраниях мнение партийных аиковцев,
потому что не могли не чувствовать, как «сознательная» часть колонии,
вдохновленная лозунгами из советских газет, отделяется от беспартийного
большинства, и образом действий, и моралью. О том, как именно выглядела «мораль»
таких коммунистов, мы уже писали.
Очередной пример находим в письме милиционера Вайнбергера (родом
из Австро-Венгрии) в райком РКП (б), в котором он жалуется на своего
непосредственного начальника Мальцева: «Прошу вашего разрешения, — пишет
Вайнбергер 22 октября 1923 г., — меня уволить или перевести на другую работу с
рядом милиции, так как я, прослужа 17 месяцев, исполнял свои обязанности, как
полагается коммунисту, прослужа у товарища Машковского целый год и у
товарища Малаховского замечаний за мной не было. Только товарищу Мальцеву
стал плохой не знаю чем.., а потому я у товарища Мальцева больше служить не
могу, раз на меня надежи нету, тогда не стоит служить. Как поступил тов.
Мальцев, получается в милиции большой ропот со стороны милиционеров, как
меня и тов. Новоселова сместил тов. Мальцев с должности, не знаем причину,
если тов. Мальцев смещает с должности, должен сказать причину».738
Смертоубийственные эмоции. — В общем, —
склоки, склоки и еще раз склоки… Создается впечатление, что среди
щегловских коммунистов эмоции накалялись настолько, что они не
останавливались даже перед угрозой убийства. Мы уже приводили случай, когда
колонист Шварц избил доской по голове коммуниста Полякова. Но — откуда
столько ненависти в Шварце? Вряд ли он ее набрался за границей — пора
гражданских войн на Западе уже давно минула. А вот в Щегловске «смертоубийственные
эмоции» были делом обыденным, являя пример для подражания колонистам. Об
этом можем судить хотя бы по письму члена партии (подпись неразборчива) от 8
сентября 1923 г. в райком, в котором он сообщает о желании собственной жены «пустить
его на мясо», иными словами — убить, а может, и сделать из него пельмени. Вряд
ли кому в Америке пришло бы в голову делать из собственной жены или мужа
фрикадели. Такое было возможно только в голодном и потому озлобленном
Кузбассе и подобных ему регионах. Из заявления испуганного коммуниста: «Во-первых
я как член партии, должен заявить о нижеследующем. У нас с женой идет разбор и
ревность. Я признаюсь, что я жить с женой больше не могу ввиду того, что моя
жена дала честное слово, что она наделает мясо. В нашей жизни был уже случай.
В понедельник вышли с собрания и она кидалась с железкой в руках на одну
женщину и ее задержали… и это дело может подтвердить тов. Терехин, он шел с
нами вместе. Я не желаю в таком расколе больше жить и прошу убедительно
райком, как наш прямой орган, мою жену как члена партии уговорить и нам дать
результат развестись, я все ей отдам, кроме своей одежды и буду сына кормить.
Но еще раз даю честное слово, что дальше жить не могу с женой и иметь такой
позор через жену. В данное время программа говорит жить начали, а не под
гнетом, и я как член партии не хочу этого, чтобы сделать как убийство между
собой. Прошу не оставить моего заявления без последствия».739
Тайный грех стукача. — Грехи щегловских
коммунистов отнюдь не ограничивались заявлениями о готовности сделать из
собственной жены (или мужа) «мясо». Если жертва недостаточно идейна, то грех
душегубства могут в райкоме и простить. Ибо нарушение заповеди «не убий» с
точки зрения партийной этики еще не преступление. Хотя в этических
представлениях той поры разобраться непросто (а уж чужеродцам, колонистам, и
подавно). Взять пример стукача Авдеева, профсоюзника, известного по доносу
на тех, кто пытался сорвать выборы на профконференцию по списку коммунистов.
В одном лице мы видим и ревностного исполнителя воли партии и одновременно
— нарушителя партэтики, поскольку Авдеев любил побаловаться выпивкой. А
выпивка для партийцев страшна не сама по себе, а тем, что во время застолий
коммунист может раскрыть партийные секреты беспартийным собутыльникам —
те самые, о которых сообщалось в «тайных» письмах и доносах. А посему —
наказать Авдеева. Его вызывают в общий отдел райкома «для выяснения»
обстоятельств, изложенных в рапорте Дежурного милиционера 1-го района
Ковригина. Рапорт же представлял собой некое подобие официального доноса «по
инстанциям»: «Довожу до вашего сведения, в мое дежурство на 7 ноября 1923 г. в
день празднования октябрьской революции было принято заявление от
гражданина Ларионовой (опять донос! — авт.), которая заявила, что в районе
Кемрудника, барак 79, квартира Юдинцева, было пьянство. Мной были приняты меры,
оказалось нижеследующее, что у гражданина Юдинцева были гости, был Авдеев,
член райкома ВСГ, окромя Авдеева было еще три человека, гр. Юдинцев сознался,
что пива было преподнесено гостям в честь годовщины октябрьской революции
стакана по четыре».740
Словом, колонистам, очутившимся в Кузбассе, нужно было умело
балансировать между дозволенным и недозволенным. Пить считалось пристойным
только среди «своих» партийных. Авдеев пил с Юдинцевым, который в рапорте
обозначен как «гражданин», следовательно — беспартийный. И, по возможности,
нужно было писать как можно больше «сообщений» по инстанциям…
Юбилей революции. — Напомним, что
развеселый вечер, за который досталось профсоюзнику Авдееву, происходил в
дни торжества по случаю годовщины революции. В ее праздновании американцы
также принимали участие, если верить специальному выпуску еженедельной
стенной газеты рабочего клуба химзавода «Рабочее утро», отпечатанному на
пишущей машинке. Из номера узнаем, что 5 ноября в 6 часов вечера состоялось
общее собрание организаций РКП, РКСМ и профсоюза. С докладами выступали
коммунисты Черных («Шесть лет советской власти») и Тихомиров («Положение
Германии»). На следующий день в 4 часа в рабклубе Кемрудника, и в 6 часов на
химзаводе, и в американском коммунальном доме «устраиваются вечера
воспоминаний, на которых выступают участники Октябрьской революции».
Воспоминания разбавляются «концертными отделениями по программам рабклуба».
Ответственными за вечера назначены: на Кемруднике — Компанеец, на химзаводе
— Бобров, в американском коммунальном доме — финн-колонист Тикка. Во всех
школах с детьми проводятся беседы, посвященные шестилетию советской власти.
То же самое происходит и в подшефных деревнях, с приглашением крестьян на
Кемрудник и химзавод. Все это — 6 ноября. На следующий день к 9 часам утра
члены профсоюзов собираются по цехам: на Центральной шахте в
раскомандировочной, то же самое — на Владимировской и Южной шахтах.
Отдельно собираются представители механического, хозяйственного и
строительного отделов АИКа (в столярной мастерской). Служащие главной
конторы АИКа собирались в своей конторе. Работники Рабкоопа и больницы
собрались в Правлении рабкоопа. Школьникам подлежало появиться со
знаменами на Южной шахте, туда же прибывают конная милиция и пожарники в
форме. «Оркестр духовой музыки» (был такой в Щегловске) с трубами и
барабанами также появится на Южной шахте.
|
|
|
А
ведь обманули...
|
На местах сбора народ толпится около часа — в ожидании. В 10 часов
утра открывается митинг, на котором выступают представители РКП, РКСМ,
Женотдела, Работники просвещения, а также иностранцы — по одному
представителю говорящих на английском, немецком, финском, литовском,
югославянском языках. После чего предоставили слово татарину. Помитинговав
и послушав диковинную иностранную речь, участники демонстрации
направляются к Нардому, откуда «организованно расходятся».
В 1 час дня в Нардоме Кемрудника для детей устраиваются спектакли,
а в 3 часа в американской столовой детей кормят. Напротив американского
коммунального дома в 12 часов устраиваются спортивные выступления и
состязания. В 9 вечера в Нардоме дают спектакль для взрослых. Билеты (очевидно,
бесплатные) распространяются через профсоюзных уполномоченных. В 8 часов
вечера в американском коммунальном доме — вечер-концерт. На следующий день
в 8 часов вечера в Нардоме поставлен спектакль на татарском языке.
На химзаводе демонстрация проводилась совместно с щегловскими
городскими организациями, а 6 ноября на территории химзавода был вечер
воспоминаний в рабклубе и спектакль. 7 ноября там же — детский спектакль,
после чего следовало угощение детей в американской столовой. Все
праздничные мероприятия согласовывались с райкомом, а ответственным за
проведение демонстрации был милицейский функционер Малаховский.
В упомянутой рукописной газете, как и полагается, — нечто вроде
передовицы, посвященной шестилетию советской власти. Написал ее П. Родин.
Вот что в ней говорилось: «Прошло шесть лет с тех пор, как в ночь на 25 октября
1917 года грянул гром социальной революции. Завилось обагренное кровью
рабочих и крестьян России красное знамя владыки мира и труда над
Петроградом. Рабочий и крестьянин России после векового рабства сбросил с
себя ржавые цепи гнета и насилия, стал наконец свободным, полноправным
гражданином. Мощной трудовой рукой он разрушил окончательно все созидания
старого мира, тьмы и невежества, мира произвола, лжи и насилия над
человечеством, над трудом созидателя. Старый мир, мир прогнивший до
основания, рухнул и рассыпался от удара новой выросшей силы, силы рабочих и
крестьян, подлинных проводников грядущего нового мира, мира подлинной
цивилизации и культуры, мира братства и объединения всех грядущих поколений
человечества в единое царство ТРУДА. 25 октября (7 ноября нового стиля) 1917 года
рабочий и крестьянин России создал свою рабоче-крестьянскую власть, власть
Советов, и взял управление страной и народным хозяйством в свои руки. 25
Октября 1917 года история возложила на советскую власть трудную и
ответственную задачу спасти трудовой народ от порабощения их капиталистами
и помещиками, закрепить завоевания революции. Спасти Россию от
экономической кабалы мирового капитала, поручило стоять на страже
освобождения всех порабощенных и угнетенных народов мира. И все это
советская власть приняла. Труден и тенист был ее путь. В течение пяти лет
рабоче-крестьянская советская власть окружилась множеством врагов: блокада
мирового капитала, интервенция, разруха, измены, саботаж, голод, эпидемии.
Все это составляло темную грозную тучу верных сил, которые вызывали на
жестокую борьбу, на бесчисленные жертвы. Силы рабочих и крестьян были
распылены, средства страны расхищены и эта обстановка тяжело отражалась на
жизни советской власти».
Как видим, пафоса предостаточно, преимущественно по поводу «бесчисленных
жертв пролетариата». Увы, П. Родин ничего не сообщает о жертвах пролетариев-люмпенов,
а также партизан в Кузбассе, как во время гражданской войны, так и сразу
после нее.
О жертвах же 1937-го года П. Родин еще не ведает, и пафос его сравним
разве что с подъемом, который испытывали американцы перед приездом в
Кузбасс. Их иллюзии, однако, вскоре развеялись. Тогда как Родин и иже с ним,
похоже, постоянно находились в эйфории по поводу грядущей «победы мировой
революции». «Но рабочие и крестьяне, — продолжает Родин, — руководимые
своею властью, руководимые коммунистической партией, сумели выполнить
возложенную на них историей задачу, сумели дать должный отпор всем своим
врагам. На шестом году революции советская власть, как политически, так и
экономически, крепнет. Распыленные силы рабочих и крестьян объединяются, и
теперь от Балтийского моря до Тихого океана, от Черного моря до Северного
Ледовитого океана создалась единая сила трудящихся — Союз Советских
Социалистических Республик под единым красным знаменем труда. Гром
социалистической революции, раздавшийся шесть лет назад, прокатился до всех
уголков земного шара и подхвачен миллионами трудящихся. Шесть лет русской
революции наглядно убедили весь мир, что только советская власть способна
вывести человечество на честный мировой путь жизни, что только рабочий и
крестьянин сумеет построить новую хозяйственную жизнь, вывести страну из
состояния нищеты, голода и невежества. Об этом знают все ее враги».
Подумалось: насколько спасительны были в ту пору словеса об
эфемерных «идеалах коммунизма»! Нищета и голод, о которых вещал Родин, будут
сопутствовать россиянам весь период советской истории, ибо никакими «идеалами»
страну не накормишь. Вся статья Родина поражает сегодня выспренным
суесловием: «Накануне седьмого года октябрьской революции, — вещает он, —
рабочие и крестьяне всего мира группируют все свои силы для окончательного
и решительного боя, о чем нам свидетельствует организовавшийся на днях
всемирный крестьянский совет. Недалек тот час, когда мировая сила армии
труда единым ударом покончит с мировыми шакалами. И пусть помнят мировые
хищники, мировые акулы и их лакеи социалисты разных мастей, что как бы ни
жестоко они истязали трудящихся, но в день седьмой годовщины Октябрьской
революции восторжествует власть труда в Европе и красное знамя, обагренное
кровью рабочих и крестьян, будет гордо реять над новым социалистическим
миром Европы».741
|
|
|
Церковь
били- били, пока не добили...
|
В той же рукописной газете Родин выступил со статьей «На пути к
европейскому Советскому Союзу», где опять — про «мировых акул», «мировых
хищников» и «мировых империалистических разбойников». Содержание статьи
такое же «нулевое», так что пересказывать ее не будем. Поражает только
зомбированность автора: он, мол, и многих других сумеет уверить, что через
год — всего один год! — всеобщая разруха революции охватит весь мир!
Гораздо примечательнее приведенный в этой газете материал
секретаря комячейки В. А. Федякина. Того самого Федякина, который, как мы
помним, в письменном виде признавался, что был душевнобольным и психически
неполноценным. Федякин выступил со статьей, в которой всячески гнобит
замечательного инженера И. И. Лоханского, бывшего управляющего химзаводом и
горячего поклонника театра. Статья, на наш взгляд, говорит об умственной
ущербности Федякина: «Годовщина существования рабочего клуба на химзаводе
как раз совпадает с шестой годовщиной октябрьском революции. Много пережито
разных невзгод и препятствий клубом за этот год. Немало пережито и до его
окончательного оформления теми рабочими, которые хотели что-то сделать,
создать свое родное, рабочее. До открытия клуба, т.е. до 7-го ноября 1922 года, на
химзаводе из рабочих было маленькое культурно-просветительное ядро,
которое существовало под разными названиями и последнее время называлось
пролеткультом. В нем было всего двадцать или немного побольше членов и
главным образом любителей сцены. Этому мало кто помогал, а препятствий
творилось как следует, особенно со стороны существующего еще на химзаводе
кружка любителей сцены из служащих во главе с бывшим управляющим завода
Лоханским. С этим последним кружок рабочих несколько раз пытался
соединиться и повести совместную работу, но от этого получилось лишь
разложение, т.к. служащие смотрели на рабочего свысока, кичились своими
знаниями (довольно сомнительными) и старались быть руководителями,
руководство их же шло вразрез с психологией рабочего и поэтому рабочим
приходилось вести борьбу».
Итак, — «рабочие» боролись с Лоханским и его просветительскими
усилиями, на ниве драматического искусства, «борьба» умело направлялась
психически нездоровым секретарем комячейки химзавода Федякиным. Федякин
констатирует, что «рабочие» победили Лоханского. Победило невежество. «Эта
борьба, — сообщает Федякин, — в конце концов кончилась победой рабочих,
которые своими силами культурно-просветительскую работу расширили, создав
теперешний рабклуб. Первое время рабочий клуб имел только драматический
кружок, а в течение года дело настолько двинуто вперед, что к настоящему
времени мы имеем еще несколько кружков и секций. Которые работают
значительно продуктивнее. Имеются, например, общественно-политическая
секция, которая включает кружки по изучению профдвижения, по изучению
английского языка, по изучению американцами русского языка, по изучению
электротехники и изданию газеты. Затем имеется секция изящных искусств,
включающая кружки: драматический, музыкальный и художественный. Для
организации всего этого, ясно, нужно время, и нужна энергия, и нужно терпение.
Все это нашлось у рабочих, как и всегда, твердых и всегда в своих решениях и
намерениях. Честь им и слава. В следующем году нашему рабочему клубу следует
пожелать дальнейшего развития».742
Были ли интересны иностранцам происходящие изменения на ниве
культуры? Конечно. Рутгерс, как мы уже писали, не был чужд культуры и
интересовался театром, и балетом. Нравился ли ему кемеровский «театр»?
Наверное, не нравился. Иначе не организовывал бы среди колонистов
собственные театральные номера, удовлетворившись лишь «рабоче-крестьянскими»,
которые с подачи Федякиных вытеснили труппу Лоханского. Кстати, в той же
газете есть еще одна статья умственно ущербного секретаря ячейки Федякина.
Теперь объект для его нападок уж не Лоханский, а — «религиозный дурман».
Полагаем, что колонистам статья Федякина была интересна: ведь они-то веру в
бога тоже променяли на веру в коммунизм. «Мне, рабочему, — пишет Федякин, —
всегда интересно было читать в газете в печати о том, что как в некоторых
деревнях нашей советской республики закрывались церкви, а помещение
передавалось под культурно-просветительную работу учреждения. И в то же
время печально было слышать звон здесь в рабочем районе, где масса считается
более сознательной, более развитой и поэтому каждый такой звон болью
отзывается в моей душе. И вот только в шестой годовщине Октябрьской
революции не стало слышно этого звона, к этому призыву в поповскую
мастерскую верующих. Только в шестой годовщине наши рабочие Кемеровского
рудника закрыли место одурманивания попами темных масс, закрыли поповскую
лавочку и освободили зря занимаемые помещения. Теперь это помещение надо
использовать под культурно-просветительную работу, в каковых помещениях,
кстати, нужно принять меры к тому, чтобы среди рабочих окончательно рассеять
религиозный дурман… ДАВНО БЫ ПОРА».743
Итак, годовщину Октября щегловские партийцы встречали ударно.
Закрыли церковь, расправились с колокольным звоном, изжили десятки аиковцев,
заставив их вернуться на родину. Были еще и рекорды. По сообщению камеры
охраны труда (возглавляемой Благодатским), тоже опубликованному в
упомянутой газете, в Щегловске на предприятиях АИКа росла безработица. Это
был подарок Рутгерса к годовщине? «В сентябре месяце, — сообщается в газете,
— было зарегистрировано безработных 149 мужчин и 33 женщины, а всего 182
человека, из коих членов профсоюза 143, мужчин 136, женщин 7, членов РКП(б) 2
мужчины и 1 жен. и членов РКСМ десять, мужчин 5 и женщин 4 (из всех
зарегистрированных безработных послано в сентябре месяце на работу 122
человека (155 мужчин и 17 женщин). 3 октября зарегистрировано безработных 287
мужчин и 67 женщин, а всего 354, из коих членов профсоюза 135 человек (118 муж. и 17
жен.), членов РКП(б) 8 человек (все мужчины) и членов РКСМ 20 чел (18 мужч. и 5 жен.).
Из них послано на работу в октябре 150 человек (145 мужчин и 5 женщин). Рост
безработицы в октябре месяце объясняется наплывом крестьян, у которых
летний период работ закончен».744
В газете также содержался материал под загадочным заглавием «Наши
вызовы». Касался он многих колонистов. Мелькают фамилии аиковцев, но трудно
понять, в чем заключаются «вызовы» и вообще, что означают такие публикации.
Вот текст некоторых из них.
АИКовец В. М. Штейнгардт: «Вношу по вызову тов. Райнес одну
облигацию 6% выигрышного займа серия 84 № 658960 и в свою очередь вызываю
следующих лиц, служащих работников АИК Кузбасс Шаповалова П. А., Дружинина Ф.,
Макарычева,745 Попова, Никитина К, Ф., Никитину М. В.,
Жидкова,746 Коробова, Шимиана, Ауэрбаха, Елисеева,747
Шмидта Д. Д., доктора Чулкова, Колосова».748
Колонист Дуглас: «Вношу по вызову тов. Райнес одну облигацию 6%
выигрышного займа серия 04 № 658953 и в свою очередь вызываю следующих
товарищей: Лобызенко, Кобелова, Макдональда, Вайт Л., Барса А., Ушакова Ф. Б.,
Нодова К. Ф.,749 Ткаченко М. К., Тобина, Скорбященского
С. М., Шалашова Д. А., Станкевич, Ричмана А., Стелиповича и Романова».
Еще одно объявление аиковца Владимира Штейнгардта: «Вношу на
вызов тов. Райнес одну облигацию 6% выигрышного займа серия 04 № 682723 и в свою
очередь вызываю следующих товарищей: Аузинова Оскарда,750 Ласмана Франца, Вандурина Карла, Гололанда Альберта,751
Витанина Виктора, Брауна Франка, Шмира Григория752 и Ефремова
Анатолия».
Очевидно, речь шла о какой-то «денежной игре», вернее о
принудительно-добровольном сборе средств на самолет, облеченном в игровую
форму, выдуманной иностранцами. Поминаемые в объявлениях вызванные аиковцы
могли от вызова уклониться по разным причинам, чему подтверждение —
объявление М. Хромова: «На вызов, помещенные в газете «Рабочее Утро» № 5 тов.
Родиным на облигацию выигрышного золотого займа пять рублей на самолет «Крокодил»
при всем моем желании внести таковую не могу, так как имею семью из 8 душ, а
работник являюсь я один».753
«Пустая беготня». — Были
ли довольны службой в АИКе местные партийные кадры? Ведь колония — это не
только игровые сборы облигаций, которые могли бы впечатлить «игроков». В
АИКе надо было еще уметь и работать. И отнюдь не все партийцы были на это
способны. Известный партфункционер В. Истлентьев, например, в АИКе не
уживался, и в результате оказался безработным. Правда, Истлентьева райком
прочил на место психически ненормального снекретаря химзаводской
комячейки Федякина, но, учитывая аверсию Истлентьева к АИКу, как таковому,
вряд ли бы эта работа ему понравилась. Из заявления В. Истлентьева в бюро
райкома РКП(б) от 5 ноября 1923 г.: «Прошу бюро решить вопрос о мне (как
безработном), куда и когда мне дадут работы, только не посылать в АИК, мне уже
там надоело бегать попусту, прошу решить поскорее».754
Почему не хочется работать в АИКе? Возможно, потому, что мало кто
чувствует ответственность за дело. Отсюда — волнения рабочих, неудачи на
производстве, срывы планов, катастрофы, несчастные случаи. В ноябре 1923 г.,
спустя неделю после октябрьских торжеств, весь город заговорил о
приключившемся несчастии при вытаске парома на берег. Горным смотрителем
АИКа инженером В. Курбатовым был составлен об этом протокол допроса
пострадавшего Осипа Яновича Попика, 46 лет, чернорабочего, неграмотного, стаж
работы на Кемруднике 3 года. Попик рассказал: «14 ноября 1923 г. я с товарищами
работал на пароме — вытаскивал его на зимовку на берег. Паром вытаскивали
лебедкой, поставленной на самом пароме и канатом, закрепленном неподвижно
на берегу. Во время работы лебедкой канат сильно натянулся и ушки блока,
соединявшего основной канат со вспомогательным, служившего для направления
движения парома, внезапно лопнул. Обратным движением каната меня ударило и
сломало мне ногу. Во время вытаскивания парома — канат, которым тащили паром,
два раза рвался. Больше ничего добавить не могу».755
23 ноября 1923 г. по тому же делу допросили Игнатия
Даниловича Рихеля, 55 лет, беспартийного, проживающего на химзаводе в бараке
Веннера № 22. Рихель винит во всем колониста, не понимавшего русский язык: «Я
и тов. Попик, мы крутили лебедку за один крюк и когда мы натянули канат туго,
то в это время мы все рабочие говорили переводчику, чтобы он передал
заведующему, если мы будем крутить и натягивать канат еще, то он не выдержит
и лопнет и может нас побить. Даже уже были случаи, канат на берегу рвался раза
три, но, как видно, заведующий не принимал наше заявление во внимание и как
было видно по передаче переводчика нам «ничего не будет». Одно говорили: «крути
и тащи» и когда мы натянули канат через силу, то в это время, я уж не знаю, или
порвался канат, или же что другое случилось, и мне и Попику ударило по ногам
ниже колена. Тут же нас отправили в больницу, когда привезли в больницу, у
меня оказалась на правой ноге царапина, а Попику, наверное, перебило правую
ногу, так как он лежал со мной в одной комнате, сильно мучился, больше
показать ничего не имею».
Был еще один рабочий свидетель, бывший крестьянин Федор
Степанович Тонышев, проживал в химзаводском бараке № 1, который тоже считал,
что виновен заведующий-иностранец: «Мы предупреждали переводчика, чтобы они
приняли какие-либо меры по устройству вытаскивания лишь только потому, что я
знал, может быть обрыв каната или что-нибудь другое, я, Тонышев, говорил,
чтобы привезли покаты, которые могли бы подкладывать под паром для
облегчения его подвижки, но заведующий никаких мер к этому не принимал или
же не понимал по-русски и по всей вероятности не передал переводчик то, что
мы говорили заведующему. Также мы говорили, что по гальке тащить паромы
нельзя ввиду большого груза без покатов. Что и повлекло за собой несчастный
случай. Больше показать ничего не имею».756
Упомянутый в протоколах допроса иностранный заведующий —
десятник строительного отдела Кемрудника Артур Фагерлунд, колонист, 32 лет,
грамотный, знает английский язык, на Кемруднике к тому времени работал уже
три с половиной месяца. Он тоже дал показания горному смотрителю АИКа В.
Курбатову: «14 сего ноября вытаскивали на остров паром для зимовки. Паром
вытаскивали посредством лебедки, системы блоков, укрепленной к мертвяку и
парому и рабочего каната. Для придания парому нужного направления рабочий
канат проходил через блок на вспомогательном канате и через направляющий
ролик. Во время работы блочный крюк вспомогательного блока не выдержал и
лопнул. Разрыв блочного крюка объясняю только тем, что литье было плохое. В
свежем изломе крюка оказалась большая пустота. На вопрос рвались ли канаты
во время этой работы, Фагерлунд объясняет, что рвался канат не рабочий, а
основной, прикрепленный к мертвяку».757
Таким образом, виноватым оказался не колонист Фагерлунд, а
качество советской стали. Конечно, в протоколе могли быть неточности —
Фагерлунд не знал языка и пользовался переводчиком Ф. Трэйдманом, однако
смысл показания понятен и однозначен: качество советской продукции — в
данном случае крюка — ненадежное. К протоколам допросов прилагались два
чертежа. Один — того злосчастного крюка из плохой советской стали. Второй —
общая схема производимых работ по вытаскиванию парома из воды. Эти
документы призваны были подкрепить показания колониста Фагерлунда,
которого обвиняли в инвалидности русского рабочего…
Заигрывания с эсерами. — В декабре 1923
г. планировалось созвать губернскую конференцию бывшей партии эсеров (социалистов-революционеров).
Эсеры были не в чести, но тем не менее власти на проведение съезда отважились.
Почему? Очевидно, важно было установить за эсерами надзор, знать их в лицо. На
месяц-другой легализовать, а, установив их сторонников поименно, — посадить
в лагеря. Естественно, в Щегловске тоже проживали бывшие эсеры. 3 декабря 1923 г.
Щегловская уездная комиссия по созыву съезда бывших рядовых членов партии
эсеров обратилась с письмом в райком РКП с просьбой разрешить эсерам,
работавшим в АИКе, отъезд на губернский съезд. Очевидно, без санкции райкома
Рутгерс засчитал бы делегатам съезда прогул. Отсюда — желание эсеров
заручиться поддержкой райкома. Они писали: «Ввиду избрания Щегловским
съездом бывших рядовых членов социалистов-революционеров делегатами на
Томгубконференцию товарищей Калинина, Плетнева, Михайлова758 и кандидатами Нищенкова, президиум съезда просит райком РКП и
рудком ВСГ достигнуть соглашения как с управлением АИКа, так и с кемеровским
ЦРК, о сохранении им содержания и выдачи суточных на время поездки в г. Томск».759
На письме стоит резолюция: «Сделано». Стало быть, Рутгерс с
откомандированием эсеров согласился. Не удивительно — в АИКе работали
представители самых разных левых европейских и американских партий, многие
из коих были близки по идеологии эсерам. Не считаться с межпартийной
терпимостью было нельзя: не поймут этого колонисты…
Очевидно, властям было выгоднее, если бы эсеры вели работу не
подпольно, а под надзором. В случае, если будут «бузить» — их адреса и имена
учтены во всех райкомах и подшиты в аккуратные папки, так что все — под «колпаком».
Так работала учетно-статистическая партийная машина. Бюрократия была не
только в АИКе. В первую голову она служила интересам партии. Все мало-мальски
значимые отчеты подшивались в партийных ведомствах. АИК тоже, как уже понял
читатель, не исключение. А что было с теми, кто нужную райкому информацию не
предоставлял? Ответим: срабатывала машина доносов. Приводим донос на эту
тему. Его автор зав. учетстата райкома РКП Дмитрий Терехин. 5 декабря 1923 г.
жаловался вышестоящим партийным товарищам на непослушного секретаря
комячейки Якушина, который не хочет вовремя сдавать какой-то архивный отчет
о работе: «Довожу до Вашего сведения, что 5-го сего числа в комнате общего
отдела я увидел секретаря больничной ячейки тов. Якушина и сказал ему,
почему не принес месячный отчет ячейки за ноябрь месяц с.г., на что он меня
послал к черту и говорит, Ваш отчет не обязательный и вся эта проделка
Якушина происходила в присутствии тов. Богомолова. За октябрь месяц
месячный отчет я от него получил, ходил к нему в больницу, там сам составил
ему отчет, где там же получил оскорбление, что ему, Якушина, якобы работы по
горло и он никак справиться не может с должностью завхоза, а тут еще давай им
(Терехину) какой-то отчет. Тот раз я промолчал, до сведения не довел райкома,
предполагая, что в будущем будет аккуратен, а он оказался на сей раз еще хуже,
отчета не дал. Ввиду чего прошу райком принять меры по отношению тов. Якушина».760
Донос на колониста Рубана. — В общем,
Якушин, по мнению Терехина — плохой работник. В этом вся суть доноса. Но
Якушин — он свой, русский. И поэтому обиды должен переносить легче, чем
иностранцы. Каждый поданный на них донос давал им чувствовать, что они в
Кузбассе нежеланные гости. Что должен был чувствовать, например, американец
Рубан, когда в конфликтную комиссию к некоему Гульбе через райком РКП (б)
пришел на него донос от коммунистов Д. Н. Компанейца и Э. Г. Конта, помеченный
22 декабря 1923 г. Рубан обвинялся в бесхозяйственности и разбазаривании
средств и рабочего времени: «Доводим до сведения о том, что на Центральной
шахте работает некто Рубан (член РКП), американец по оборудованию копра и
клетей. Дело в том, что Козловскому было задано пустить клети, который и
поставил (Рубан в это время болел), но по показаниям Рубана клети якобы
спортил Козловский в захватах по направляющим, но соль вся была в кулаках
под клетями. И вот Рубан начинает переделывать все по новому, по его
соображениям, но в действительности нисколько не улучшая работу, а только ту
же самую переделывает и на замечания рабочих говорит, что не ваше дело, и я
понимаю, и обращение не как коммуниста, а как старого жандарма, что создает
некоторый антагонизм между рабочими и Рубаном, где уже были случаи
конфликтов и рабочие им не довольны. А поэтому мы просим все это дело
разобрать как с клетями, которые приносят убыток предприятию и такое
обращение недопустимо со стороны Рубана как члена РКП, к чему и подписуемся».761
Доносы доносам рознь. Если они касаются производства, как в случае
с американцем Рубаном, то правду установить можно, детально изучив все
технические обстоятельства (в истории Рубана — установить, действительно
ли «его» клети были более подходящими и нужными производству, чем те,
которые изготовил Козловский, заметим — тоже колонист). Гораздо
непригляднее выглядят доносы, вмешивающиеся в личную жизнь сослуживца.
Колонисты если затеивали свары (как Козловский с Рубаном), то они касались в
основном производственных споров, и разных технических усовершенствований.
А русские, поскольку технически неграмотны, грызлись по пустякам. Вот донос
коммуниста Панова на своего непосредственного начальника Волчека. Панов
доносит, что Волчек имеет домработницу (какое преступление!), а Волчек якобы
в отместку «жмет» Панова по службе. Итак, донос Панова от 19 декабря 1923 г.: «Довожу
до сведения Исполбюро. Товарищ Волчек пришел утром в восемь часов и говорит,
зачем ты говорил на меня на общем собрании РКП, что я держу прислугу, вы мне
ничего не сделаете. Сего (в) 1 (час) дня он сказал, посмотрим как будешь служить.
Мстит на работу. Почему прошу принять к сведению, что он придирается по
службе».762
Для рядовых русских рабочих «избранные», то есть колонисты и
разбирающиеся в производстве местные кадры, которые пытались на манер былых
«господ» жить по-человечески (обзаводились удобствами и прислугой), были не
по нутру. Стоит ли удивляться, что и райком к ним относится настороженно. В 1923
г. исключают из партии колониста Шиллинга-Муликасьё. Между прочим, в 1926 г. его
следы обнаружатся на Гурзаводе (там он будет работать заведующим столом
заказов, причем, входить в аиковскую номенклатуру). Но в 1923-м году он еще в
опале. Очевидно — в среду щегловских «пролетариев» он не вписывался, и к
таковым себя явно не относил. Имя Шиллинга мы обнаружили в письме райкома
РКП, направленного в губком 6 декабря 1923 г. Письмо касается исключенных из
РКП: «Кемеровский райком РКП при сем препровождает список на исключенных по
форме № 20 и партбилет № 234154 на Шиллинга-Муликасьё Ганса Юрьевича.
Примечание: личного дела у Шиллинга не имелось, т.к. таковой прибыл в нашу
организацию только лишь с одним временным удостоверением; по нашему запросу
(отношение № 821) в губком, откуда получен только партбилет № 234154 при
отношении № 4823, а личного дела и до сих пор нет».763
Райком, похоже, интересуется не столько судьбой исключенного,
сколько бумагами на исключение…
Между тем, упомянутый выше Шиллинг-Муликасьё — фигура приметная.
Он занимал должность зав. орготдела рудкома ВСГ, если верить найденному нами
списку ответработников кемеровской организации РКП. Список примечателен
тем, что все ответработники в нем разделены на «основных» и «рядовых». Иными
словами — первосортных и второсортных. К первосортным относились секретарь
райкома РКП В. А. Черных, зав. орготдела райкома РКП Н. А. Тихомиров, зав.
культотделом райкома П. П. Бурикова, председатель рудкома ВСГ А. А. Бутолин,
инспектор охраны труда В. И. Благодатский, зав. УОНО Чухманов. «Первосортники»
имели резерв. В него входили: помощник заведующего агитотделом райкома И. К.
Канифатов, секретарь горной ячейки Д. Н. Компанеец, завагитотделом М. П.
Глазков, домохозяйка С. Л. Бурикова, помощник заведующего снабжением В. П.
Поплаухин. К «второсортным» отвеработникам (то есть к рядовым) относились
главный директор АИК С. Я. Рутгерс, зав. женотделом А. П. Черемных, инструктор
В. С. Истлентьев, инструктор по нацменам Сулеймен Вафин, зав. учетно-статистическим
подотделом Д. Д. Терехин, секретарь американской ячейки А. П. Тикка, зав.
орготделом рудкома ВСГ Шиллинг-Муликасьё, зав. ТЭО В. В. Гульбе, предзавком П.
Н. Бобров, предрудкома имени 25 Октября В. К. Отдельнов, секретарь
американской секции А. П. Фальковский, уполномоченный горного отдела П. П.
Авдеев, работник поверхностного отдела О. О. Сорокин, предрабкоопа М. Вдовин,
член Правления рабкоопа С. Н. Ковалев, член ревкомиссии Е. Д. Вдовин,
председатель страхкассы И. И. Заплаткин, и беспартийный член правления
рабкоопа В. Н. Новиков.764
Итого 29 человек. Из них с высшим образованием только Рутгерс. Все
колонисты (а их немного) числятся в ответработниках «второсортных».
Примечательно, что должность главного директора АИКа не относилась к «основным
ответработникам», потому что хозяйственники считались как бы «недочеловеками»,
подозрительными спецами, — даже несмотря на партийность…
«Недочеловеки». — Но
Рутгерс попал в разряд хоть «рядовых», второсортных, но все-таки
ответработников. А был еще «третий сорт» — секретари большинства комячеек,
председатели сельсоветов, начальники цехов. Ответработники были хоть как-то,
но защищены номенклатурными списками, и сместить их с должности путем
доносов было непросто. Для «мелкоты» же любой донос был чреват
последствиями. Остается только гадать, например, о самочувствии
председателя Барановского сельсовета Подонинского уисполкома, когда на
него пришла в райком РКП «телега» от коммуниста Кемрудника Петрова, по
профессии плотника, такого содержания: «Настоящим сообщаем редактору
кемеровской организации о ненормальности в сельсоветах Подонинского ВИКа,
Барановского сельсовета. Председатель сельсовета допускает таковые
ненормальности, что члены Совета ходили сами с иконами и даже собирали сбор
для священника, масло, яйца и т.д. как для государства советской республики.
Не выполняются нормально положенные налоги и также и продовольствие не
выполняется вовремя, а для священника сами собирают члены Совета и до такой
степени допустил предсельсовета, это бы было нежелательно, так как мы
боремся с религией, как так у них строится церковь с проведением школы, они
забывают, это недопустимо как исполняющий орган сельсовет, впредь чтобы
этого допустили не было, поэтому еще добавляем, как строилась церковь, они
платят продуктами как муки и также и мясом количеством 120 пудов, хлебом и
мясом 10 пудов уплатили подрядчику, а для голодающих нет, и так там из
Положского края проживают в этой деревне, просим тов. Глазкова запретить в
редакции в Щегловской печати».765
Что ожидало председателя сельсовета? Вряд ли «вероотступника», а
вернее, апологета сразу двух верований — в бога и в коммунизм — в условиях,
когда партия повсеместно запрещала колокольный звон, оставят в РКП. К врагам
своей идеи коммунисты были нетерпимы. Относили ли они колонистов в подобным
врагам? Конечно, нет. аиковцы были для райкомовцев неким сырым материалом,
который надлежало идеологически обрабатывать. Как? С помощью партийной
дисциплины. Мы обнаружили незаполненный бланк, напечатанный в нескольких
экземплярах под копирку. В бланке следовало проставить фамилию колониста и
название его родного языка. Смысл растиражированного письма сводился к
инструктированию аиковцев, как и в каком порядке проводить среди них
пропаганду, в целях обращения их в свою веру: «Товарищу……… (далее следует
вписать, какому именно товарищу, — авт.). Агитотдел Кемеровского райкома РКП
(б) настоящим извещает Вас, что Вы назначаетесь ответственным руководителем
секции РКП (б). Вам в помощь мы намечаем еще товарищей………… (далее оставлено
пустое место, в которое следовало вписать фамилии прикрепленных «товарищей»,
— авт.). В период между 24-30 сентября Вам необходимо провести собрание секции,
список членов секции получите у тов. Тикка Арви. На этом собрании Вам
предлагается обсудить план работы секции, который при сем прилагается.
Обсудить его нужно будет всесторонне детально и в первую очередь наметить к
изучению те вопросы, которые больше всего интересуют членов РКП и
беспартийных. Также необходимо нужно учесть всех лекторов, могущих читать
лекции по разным вопросам, вести занятия в кружках по политграмоте и другим
предметам, а также культурный работник на …… языке (в пропущенное место
следовало вписать название языка, — авт.), как партийных так и беспартийных,
а также, по возможности, учесть всю литературу, имеющуюся у партийных и
беспартийных товарищей на предмет ее использования в работе секции».
Стало быть, среди колонистов райком намечает подходящие для
работы «объекты», которые можно превратить в ставленников райкома. А
поскольку люди еще не проверены, и за ними нужен глаз да глаз — прикрепили к
ним еще «ответработников», очевидно, с тем, чтобы каждый шаг колонистов был
райкому известен. Далее в инструкции сообщалось: «Желательно также выяснить,
выписываются ли кем из товарищей газеты на ………. языке (следует вписать
название языка, — авт.). В пятницу 5 октября в 6 часов вечера в помещении
агитотдела райкома РКП (б) состоится собрание всех ответственных
руководителей и выдвинутых им в помощь товарищей, на котором будут
заслушаны краткие доклады ответруководителей о проделанной работе, после
чего будет намечение плана дальнейшей работы секций. За всеми справками и
разъяснениями просим обращаться в Агитотдел. О дне собрания секции просим
известить Агитотдел, дабы он имел возможность прислать своего
представителя».766
<< Назад Далее>>
|
