Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика

М . Кушникова , В . Тогулев .

КРАСНАЯ ГОРКА :

очерки  истории « американской» Коммуны в Щегловске , провинциальных нравов , быта и психологии 1920-1930- х гг .

( документальная версия ).

Глава первая.

КРАСНЫЕ РЕЛИКВИИ КРАСНОЙ ГОРКИ

АИК «Кузбасс» и духовный климат щегловской провинции

в 1922-1923 гг.

Страница 13 из 25

Подозрение, таким образом, пало на Гринберга. Следующим допросили колониста Луиза Антоновича Маклари, 35 лет, родился в Будапеште (Венгрия), проживал в коммунальном доме в комнате № 10, беспартийный, грамотный, холостой, не судим. Показал следующее: «В 1923 году в мае месяце я работал на Надеждинском заводе, (на) Урале, должность ремонт паровозов, со мной вместе работали американцы, Том Поллард у нас был заведующий кладовой продукта и товарного склада тов. Гринберг Альберт и Куханский кладовой был Вунчич Михаил… В первых числах мая в склад Надеждинский АИК приходил из Америки багаж в деревянном аршинном ящике на имя рабочего американца Вумэр, одежда разного рода. Вумэр в то время был уже на Кемруднике Щегловского уезда. Мне в то же время рассказал американец Мукунен, что Вумэра багаж Гринберг, зав. склада, осматривал вещи и растащил их все. Еще могу показать, что когда Гринберг приехал с Америки в январе месяце с.г., то у него из имущества был маленький чемодан и когда он уже уехал с Кемрудника в Москву 5 августа, то повез отсюда… полный ящик одежды, он уехал в Москву, еще знает про проделку Гринберга товарищ Том Поллард, Лукунен находится в Петрограде, Шенс тоже выбыл на родину в Москву 4 июля 1923 года. Больше показать ничего не имею, протокол моего показания мне зачитан есть правильно».⁶⁷¹

Итак, среди колонистов затесалась особь, которую на тюремном жаргоне называли крысой. Вор. Что ж, стоит ли удивляться: Америку покидали не только по идейным соображениям спецы, но и не лучшие ее представители. Кто-то бежал от правосудия. Не исключено, среди таковых был Гринберг — мелкий вор или грабитель банков. В Нью-Йоркской конторе представился, возможно, жертвой капиталистического загнивающего режима, и улизнул в Щегловку подальше от полицейского недремлющего ока. Разумеется, это всего лишь предположение. Но с другой стороны, согласимся: зачем вору покидать респектабельный «старый мир», и ехать в далекую Сибирь. Вор с коммунистической идеологией? Что ж, — бывает.

Так или иначе, допросили следующего свидетеля — колониста Петра Осиповича Кетиса,⁶⁷² заведующего складом химзавода, родившегося в Соединенных Штатах, проживающего в 28-м бараке химзавода, 45 лет, беспартийного, грамотного, женатого, под судом не состоявшего. 8 августа 1923 г. Кетис показал: «1923 года 16 или 17 числа июля, не помню как, приехали из Надеждинского завода с Урала гражданин Гринберг и другие. Гринберг был за заведующего товарища, отправитель вагонов, каковой сдавал мне товар из 4-х вагонов, массу своего багажа и других не сдавал, а именно на имя Вумэра багажа совершенно не было. Гринберга багажа я не заметил, в чем и чего было, да и сказать, я мало знаю такового. Раскрывали ящики даже без надписи, но все было или продукт или инструмент, при осмотре присутствовал зав. снаба Ган, более показать ничего не имею, протокол моего показания мне зачитан есть правильно в чем и расписуюсь».⁶⁷³

Однако не может не навести на сомнения, что Гринберг, занимающий ответственную должность, и которому доверяют хранение материалов и вещей, вдруг обвиняется в воровстве. Стоило ли присваивать пару нижнего белья или сапог, рискуя собственным авторитетом, хоть маленького, а начальника? Психологически — малообъяснимо. Тем более, что раньше, скорее всего, в кражах Гринберг не уличался, иначе ему не доверили бы материально ответственную должность. С другой стороны, смущает признание Кетиса, что багаж из Надеждинска прибывал даже в ящиках без надписей. Стало быть, порядка в хранении вещей не было, и в неразберихе вещи могли попасть не по назначению. И поэтому — не стал ли Гринберг жертвой того ужасающего беспорядка, который, возможно, сам же и завел в порученном ему деле? Поскольку распаковка вещей происходила при колонисте Гане, допросили и его. Семен Семенович Ган, 28 лет от роду, беспартийный, член АИК, проживающий в бараке № 43 на химзаводе, исполняющий обязанности заведующего снабженческим отделом, 9 августа 1923 г. сообщил: «Я действительно присутствовал при вскрытии ящиков, прибывших из Надеждинского завода, тов. Китесом, еще при этом присутствовал тов. Товин Л. и Черданцев Н. и во вскрытых ящиках действительно вещей Вумера обнаружено не было, но ящиков, прибывших из этой партии, не все открыли, но никакого ящика, адресованного на имя Вумера, в складе № 1 в то время не было. Больше показать ничего не могу и не знаю, протокол мне зачитан и со слов моих записан правильно, в чем и подписуюсь».⁶⁷⁴

Стало быть, не все ящики были вскрыты и, возможно, на момент расследования вещи Вумера, находились в каких-нибудь других, еще не вскрытых ящиках, так что — кто знает — может быть, Гринберг и не был виновен. Допрошен также колонист Том Поллард, американец из города Балтимора, 29 лет, женат, грамотный, проживал в 185-й комнате коммунального дома, член партии. Поллард засвидетельствовал: «1923 года весной пришел груз на имя АИК из Америки на Уральский Надеждинский завод, в то время я был там, работал столяром, зав. склада был там Гринберг, каковой принял вещи и видел я в вещах один разбитый ящик с вещами одежды на имя Вумэра, то Гринберг переклал все вещи в другой целый ящик, и так как Вумэр работал на Кемруднике, Гринберг поехал сам в Кемеровский рудник и вез груз. Я тоже ехал, но в другом вагоне. Гринберг все вещи переписал и давал список Вумеру, но здесь уже на химзаводе вещей Вумэра не оказалось в складе. Гринберг себе вещи не брал Вумэра, потому (что) за все отвечал Гринберг, по этому делу есть свидетель американец Фред Ласман, квартира на заводе, он может все сказать, по-моему, ящик вещей утерялся на химзаводе, более показать ничего не имею, протокол моего показания мне зачитан есть правильно в чем и расписуюсь».⁶⁷⁵

Итак, Том Поллард считает, что Гринберг не вор, поскольку — материально ответственный, и потому — не враг же себе. В показаниях Полларда фигурирует Фред Ласман (в милицейской протоколе — Фриц Янович Ласман). 11 августа его допросили. Оказался он земляком Полларда, и до АИКа обитал в Балтиморе. Проживал он в заразном бараке № 39 (так в протоколе), возраст 45 лет, грамотный, член партии, слесарь, под судом не был. Показал: «1923 года с весны с мая месяца я работал на Урале на Надеждинском заводе слесарем, мне сказал тов. Гринберг и Поллард Том, что пришел из Америки товар и багаж — гражданина Вумэр, и сказали они мне, что вместе с товаром был упакован и багаж Вумэра — просто что был ли ящик разбит, я от их наслышан от них, что они перекладывали вещи Вумэра или в другой ящик или тот же самый. Об том, чтобы Гринберг брал себе вещей, не знаю, из Надеждинского завода я поехал до города Екатеринбурга вместе с Гринбергом и другими. Я и Гринберг оставались в Екатеринбурге на 3 дня и из Екатеринбурга мы с ним поехали отдельно, он оставался там еще на день, товар и багаж был отправлен вперед, провожатым был Альберт Август. Когда группа приехала в Кемерово, был ли при раздаче Гринберг, я не знаю и об этом, пришел ли багаж Вумэра на Кемеровскую станцию, я не знаю, слышал я недавно, как Вумэр заявлял и что его багаж утерялся, ящик тов. Вумэра, как на месте а также и дорогой не видел. Видел я багаж в Надеждинском заводе в квартире Гринберга, его собственный ящик старый деревянный с аршин и чуть более роста. Я видел уже ящик этот и здесь в Кемерово более показать ничего не могу, протокол… мне зачитан есть правильно в чем и расписуюсь».⁶⁷⁶

Нельзя не задаться вопросом: почему на Надеждинский завод посылка Вумэру прибыла в распотрошенном виде? Где — потрошили? На границе? И кто, — ГПУ? Или голодные почтовые служащие? Загадка. Однако кто-то в СССР содержимым посылки интересовался. Так или иначе, расследование ни к чему не привело. Последний допрос был снят с колониста Августа Георгиевича Арберга, выходца из Курляндской губернии, токаря, проживающего в доме для приезжих (точнее — в бараке для приезжих), 34 лет от роду, холостого, грамотного, члена партии. Арберг сообщил: «1923 г. 18 июля я прибыл на Кемрудник с группой американцев, действительно с ними вместе пришло несколько вагонов товара и багаж. Мне Гринбергом было дадено 4 дубликата от вагонов товара. Вагоны были заперты, ключи были у Тома Полларда. Видеть багажа Вумэра я не видел нигде, сдавал здесь и грузил в Надеждинском заводе сам тов. Гринберг, слышал я в разговоре с Томом Поллардом и другим в Надеждинском заводе, что приходил багаж на имя Алэр Вумэра из Америки, но куда он девался и какую ценность из себя представляет, не знаю, более показать ничего не могу, протокол моего показания зачитан, к сему подписуюсь».⁶⁷⁷

Поэтические отступления. — На этом следственное дело колониста Вумэра заканчивается. Пролистав массу документов о колонии и Щегловске той поры, ловишь себя на мысли, что отрадного в документах немного. И приходится констатировать, что желание многих местных исследователей и литераторов превратить историю АИКа в подобие красивой легенды, украшенной выспренными возгласами по поводу «интернационализма», «дружбы народов», «братства» и «солидарности трудящихся» противоречит архивным находкам. Вчитаемся в строки поэта:

В истоки всматриваюсь зорко.

Мой берег,

Вразуми меня:

Тебя назвали Красной Горкой,

Поскольку красный — цвет огня?

Подумалось: куда убедительнее «вразумляли» бы автора сих строк не особенно живописный городской пейзаж Красной Горки, а архивные документы. Но — каждый вправе вдохновляться по-своему. Кто-то черпает истину в документах, а кто-то, может быть, ностальгирует по псевдоромантическим временам, когда красные партизаны гуляли в Щегловске, истребив немало местного населения и сжигая церкви.

А может быть, за опыт горький?

Оставили бандиты след.

И красная кому-то Горка,

Поскольку красный –

Крови цвет?

Справедливые слова. Но — о каких «бандитах» говорит поэт? На кемруднике и химзаводе в пору гражданской войны были только одни «бандиты» — красные партизаны. Именно красные партизаны, как это следует из документов, найденных писателем В. Мазаевым, убили знаменитого художника Вучичевича-Сибирского, похороненного в Щегловске, и именно красные партизаны сожгли местного священника в Николаевской церкви. Так что, если иметь ввиду опыт гражданской войны, стоит ли восхвалять красный цвет — цвет крови. Думается, в наших палестинах — это даже кощунственно. Не менее озадачивают и последующие строки — об АИК.

А может, адрес точен, АИК «Кузбасс» —

О братстве весть,

О солидарности рабочей,

Крепившейся когда-то здесь?

Братство? Солидарность? Много ли думал о солидарности колонист Вумэр, когда обвинял иностранца Гринберга в краже вещей? Думали ли о «солидарности рабочей» десятки финнов, покинувших Кузбасс с проклятиями по адресу Рутгерса? Полагаем, многим сегодня стоило бы пройти курс элементарного ликбеза по истории края, основанного на изучении документов, дабы не расточать восторженные, но не отвечающие истине слова.

Сыны Берлина,

Вашингтона,

Подняв рудник и коксохим,

Цвет красный,

Революционный,

Считали знаменем своим.

Что такое «красная революционность», «сыны Берлина и Вашингтона» действительно узнали, как только пытались вжиться в быт и нравы нынешней Красной Горки. И если, отправляясь в Щегловск, питали иллюзии относительно «идеалов коммунизма», то, воочию насмотревшись в Щегловске на их претворение в жизнь, безошибочно определили им цену. Кемеровские «красные порядки» вызывали у отъезжающих, судя по их исповедям и гневным протестам, горестное изумление, возмущение и протест. Не всякий колонист мог прожить в Щегловске хотя бы год. Иные — даже два-три месяца.

Легенд я много слышал — разных.

В народе каждая свята.

А, может, имя Горки Красной

Связать со словом — Красота?

Для поэта «каждая легенда свята», и это закономерно. Но легенды были разные, — на той же Красной Горке в 1937-м году свирепствовал райком ВКП(б). Который тоже залил Красную Горку кровью. Так может ли поэт и это тоже «связать со словом Красота»?

Святые легенды. — Мы привели выше «сагу» об отстранении от должности в 1923 году начальника районной милиции Машковского и его помощника Малаховского. И «святости» в делах того и другого, ставших если не легендой, то притчей во языцах в Щегловске, мы не нашли. Как сказано выше, Малаховского райком РКП просит перед уисполкомом снять с должности в связи с заведенным на него делом: «Райком РКП (б), — пишет секретарь райкома Черный в уисполком 17 августа 1923 г., — настоящий просит вас принять меры к отстранению от должности помощника начальника милиции 1-го района Щегловского уезда т. Малаховского, согласно постановлению по этому поводу президиума Кемрайкома».⁶⁷⁸

Что касается начальника милиции, коммуниста Машковского, то он был взяточником, вымогателем и обвинялся в подлоге, о чем писал народный следователь 1-го района в Кемеровский райком РКП (б) 18 августа 1923 г.: «Сообщаю, что дела гражданина Мошковского по обвинению его в превышении власти, подлоге и вымогательстве взятки во время службы его начальником милиции 1-го района, направлены в Томский губсуд в порядке ст. 203 уголовно-процессуального кодекса».⁶⁷⁹

Легендой, правда, звучит то, что при столь веских обвинениях, у Машковского нашлись покровители, и дело прекратили «за недоказанностью обвинения». Помогли связи. Один «силовик» пришел на помощь другому. Нет, не пахло «святыми легендами» в Щегловске…

Да и современники интересовались скорее не легендами, а — сварами и конфликтами между согражданами, если судить хотя бы по письму зав. орготделом Томского губкома РКП (б) Бобикова в Кемеровский райком от 18 августа 1923 г. Письмо касается АИКа: «Орготдел губкома предлагает дать разъяснение по следующим вопросам вашего информационного отдела за июль месяц: 1) Какие конфликты имели место в отчетном месяце в Вашем районе с указанием их причин и исходов. 2) Какие меры приняты по разъяснению колонистам политики РКП в отношении профсоюзов…»⁶⁸⁰

Отчего бы губком интересовался прежде всего конфликтами и взрывоопасным искрением между АИКом и профсоюзами? Не потому ли, что судьбы райкомовцев и их патронов из Томска зависели частично и от того, насколько будет благополучно положение в АИКе, а между тем, вопреки легендам о братстве, интернационализме и солидарности, колония «бурлила» и считалась едва ли не самым беспокойным местом в Сибири. В те же дни Рутгерс отказывается, например, выполнять требования Охраны труда, и вот из Томского губкома следует «острастное» письмо в райком от 20 августа 1923 г., принуждающее Рутгерса подчиниться: «Согласно отношения Уполнаркомтруда по Сибири № 31/с от 26 июля Томгубком предлагает побудить администрацию Американской индустриальной колонии выполнить требования подотдела Охраны труда в области проведения работы по технике безопасности в Кемеровском районе».⁶⁸¹

На документе резолюция: «Принять к сведению». Значит, Губком пытается заставить райком «побудить» Рутгерса выполнять какие-то требования. Но в 1923 году сделать это было непросто. аиковцы защищены были именем Ленина, который, де, был вдохновителем проекта, и они умели этим аргументом пользоваться. А автономия, гарантированная договором со СТО, предохраняла колонию от вмешательства различных проверяющих органов. Так что с Рутгерсом спорить — было себе дороже. Поводом же для гневного требования из губкома послужило письмо, направленное исполняющим должность Уполнаркома по Сибири и завсибохрантруда на бланке Сибирского ревкома 26 июля 1923 г. за № 31/с. Сибревком пытается урезать автономию Рутгерса и узаконить вмешательство Охраны труда в аиковское производство. Победит Сибревком. Из письма: «По существу данной переписки Сибтруд сообщает, что как для Американской индустриальной колонии (Кемерово), так и вообще для всех предприятий, сданных в аренду, на концессию и т.п., исполнение законов РСФСР обязательно, посему и «Кодекс Законов о Труде» также распространяет свои действия на вышеперечисленные предприятия. Для проведения Кодекса о Труде в жизнь в советской республике созданы специальные государственные аппараты — Отделы Труда с подотделом Охраны Труда, каковой имеет в своем распоряжении для наблюдения за проведением в жизнь законов РСФСР инспекцию труда, санитарную и техническую. Все распоряжения технического инспектора Зелинского,⁶⁸² командированного Вами для проведения работы по технике безопасности в Кемерово и не противоречащие законам о Труде для Администрации Американской Индустриальной колонии являются обязательными, невыполнение таковых распоряжений есть неподчинение вообще законам РСФСР, таковое явление Сибтруд считает недопустимым и предлагает техинспектора Зелинского не отзывать, а предложить ему закончить работу в полном объеме в Кемеровском районе, согласно существующих законоположений по труду и на основании наказа техинспекторам».⁶⁸³

Рутгерс, очевидно, упрямится и настаивает на привилегиях, дарованных ему Москвой. Он не желает, чтобы в производство вмешивались под видом охраны труда различные ревизоры, которые предписывали бы ему, как и чем заниматься. С Охраной Труда аиковцы воюют к тому же уже давно. Инспектор труда Василий Игнатович Благодатский, помнится, был очень не ко двору аиковцам, не только из-за его профессиональной деятельности и постоянного его вмешательства в функции Рутгерса, но и из-за его шовинистических настроений. Личные наскоки колонистов на Благодатского могли обозлить не только его самого, но и его начальство. И конфликт стал затяжным. Дело дошло даже до Губернской Контрольной Комисии. Мы нашли обширное письмо Благодатского, направленное в КК: «В параграфе первом протокола № 8 закрытого заседания президиума Кемеровского райкома РКП от 13 июня с.г. слушали вопрос по обвинению меня якобы в возбуждении национальной вражды по отношению к американцам, где постановили объявить мне строгий выговор с занесением в личное дело. Означенное постановление я, Благодатский, с своей стороны считаю неправильным и по следующим доводам. Первое то, что подобной вражды по отношению к американцам с своей стороны не было, второе, что мною было сказано в защиту Кодекса Законов о Труде Баарсу, как личности, но не как нации, о чем последует дальше мое объяснение. Третье, что состоя восьмой год в партии, я знаю хорошо национальную политику и не намерен бить по национальным чувствам».

Однако как же быть с многочисленными заявлениями, что Благодатский грозился расстрелять Баарса и всех американцев, текст коих мы приводили немногим выше? Получается, что если бы на месте американцев были русские, Благодатский вел себя точно так же? Или все дело в его личном враге Баарсе и в создавшейся между ними антипатии? Кто знает…

Благодатский: «И четвертое, что райком РКП не потребовал от меня ни личного, ни письменного объяснения, ограничился лишь каким-то материалом уполномоченного ГПУ, где точно также моих показаний не было. Я думаю, что если бы на заседании был я или мое письменное объяснение, президиум был бы в курсе всего дела, и этого не сделал бы, т.к. вопрос стоит не в такой плоскости, коим он обсуждался. В объяснении изложенного выше я считаю долгом сообщить суть дела, за что последовало подобного рода обвинение меня».

Итак, Благодатский собирается объяснить, на чем основана его «национальная вражда». Заметим, — это уже не первое объяснение подобного рода, которое нам попадалось в архивных папках, однако такие «оправдательные» документы попадаются чрезвычайно редко, так что перед нами — раритетное заявление шовиниста, который, угрожая американцам расправой, «не намерен, — как он пишет, — бить по национальным чувствам». Благодатский: «Состоя в должности инспектора труда Кемеровского района, я 18 мая с.г. при переездке через реку Томь на лодке, устроенной по конструкции Баарса и Штрюйка, так что лодка идет давлением воды на роликах по канату, переезжая, я увидел, что канат погрузился на несколько метров вглубь воды и роликом притягивает лодку в воду, замечая в этом неминуемую гибель переезжающей публики не сейчас, так в следующем, и дабы избегнуть этого, мною было сказано, чтобы этот переезд был приостановлен, что и было сделано, через несколько минут я возвратился на берег Томи, переезд на канате был прекращен и заменен весельной переправой. 20 мая с.г. по распоряжению Сиббюро ВСГ в Кемеровском районе назначается воскресник, куда должны идти на работу рабочие некоторых цехов химзавода, находящиеся –на левом берегу реки Томи, где я принимал руководящее участие, и до 12 часов дня рабочие переправлялись на правый берег переправой в лодках, канат же, на котором была прицеплена лодка и по моему указанию были снята, оставался неснятым и часов в 12 дня без моего ведома, точно не знаю кем были сбиты две лодки вместе и вновь пущены по канату и стали производить переправу едущих с воскресника и праздную публику».

Заметим, что Благодатский сам не знал точно, кем дано распоряжение пустить в действие неисправный канат. Стало быть, он не знал в точности, сделали ли это американцы. Из других документов явствовало, что канат пустили в действие самовольно русские рабочие, за что и поплатились. Вины американцев не было. Но вина Благодатского — налицо. Ведь это он руководил воскресником и, стало быть, должен был проконтролировать, как проходит переправа рабочих. Но не проконтролировал, что и привело к катастрофе. Благодатский: «В это время я был в шахте, а распоряжение пустить этих лодок, вероятно (но не точно! — авт.) последовало от Баарса, анархическим способом, часа в три дня придя домой, я зашел в квартиру тов. Ковалева, где был тов. Бутолин, собиравшиеся ехать в Томск, куда через несколько минут мне сообщили, что лодки, шедшие по канату с правого берега на левый, благодаря техническому неусовершенствованию, потонули вместе с людями. Придя на берег, я уже увидел только несколько голов тонущей публики, мною было немедленно дано распоряжение о помощи погибающих и принятия для этого соответствующих мер, были посланы одна лодка большая и мотор, которыми спасено (несколько) человек, остальные же 19 человек потонули, о чем тотчас же мною было сообщено в ГПУ и в Умилицию, которые были вызваны на место катастрофы и был составлен акт, который при сем прилагаю».

Благодатский поминает 19 погибших. В других документах указывается на 30 и более жертв. Вполне понятно желание Благодатского обелить себя и снять с себя ответственность за переправу, хотя она организовывалась именно под его, им собранный, субботник. А потому первое, что он делает, — ищет крайнего. И находит. Американец Баарс давно уже не пользуется ни любовью, ни авторитетом у населения. Он и виновен! Благодатский: «Означенным случаем я как прямой защитник безопасности, нашел, что пуск лодки без ведома моего Правления мало того, что утонуло 19 человек, оно в категорической форме нарушило статью 138 Кодекса Законов о труде РСФСР, о чем мною было (сообщено) сначала Баарсу, как личности, я тогда, т.е. после подобного случая, допустил, безусловно, небольшую грубость, но иначе я не мог, т.к. этот случай, 19 смертей, до безумия взволновал меня и мною было сказано Баарсу, что ты обязан выполнять Законы о Труде и подчиняться ему. Баарс подал со своей стороны некоторый антагонизм и мною, конечно, я не отрицаю, было сказано кое-что по отношению Баарса как техника и строителя этого дела, но национальных чувств я не изливал и не подымал вражды, ибо это не входило совершенно в дело. Поскольку говорили я и Баарс, как личности, после этого 21 мая мною совместно с представителем Горного Надзора на основании статьи 149 Кодекса законов о труде от 1922 г. было дано распоряжение убрать канат, который убран не был, и следуемый из Кузнецка пароход нашел на этот канат и оборвал его (канат стальной толщиной около дюйма), что могло навести новый случай крушения парохода, но канат порвался и пароход не повредило».

Трудно сказать, кто был прав и кто виноват. Возможно, квалификация Баарса была невысокой. Одно дело — быть председателем компартии голландской Индии, и совсем другое — отвечать за переправу на реке. Еще неизвестно, что было ответственней. Во всяком случае, ни Баарс, ни Благодатский себя виновными не признавали. Благодатский вообще требовал снять с него взыскание за «разжигание национальной розни» (точно также, как Баарс снимал с себя ответственность за катастрофу). Благодатский: «Я думаю и надеюсь, что контрольная комиссия, руководствуясь моим объяснением и принимая во внимание случай 20-го мая, протокол кемеровского райкома РКП по моему вопросу, пересмотри и вынесет правильное решение, этот выговор, как мною лично не заслуженный, прошу отклонить».⁶⁸⁴

Как отреагировала губерния на письмо Благодатского? Полагаем, в Томске буквально зачитывались сенсационными сообщениями из Кемерова. Не случайно же орготдел Томского губкома специально просил Кемеровский райком поподробнее описывать происходящие в колонии конфликты. Очевидно, против американцев собирали компромат. А райком — рад выслужиться. 11 сентября 1923 г. замещающий секретаря член бюро райкома отправляет в Томский орготдел секретное письмо, касающееся Рутгерса, Корнблит, Шиллинга-Муликасьё и Гриндлера, по поводу увольнения последнего из колонии. Шум был невероятный, доходило даже до обвинений в контрреволюции: «В добавление к информационному отчету за июль месяц сообщается: …Конфликтов между партийными, профессиональными и хозяйственными органами не было. Был конфликт между иженером Гриндлером и колонией, отказавшейся выполнить индивидуальный договор с Гриндлером при его рассчете. Райком ВСГ разрешил этот вопрос в пользу Гриндлера. На почве этого решения произошел инцидент между членами рудкома Шиллингом и Рутгерсом, когда переводчица последнего Корнблит, якобы выразилась, что РРКК занимается контрреволюцией. Поданное по этому поводу Шиллингом заявление не рассмотрено, ввиду отъезда Рутгерса и Корнблит в Москву… С приездом т. Рантенен приступлено к работе в группах, созданных по языкам. В зимний же период этот вопрос был достаточно хорошо освещен».⁶⁸⁵

Рутгерс считает, что Гриндлер слишком много зарабатывал? Но ведь договор с Гриндлером подписывали колонистские верхи, и, стало быть, не вполне отдавали себе отчет в том, что именно подписывают. С другой стороны, кажется забавным, что миллионер Рутгерс считает копейки в чужих кошельках…

Впрочем, — у Рутгерса свои понятия о приличиях. Копаться в чужих кошельках — прилично. А вот писать невежливые письма, по мнению Рутгерса, не позволительно никому. 27 сентября 1923 г. Рутгерс отослал в райком РКП письмо с жалобой на нарсудью 2-го участка Щегловского уезда, которого обвиняет в нетактичности и невежливости: «Прилагая при сем отношение Народного судьи 2-го участка Щегловского уезда, в котором он просит нас представить на химзаводе помещение для оказания юридической помощи рабочими служащим Кемрудника и также копию переписки по этому поводу с рудкомом и членами коллегии защитников, назначенным для Кемерово. Содержание письма народного судьи совершенно противоречит как постановлению рудкома в соблюдении такта и вежливости по отношению к АИК, а наоборот, поведение этого судьи есть агрессивное против нас, предъявляя пока требование как упомянутое выше и этим самым переступил границы своих полномочий. Прошу поэтому Вашего содействия в урегулировании этого вопроса».⁶⁸⁶

Рутгерс использовал очень сильные слова: невежливость, отсутствие такта и пр., однако, к нашему удивлению, никаких выпадов против АИКа в письме судьи на имя Рутгерса не содержалось. Обычная официальная бумага, в которой судья просит оборудовать юридический кабинет не позднее 11 сентября (тогда как само письмо датировано 8 сентября!). Очевидно, Рутгерса поначалу сильно удивляла напористость различных организаций, не имевших к АИКу непосредственного отношения. Какое дело, казалось бы, Рутгерсу до требований губернского равно и районного суда и почему он должен удовлетворять их просьбы в трехдневный срок? Но в Сибири хозяйственники почитались за людей второстепенных и с ними можно было не считаться. Однако Рутгерс себя «второстепенным» никак не считал, и поэтому пытается ставить зарвавшегося судью на место. Вот текст «судебного» письма: «В связи с категорическим требованием Губсуда об оказании юридической помощи населению, прошу срочно дать распоряжение об отводе помещения под юридический кабинет на химзаводе, вполне оборудованный, означенное помещение желательно бы оборудовать не позднее 11 сентября».⁶⁸⁷

Иными словами — судья просит не только предоставить «рабочую площадь», но и оборудовать ее. Впрочем, согласимся: аппетиты у судьи были небольшие. Вот если бы он потребовал предоставить не один кабинет, а десять, и обставить их мебелью из красного дерева и столами с мраморными чернильницами (какие закажет себе в 1926 году зампредправления АИКа Коробкин)… Однако нельзя не удивиться: почему судья требует предоставления площади в такие немыслимо сжатые сроки? Оказывается, еще за месяц до названного письма от судьи, в августе, Правление АИКа ставилось в известность о намерении организовать юридический кабинет на химзаводе. Об этом просил администрацию АИКа член коллегии защитников Томгубсуда Анатолий Анатольевич Захаров (проживал в Щегловске по Ильинской улице, дом № 12). 1 августа 1923 г. он обратился в Правление АИКа с тем, чтобы ему для оказания юридической помощи предоставили кабинет (а лучше два кабинета), а также лошадь. Лошадь, естественно, должна содержаться за счет АИКа: «Согласно приказа Томгубсуда от 22 мая с.г. № 26 и отношения президиума Коллегии защитников при Томском Губсуде от 11 июля с.г. за № 738 об оказании юридической помощи рабочим и служащим Щегловского района и Кузбасса, настоящим позволю себе обратиться к Вам с предложением об отводе мне небольшого помещения в одну-две комнаты, оборудованные конторским инвентарем под юридический кабинет, где бы я мог 2 раза в неделю (по понедельникам и четвергам) с 3 часов дня и до 6 час. вечера оказывать Вашим служащим и рабочим юридическую помощь. ввиду дальности расстояния химзавода от Щегловска и моей постоянной резиденции я позволю себе просить об отпуске мне в указанные дни и часы одной рабочей лошади в запряжке для привоза и отвоза меня с книгами к исполнению обязанностей консультанта. О последующем по сему благоволите срочно поставить меня в известность».⁶⁸⁸

Возникла, однако, одна препона. Выяснилось, что Захаров собирался оказывать юридическую помощь за плату, что было допустимо при НЭПе. Поэтому рудком ВСГ в лице предрудкома В. Гульбе и зам заворготдела Авдеева согласия на организацию юркабинета не дали, о чем сообщили 11 августа 1923 г. заместителю главного директора АИК Пирсону: «На Ваше письмо от 9 с.м. за № 2911 настоящим сообщаем, что кабинет юридической помощи при рудкоме ВСГ организован бесплатный. Из письма же Захарова можно понимать, что он намерен оказывать юридическую помощь за плату, кроме того, Захаровым этот вопрос не согласован с местными организациями, почему рудком ВСГ в данное время своего согласия дать не может. За этим следует вопрос оставить открытым, квартиры и лошадей не предоставлять до выяснения».⁶⁸⁹

<< Назад    Далее>>

 Страница 13 из 25

[ 01 ][ 02 ][ 03 ][ 04 ][ 05 ][ 06 ][ 07 ][ 08 ][ 09 ][ 10 ][ 11 ][ 12 ]

[ 13 ][ 14 ][ 15 ][ 16 ][ 17 ][ 18 ][ 19 ][ 20 ][ 21 ][ 22 ][ 23 ][ 24 ][ 25 ]

Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика