|
Страница 17 из 25
Исключения. — Уехавшие
иностранцы из РКП исключались. Подавляющее большинство — как нарушившие
партийную дисциплину. Ибо отъезд без санкции РКП уже был преступлением. Так
РКП мстила колонистам за их свободу выбора — где жить, где работать, во что
верить…
Представим ситуацию: уехал иностранец-колонист к себе на родину.
Райком его исключает из партии. Как на это должны посмотреть оставшиеся в
Кемерове его соратники и товарищи? Ведь райком исключал в основном пьяниц,
дебоширов, нарушителей закона и, стало быть, уехавшие как бы приравнивались
в общественном мнении к этим асоциальным (бывшим партийным) слоям. За что? За
тяготение к собственной родине, которую колонисты не хотели променять на
советскую чужбину?
Исключенные из партии в СССР становились изгоями. Лицами второго
сорта. В Кемерове в 1923 г. таковых было немного. Интересно представить, в какую
«компанию» записали уехавших местные райкомовцы. Из сохранившихся
протокольных выписок заседаний райкома узнаем имена исключенных (либо
наказанных по-другому), их вины и дату исключения.
Итак, — «отбросы партии», в которые надлежало попасть почти всем
без исключения колонистам:
23 февраля 1923 г. Никифор Дмитриевич Горин, 37 лет,
горнорабочий, исключен «за участие в винокурении, пьянстве и самовольном
без снятия с учета отъезде».776
17 февраля 1923 г. Клиппи. Исключен за самовольный
отъезд в Америку.777
27 марта 1923 г. Ушаков Платон Матвеевич, 67 лет,
рабочий, исключили за «приготовление самогонки совместно с беспартийными».778
27 марта 1923 г. Воротников Никифор Францевич, 40 лет,
рабочий, исключен «за невыполнение партобязанностей, непосещение собраний
и отказ от получения партбилета».779
12 апреля 1923 г. Шевелев А. Е., 39 лет, рабочий, исключен
«за систематическое пьянство и дискредитирование РКП, до этого Шевелеву за
появление в пьяном виде на раскомандировке был вынесен выговор».780
12 апреля 1923 г. Лещенко М. В., 28 лет, рабочий, исключен,
поскольку «в июне прошлого года, снявшись с учета в райкоме, уехал и ни в
какой организации с тех пор не состоял на учете, кроме того, он по заявлению
начальника милиции все это время занимался выгонкой самогонки».781
12 апреля 1923 г. Сверлов А. М., 25 лет, рабочий, исключен.
Обвинялся «в пьянстве», райкомом был запрошен от ячейки материал, но,
оказывается, «этот Сверлов по сообщению ячейки уехал, до этого он просил
разрешения у райкома выехать в Мариинский уезд на золотые прииски, но райком
не разрешил, теперь оказывается, он уехал, не подчинившись постановлению
райкома и не снявшись с учета».782
24 апреля 1923 г. Филиппов Сергей Иванович, 33 лет,
десятник, исключен «за непосещение партсобраний и ликвидации
политнеграмотности в течение 2-х месяцев, неуплату членских взносов,
нежелание получить партбилет нового образца, несмотря на неоднократные
вызовы секретаря ячейки».783
24 апреля 1923 г. Семенов Григорий Корнеевич, 41 год,
печник, исключили как балласт.784
24 апреля 1923 г. Ларионов Иван Ульянович, 27 лет,
рабочий, забойщик Центральной шахты, исключили «за непосещение
партсобраний и ликвидации политнеграмотности, за нарушение партдисциплины
и разлагающую работу среди беспартийных».785
29 мая 1923 г. Робинсон Ноэль Вильямович, 22 лет,
помощник электрика, исключили согласно его личного заявления, «в котором он
указывает на строгость дисциплины и желание из-за этого выйти из РКП».786
8 июня 1923 г. Сало Онни Элькович, 22 лет, лесопильщик,
с 1916 по 1919 гг. состоял в Американской социал-демократической партии,
исключен «за непосещение в течение 3-х месяцев партсобраний, за непосещение
всевобуча и подачу в рудоуправление заявления об отъезде за границу, не
согласовав этого вопроса с парторганами; не получив разрешения и не
снявшись с учета, уехал за границу».787
26 июня 1923 г. Хомяков Николай Кириллович, 27 лет,
забойщик, исключен, поскольку «с осени был лишь на одном собрании ячейки,
занятия политграмоты не посещал, секретарю ячейки неоднократно заявлял, что
партией он не интересуется и состоять в ней не хочет, тем более что он
больной человек».788
31 июля 1923 г. Гареев. Исключен согласно
собственного заявления.789
9 августа 1923 г. Криницын. Исключили «за
систематическое непосещение собраний и невзнос членских взносов».790
2 октября 1923 г. Тебеньков.791 Исключили из партии по мотивам, о которых в выписке не
сообщается.792
13 ноября 1923 г. Меркулов. Исключили за «допущение
знахарства жены, зарабатывавшей на этом средства». Постановили «из партии
Меркулова исключить, дело передать в суд и просить нарсудью провести
открытый судебный процесс на кемруднике».793
Таким образом, выписок на исключенных не так чтобы много. В
Меморандуме Рантанена сообщалось, что за 1923 г. из Кемерова выехало около
сотни колонистов. Однако дел на исключения из РКП, проходящих по
Кемеровскому райкому — порядка десяти. Остальные либо не члены РКП, либо не
успели оформить перевод в РКП из зарубежных компартий, либо документы
находились на просмотре в Коминтерне или губкоме. Возможно, перечисленные
выше дела рядовых щегловских партийцев, которые отказались от партбилета,
посчитали посещение собраний обременительным, либо занимались пьянством,
казались райкомовцам достаточно скучными. «Крупная рыба», из начальников,
почти не попадалась. А колонисты заметно разнообразили списки исключенных:
биографии их были пестры и зигзагообразны…
После слияния. — После слияния
райкома РКП и укома РКП в одно целое (осень 1923 г.) контроль над АКИовцами со
стороны райкома ослабел — следствие сокращение штатов райкома,
сопутствующего объединению. Уком же по старинке больше интересовался
положением деревни. Трудно сказать, было ли это ко благу аиковцев. Наверное,
ко благу. Тем не менее, даже во время такого переполошившего райком
объединения, тот не забывает досаждать Рутгерсу. 19 октября на заседании бюро
райкома АИКу навязали «для руководящей ответственной должности»
коммуниста Артамонова: райком, очевидно, лучше знал, какие кадры нужны
Рутгерсу.794
Таким образом, райком успевал заниматься не только собственными
кадрами, но и аиковскими. Заметим, что по постановлению бюро от 8 ноября в
райкоме осталось всего восемь ставок: секретарь, зав. общим отделом,
машинистка, заворготделом, завучстатотделом, завагитотделом, лектор (пом.
завагитотдела), завженотделом. Забавно: среди райкомовцев — все «завы» да «помзавы»,
за исключением одной машинистки. Семь начальников и одна рядовая сотрудница.
Сократить пришлось инструктора Истлентьева, информатора Малаховского,
инструктора по нацменработе Аглиуллина,795 журналиста
Семенаса, секретаря горной ячейки Компанейца. Сокращение предписывалось
произвести до 11 ноября. Райкомовцы чувствовали себя неуютно.
Однако даже в этот критический момент райкомовцы не забывают
навязать свою волю Рутгерсу, потребовав от него обеспечить коммунисту
Горькову квартиру на время его командировки в другой город. Похоже,
райкомовцы считали, что Рутгерс был палочкой-выручалочкой и чудодеем.
Остается только гадать, как Рутгерс мог кого-то обеспечивать квартирами в
местах и городах, кроме Кемерова?796
В общем, о «твердой руке», довлеющей над АИКом, не забывали ни на
минуту. 14 ноября 1923 г. бюро озаботилось прикреплением к иностранным ячейкам
проверенных райкомом коммунистов, которые бы следили за иностранцами.
Таковых соглядатаев было ровно шесть. К финской секции на левом берегу
прикрепили Благодатского, что не может не вызвать удивления. Мы знаем, что
Благодатский, как инспектор охраны труда, конфликтовал с Рутгерсом и
занимался антиамериканской агитацией, отчего колонист Баарс даже предлагал
его судить за разжигание национальной розни. И именно такого человека
прикрепляют для работы среди иностранцев?
На правом берегу к финнам прикрепили соглядатаев Кученко и
Евгения Вдовина. К немецкой секции — Баарса, к английской — Богдановича (в 30-е
годы на Кузнецкстрое будет практиковать доносительство), к татарской —
Истлентьева, к юго-славянской — Боброва (заметим, последнего сняли с
должности председателя химзавкома именно как несправившегося с работой на
аиковском предприятии, и вот — должность среди аиковцев!).797
Райкомовские циркуляры. — За 1923 г. райком
составил более 80 циркуляров, иными словами — инструкций, обязательных для
выполнения каждой ячейкой, в том числе и американской. Циркуляры должны были
непреложно исполняться, их действие распространялось на всех без
исключения коммунистов, в том числе иностранцев. В райкомовских бумагах
сохранились циркуляры с № 11 по № 81. Колонисты впервые поминаются в
циркуляре за праздничное 8 марта: в нем сообщалось, что 14 марта в нардоме на
химзаводе состоится торжественное заседание РКП и РКСМ, посвященное 25-летию
партии. В циркуляре оговаривалось, что «для членов американской комячейки,
не понимающих по русски, ввиду того, что на этом заседании переводов
делаться не будет, присутствие необязательно».798
Были ли рады этому колонисты? Наверное. Какой же интерес
присутствовать на торжествах, если ничего не понимаешь?
9 марта, на следующий день,
выпустили еще одни циркуляр (№ 13), с утверждением графика проведения
еженедельных мероприятий. Так, в понедельник предписывалось собирать
ячейковые и районные партсобрания, во вторник — комсомольские и женские, в
среду — собирались ликвидировать политнеграмотность, в четверг
проводились профсоюзные собрания, в пятницу — опять занятия по ликвидации
политнеграмотности, в субботу — нерегулярные (от случая к случаю) собрания
партийные, комсомольские, профсоюзные и кооперативные. В воскресенье — день
свободный, используемый дли митингов. В циркуляре была оговорка, касающаяся
американцев: «Собрания соответствующих американских организаций должны
проходить в те же дни, что и русских».799
10 марта. Циркуляр № 14.
Сообщается, что 11 марта на кемруднике и химзаводе состоятся выборы в
горсовет. «Американской колонии» предстояло голосовать в 1 час дня в
коммунальном доме. Всем членам РКП предписывалось явиться на выборы и «проголосовать
за представленные комячейками списки».800
17 марта. Циркуляр № 16. 22
марта на Кемруднике и химзаводе назначаются выборы на 4-ю конференцию
горнорабочих АИКа. Представительство на конференции определялось райкомом
ВСГ: от химзавода — 4 делегата, от горного отдела — 7, от механического отдела
— 2, от строительного отдела — 1, от погрузки, мельницы и лесопилки левого
берега — 1, от больницы — 1, от работников просвещения — 1, от работников
конторского труда — 1, от милиции — 1, от американских рабочих — 3, от
хозяйственного отдела — 2, от техсекции — 1 делегат. Циркуляр подчеркивал,
что на конференцию надо постараться провести коммунистическое большинство
и советски настроенных беспартийных (меньшинство). С этой целью райком
предлагает выбирать делегатов (точнее, навязывать их общей массе трудящихся)
в соотношении два партийца к одному беспартийному. Американской ячейке
предписывалось обеспечить выборы двух партийных и одного беспартийного
колониста, причем списки намеченных комячейками делегатов требовалось еще
утвердить и завизировать в райкоме, поэтому таковые должны быть доставлены
в райком не позже 10 часов утра 21 марта. Так выглядела «демократия по-советски»,
превращающая любые выборы в профанацию.801
11 апреля 1923 г. Циркуляр № 23. В
целях установления более тщательного надзора за «низами», предписывается
всем секретарям комячеек в определенный день недели, начиная с 16 апреля,
являться к 9 часам утра в орготдел райкома с устными докладами и для
получения необходимых инструкций. Секретарю американской ячейки надлежало
являться в понедельник.802
13 апреля 1923 г. Циркуляр № 24. В нем райкомовцы
выражают неудовольствие по поводу того, что политсводки, предоставляемые
комячейками, недостаточно подробны. Особенно райкомовцев задевает, что в
них хоть и отмечаются непорядки в производстве (т.е. в АИКе), но конкретных
фактов не сообщается. Сводки из производственных ячеек должны были
представлять компромат и досье, причем подаваться в райком один раз в две
недели. Таким образом, коммунисты играли роль соглядатаев при Рутгерсе и его
окружении. Их информация в любой момент могла обернуться дубинкой против
АИКа и его руководителей.803
Сбору информации о положении в АИКе и его руководителей посвящен
циркуляр № 33 от 31 мая 1923 г. В нем —
обеспокоенность райкомовцев по поводу чрезвычайно краткого изложения в
партийных протоколах речей аиковских руководителей: зав. шахтами, отделами,
цехами. «Таким образом, — жалуется автор циркуляра, — читая протокол,
совершенно не знаешь, что говорил тот или другой заведующий, тогда как это
очень важно для райкома РКП». Одним словом — райком устанавливает тотальный
контроль за тем, что делают и говорят аиковцы…804
Однако из-за бестолковости низовых партийных руководителей
контроль иногда срывался. Плохие из них получались «шпионы». Двухнедельные
политические сводки они писать так и не научились и осведомительские задачи
выполняли плохо. Поэтому циркуляром № 45 от 13 июля
1923 г. политсводки от них требовать перестали, заменив их
личной беседой в райкоме РКП. Доносы на аиковских руководителей отныне
стали устными, а райкомовцы сами решали, чего стоит предоставляемая
информация и насколько она им полезна.805
Информация о делах АИКа нужна была райкому для того, чтобы хоть
изредка показать колонии, кто настоящий хозяин в районе. Например,
рассчитать коммуниста с работы или перевести его с одной должности на
другую было непросто. Даже сам коммунист, по собственному желанию, не мог
рассчитаться с аиковских предприятий. Согласно циркуляра № 55 от 14 августа 1923 г., без согласия райкома ни
увольнения, ни переводы по собственному желанию не разрешались. Это
означало существенное сужение кадровых функций АИКа, потому что если
Правление или аппарат АИКа даже и договорится с партийным рабочим о его
переводе в другое место, или об увольнении, к взаимному согласию сторон, —
таковое согласие тут же может быть перечеркнуто райкомовскими порядками.
Необходимость подобного диктата и подавления воли рядовых коммунистов
объяснялась в циркуляре так: «Партия коммунистов, партия организованной
борьбы с капиталом, не должна и не может не вести учета своим силам путем
строгого распределения этих сил, без этого условия партия представляла бы
из себя бесформенную массу, не способную противостоять натискам
контрреволюции, в учете и правильном распределении наших сил — залог нашей
сплоченности и мощи». Все это кажется сегодня полным бредом. Какое отношение
«организованная борьба с капиталом», да еще в Щегловске, имеет к обоюдному
согласию АИКа и отдельных партийцев на кадровые перестановки, которые
устраивали хозяйственников и были для производства выгодными?
Мешая работе АИКа, райком одновременно препятствовал (начиная с
осени 1923 г.) приему в партию иностранных колонистов, состоявших когда-то в «братских»
партиях. Такая зловредная для иностранцев политика райкома отражена в его
циркуляре за № 70 от 12 ноября 1923 г.:
«Согласно постановлению райкома от 23 сего октября, все члены иностранных
коммунистических партий, в частности, американской, имеющие иностранные
документы о состоянии в компартии и не имеющие таковых, вопрос о принятии их
в РКП должно возбуждать через райком перед Коминтерном и ЦК РКП, до
выяснения же в вышеуказанных инстанциях прием их в РКП на общих основаниях
не допускается».806
Стало быть, иностранцам невозможно не только перевестись в РКП, но
и вступить в нее на общих основаниях. Разрешения же ЦК РКП и Коминтерна
дожидались в АИКе годами. Так выглядела «братская коммунистическая
солидарность»…
Отказывая колонистам в партбилетах, райком одновременно ведет
среди успевших проскользнуть в РКП аиковцев пропагандистскую работу,
заставляя «ликвидировать политнеграмотность». Оказывается, высокоидейные
колонисты нуждались в том, чтобы их обучали малограмотные щегловские «партийные
лектора», как это следует из циркуляра № 74 от 19 ноября
1923 г.: «Колонисты, не знающие русский язык, продолжают
занятия в кружках по секциям по утвержденной агитотделом программе».807
«Развоз буржуазии по гулянкам». — С политграмотой или без оной колонисты жили лучше, чем местные
обыватели. аиковцам завидовали. Хотели жить так же, «как они». Может быть,
именно поэтому много позже, в 1926-1927 гг., русский спец Коробкин, вставший во
главе АИКа, будет разъезжать по городу на рысаках, поскольку ему тоже
хочется «пожить буржуйской жизнью».
У Коробкина были предшественники. В 1923 г., когда один только
внешний вид иностранцев вызывал у щегловчан зависть, местные «кадры»
старались перещеголять колонистов хотя бы разъездами на «гос-лошадях» по
гулянкам. И, как много позже — Коробкин, платили за это дорого. Коробкин, как
мы помним, лишился должности, а на закутившую партийку Никитину (работала
главным врачом) тоже завели дело, причем, как и Коробкина, продернули в
местной газете. Обвиняли ее в «буржуйских наклонностях». Именно так ставил
вопрос корреспондент Родин в письме, которое отправил в райком 24 марта 1923 г.:
«Настоящим сообщаю вам, что статья в газете «Работник» за № 9 под заглавием «Обираловские
кабинеты» написана лично мною. Материал, на котором я основывался написать
про доктора Чулкова, при сем прилагаю (заявление завхоза болльницы
химзавода члена РКП тов. Сотникова). В отношении ночных кутежей докторов
Никитиной, ее мужа инженера Никитина и зубного врача (фамилии ее не знаю) я
отрицать не могу, так как живя в одном бараке, рядом комнаты, с зубным врачом,
я лично наблюдаю частые кутежи и разгоны по полночам лошадей, конечно,
предприятия. Кроме того, прискорбно мне смотреть на то, что на эти личные
разъезды для личных удовольств товарищей врачей Кемеровского рудника
приставлен кучен тов. Фадеев как член РКП, который не мог быть определен на
другую для него службу как партийный товарищ, кроме как для развоза
буржуазии по гулянкам. Вот на чем я и вынужден был написать в газету».808
Главврача Никитину назвали буржуйкой, желая оскорбить. Но — разве
в тайне души она, как и многие, не хотела хоть чуточку походить на «буржуек»,
читай, на разнаряженных колонистских жен. И не от разительного ли контраста
между «нами» и «ими», равно и от осознания своего нищенского, по сравнению с
колонистами, прозябания, которое и жизнью-то человеческой не назовешь,
появилось у Никитиной и иже с ней желание покрасоваться хоть бы перед
соседями (вот, мол, живу как в Париже каком-нибудь, и если даже собственного
таксо не имею, то уж на личного извозчика у меня — все права). А Родин
извозчиков не имел. И глодала его, видно, зависть соседская. Написал донос —
стало легче…
Впрочем, тем дело не окончилось. Ибо мы обнаружили также донос
Никитиной на доносчика Родина. Он был отправлен в райком 24 марта 1923 г.: «Находя,
что заметки в газете «Работник» от 4 марта и 22 марта с.г. под заглавием «Выгодно
зашибает» и «Обираловские кабинеты» являются желанием посеять не только
рознь между врачебным персоналом и рабочими, но и возбудить рабочих против
врачей, и находя, что все написанное ложь и клевета, прошу райком теперь же
выяснить, насколько основательны бросаемые обвинения и опровергнуть их, в
противном случае условия работы создаются неприемлимыми. Что касается себя
лично, то сообщаю следующее: с 1 февраля с.г. совершенно прекращен прием
посторонних (еще до приказа рудоуправления) и выдача лекарств им, подобное
объявление вывешено и строго выполняется. Что касается приема на дому, то
случаи приема у меня лично были с выпиской лекарств из Щегловской аптеки,
приемы эти велись в исключительных случаях, во время, свободное от службы,
которым я имею право располагать по своему усмотрению. Насчет «пирушек» и
спирта распространяться не считаю нужным ввиду крайней нелепости этих
обвинений».809
Итак, Никитина рысаков не использовала, пирушки не устраивала и
обвинения в «буржуйстве» поэтому — сплошной вымысел. Не была она буржуйкой
и «шиковать» на фоне иных-прочих не пыталась. Жила по-пролетарски и думала
только о рабочих. Что касается Родина, то он был не просто корреспондент, а —
рабочий корреспондент, настоящая же его должность — управделами
Кемеровского райкома горнорабочих. Именно в таковом качестве он имел связи
с аиковцем Шиллингом-Муликасьё. Весь райком горнорабочих, включая
предрайкома Бутолина и зав. орготделом Воронина, равно и газета «Работник»
были на стороне Родина. Поэтому как только Никитина «отстрелялась» в
райкоме, через два дня Родин инициирует (вместе с Бутолиным и Ворониным)
очередную «антиникитинскую» акцию: посылает члена райкома профсоюза
горняков колониста Шиллинга «присутствовать при проверке прихода и расхода
наркотических веществ, находящихся в больнице химзавода».810
Очевидно, профсоюзники надеялись, что у Никитиной обнаружится
какое-нибудь нарушение по части хранения наркотиков. Однако они недооценили
то, что в Райкоме РКП над колонистом Шиллингом именно в 1923 г. сгущаются тучи,
вследствие чего он будет исключен райкомом из партии, так что результаты его
проверок, направленных против Никитиной (в пользу Родина и Бутолина), — для
райкома не авторитетны.
Для того, чтобы расправиться с ненавистной Никитиной, ее враги
заставляют коммуниста Сотникова написать на нее донос о «выявленной
ненормальности в больнице химзавода», где, якобы, собутыльник Никитиной
доктор Чулков «согласно заявления произвел расстрату медикаментов и спирта».811
Сотников задание выполнил, донос помечен 22 февраля 1922 г., и
завком профсоюза химзавода препроводил его сначала в райком ВСГ, а оттуда —
в райком РКП. Приводим текст: «Довожу до вашего сведения, что в больнице
химзавода мною замечено следующее явление. Не помню какого числа декабря
доктором Чулковым были получены медикаменты из больницы кемрудника, в том
же числе Шпирт (Спирт) 6 четвертей, из них четыре чистого и две четверти
денатурованного и взятое все в целом было увезено доктором к себе на
квартиру и вот на рождестве будто бы доктором Чулковым во время гулянки было
израсходовано несколько бутылок Шпирта и красного вина, сведения были мне,
конечно, не официальные, но тем не менее об этом узнал и председатель
страхкассы тов. Заплаткин, который вскоре после праздника, т.е. рождества,
заходя к нам в больницу химзавода, я как нахожусь завхозом больницы
химзавода, в то время был в отсутствии по делам службы и им не у кого было
точно всего узнать, и потом дело было во время приема больных, что тоже
послужило тормозом и они только спросили насчет Шпирту, что есть ли расход
таковому, то ответил, что есть, израсходовано 4 бутыля Шпирту и одна бутылка
виноградного, но когда у него спросили, есть ли документы, которое
израсходовано, доктор ответил, что нет и с тем предстрахкассы т. Заплаткин и
тов. Колесников,812 взяв на заметку, и ушли, после у
меня просили, чтобы замеченные мною какие-нибудь ненормальности, передавал,
т.е. доводить их до сведения. И вот я сообщаю, после того, как т. Заплаткин и т.
Колесников были, сейчас же вечером доктор Чулков взял кучера и привез все в
больницу».
Мы помним, что химзаводская больница находилась в ведении АИКа,
причем осенью 1923 г. ее собирались почти ликвидировать, сократив штат до
размера фельдшерского пункта. Поводом послужило всеобщее сокращение штатов
в АИКе. Но — одно дело сокращать сотни рабочих, а другое — несколько врачей.
Вряд ли истинные причины были такими, как их рисовали аиковцы. Подковерная
грызня и интриги, в которые оказались втянутыми врачи, райком профсоюза,
химзавком и райком РКП, могли так надоесть всем и вся, в том числе аиковцам,
содержащим многонеудобную больницу со склочным аппаратом, что наиболее
мудрым Рутгерсу могло показаться ее закрыть.
Однако вернемся к доносу Сотникова: «Шпирт и медикаменты, — пишет
от о докторе Чулкове, — поставил к себе в кабинет, медикаменты сдал в аптеку,
но не все, самые дорогие медикаменты оставил у себя в кабинете и аптекарем не
взяты до сего числа на учет, что дает возможность доктору лечить на квартире
у себя приезжих из деревень больных, что, конечно, мною и многими подмечено
неоднократно, кроме того, когда доктор поставил в кабинет Шпирт, то не
замыкнул его в шкап, а поставил прежде на шкаф три четверти, а затем снял, на
пол поставил и ключ от кабинета отдает дежурной сестре, которая, конечно, по
первости таковой не брала, но он все-таки сильно вручил ей. Прихожу я в
больницу, мне сестра Барыкова заявляет, что доктор, замкнув кабинет и ключ
силом вернул мне. Я, конечно, сразу ей ответил, что доктор, что хотит с вами
сыграть, на второй день он же передает ключ следующей дежурной фельдшерице
Оржешко, которая ключ не брала, в конце концов мне передает сестра Барыкова,
что у доктора потерялся Шпирт, сколько, никто не знает, но видно, что открыт
гвоздем и долито водой четверть и говорит, что есть следы, попросил пока об
этом умолчать, говорит, что мы сделаемся по-семейному. Со своей стороны я
просил бы точно все проверить и взять все медикаменты на учет аптекарю,
прошу в скором времени хотя бы в воскресенье, больше приему больных не будет,
к чему подписуюсь, завхоз больницы химзавода».813
Вот такая в Щегловске были интеллигенция. Врачи пьют чистый спирт,
в пьяном виде разъезжают на рысаках и устраивают ночные гулянки. Воровству
подвержены все. И рабочие, и врачи, и учителя. Представления о морали, конечно,
есть. Но не такие, каким обучали колонистов в европейских и иных школах. В
советских школах все по-другому. Учителя воруют, и их пример — лучше всякого
«Закона божьего». Заместитель заведующего УОНО А. Конев сообщал в райком
секретным письмом, что в щегловской школе учителя своровали более тысячи
книг. На что они им были? Очевидно, топили ими печку. Письмо Конева датировано
23 марта 1923 г.: «Довожу до вашего сведения, что бывшие учителя нашей школы
Недоспасовы, заведуя библиотекой, как педагогической и центральной,
растратили около 1000 экземпляров, а также уничтожили, благодаря халатности, 6
передвижек. Указанные учителя кроме слов, во время службы, положительно не
принесли, а наоборот красную школу довели до развала. Примите меры
предосторожности».814
Между тем, мы читали просьбы колонистов, которые приехали в
Кузбасс вместе с детьми, пристроить свое потомство именно в русскую школу.
Но получали отказы. Наверное — к лучшему: чему научили бы детей учителя-воры?
Впрочем, все это колонисты могли посчитать случайностью. Ради
высокой идеи, конечно, можно пожертвовать частностями, мелкими неудобствами
и даже не брезговать сомнительными знакомствами с советскими чиновниками и
служащими. Но не заметить многих особенностей советского производственного
и общественного бытия было невозможно. Например, всюду говорилось (но не
писалось, конечно), что выборы в СССР сплошной обман и бесстыдное
навязывание воли меньшинства большинству. Могли ли колонисты не слышать о
таких разговорах? Ведь они сами тоже участвовали в выборах, хотя бы
профсоюзных. И тогда — как скоро их постигло разочарование? Вот читаем же мы
донос коммуниста горной комячейки Павла Павловича Авдеева (естественно,
секретный) в райком РКП, помеченный мартом 1923 г. Он сообщает, что рабочие
прекрасно отдают себе отчет в том, что такое советские выборы: «24-го марта с.г.,
находясь в раскомандировочной Центральной шахты, где, между прочим, было
много суждений о выборах представителей на райконференцию ВСГ. Разговоры и
споры велись о правильности только что закончившихся выборов. Более
отсталые рабочие по несознательности говорят, что райком ВСГ и райком РКП
нарушают правила выборных положений и т.д., так как присылают нам людей
совершенно не имеющих никакого отношения к производству. Но суть не в этом.
Это обычное явление, люди не понимают, которым всегда можно разъяснить, но
факт тот, что страсти последних кто разжигает, кто-то сознательно ведет
агитацию и вот как раз в то время, когда мною разъяснялось правило и порядок
выборных положений, в это время некто Лещенко, пом.тех.табельщика
Центральной шахты, вмешивается в разговор и говорит, что оставьте все это, т.
Авдеев, прекрасно знаем порядки и что неверно поступает райком ВСГ и райком
РКП, так это да, то, что вы говорите, это не выбора, а является со стороны
райкомом назначенство».
Заявление Лещенко перекликается с высказываниями многих
колонистов, которые были недовольны приказной советской системой и
отсутствием «демократичности». В своих заявлениях с просьбами об отъезде из
Кузбасса они об этом писали красноречиво. Настроение иностранцев в этом
удивительно созвучно настроениям русских, которым диктат партии был не по
душе, и которые коммунистов не жаловали. Далее Авдеев сообщает: «Высказывая
свой взгляд на таких друзей как Лещенко, я со своей стороны скажу следующее:
Лещенко как бывший член РКП, вышедший из таковой лишь потому, что ему
невыгодно стало в партии. Получивши рассчет после демобилизации трудроты
при Кемруднике, выехал в деревню, где прожил несколько месяцев, возвратился
на рудник и поступил в вышеупомянутую должность. Последний, подыгрываясь
под массы, ведет политику такову, что я был коммунистом и из-за этих
несправедливостей из партии вышел. Словом, Лещенко тонкий политик как
шкурник, который более чем вреден на шахте, и таких господ необходимо бы
вышибать с предприятия. Говоренные слова Лещенком, показанные мной в сем
заявлении, подтвердит член РКП Стативко, к сему подписуюсь».815
Заметим: как только в Кемерове появлялся смельчак, который не
боялся говорить правду, сразу же принимались меры к его изоляции.
Соображения Авдеева о «вредности» Лещенко, и необходимость «вышибить его с
предприятия» не случайны. «Вышибать» за одно «не то» слово — норма. А
иностранцы — народ непуганый, говорят, что видят, потому и стали сразу же
нежелательными. Упаси бог станут примером для подражания. Ведь были же
аналоги — вспомним историю с Макаровым («герой 1927-го года», о нем см. третий
том «Страниц истории города Кемерова»).
Крах управляющего Ангевича. — До того,
как Кемрудник стал аиковским, он подчинялся, в числе других рудников
Кузбасса, управляющему севгруппой рудников Ангевичу. Неслыханная удача
Рутгерса, вырвавшего у «верхов» автономию АИКа и впридачу — кемеровские
шахты, совпала по времени со скандальным смещением Ангевича, звезда коего,
что называется, закатилась навсегда. Смещение наделало много шума, но
Рутгерс мог радоваться удаче: если бы Ангевич не скомпрометировал себя в
глазах партмассы, передача Кемрудника Рутгерсу не произошла бы так быстро.
Делом Ангевича интересовались также краевые организации. 5 апреля
1923 г. член комфракции Сиббюро ЦК ВСГ Баранов в совершенно секретном письме в
комфракцию кемеровского райкома ВСГ пытался установить, какое досье
хранится в Кемерове на Ангевича и нельзя ли его переслать в Сиббюро, о чем
кемеровские профсоюзы тут же известили райком РКП. Баранов писал: «Комфракция
Сиббюро ЦК ВСГ настоящим просит вас срочно сообщить резльутаты по протоколу
№ 4 от 7 августа 1922 г. по п. 7-б, а также просит срочно прислать все имеющиеся у
вас материалы о деятельности бывшего управгруппой Ангевича. Материалы
требуются в срочном порядке, а посему просим их немедленно выслать с вам
мнением в комфракцию Сиббюро ЦК ВСГ».816
В райкоме РКП компромат на Ангевича нашелся. Как ни странно, он
касался приехавших в Кузбасс иностранцев, с которыми Ангевич не хотел иметь
никаких дел, и даже демонстративно уходил с заседаний, на которых
присутствовали американцы. В подтверждение сказанного приводим выписку из
постановления заседания президиума райкома РКП за 6 февраля (число месяца
напечатано римскими цифрами, так что, возможно, правильно — 6 ноября) 1922 г.: «Обсудив
т. Ангевич как лена РКП, члена президиума райкома, т. Ангевич 5/II (5 февраля? 5 ноября? — авт.), будучи на объединенном заседании,
созванном уполномоченным американской группы рабочих, на заседании
присутствовали из Щеглово Политбюро, исполком, Уком, профсоюз, райком РКП и
американцы, на повестке дня стоял ряд вопросов и тов. Ангевич оставил
заседание, т. Ангевич своим уходом ярко подчеркнул, что он не желает иметь
дело с тов. американцами, а также т. Ангевич поставил в дурацкое положение
райком РКП и райком горнорабочих, почему президиум райкома РКП также
явление считает недопустимым и призывает т. Ангевича к порядку и выносит
выговор».817
Итак, Ангевич ненавидел американцев. И за это пострадал. Впрочем,
— отдуваться ему пришлось не только за разжигание национальной розни.
Ангевич разрешил провести в церковь электрическое освещение. И жестоко за
это поплатился — недоброжелатели тут же этим воспользовались. В бумагах
райкома хранится некий материал под заголовком «О проведении электричества
в церковь». Он не подписанный, но на нем стоит райкомовский исходящий номер,
датированный 5 мая 1923 г. Стало быть, его куда-то отсылали. Очевидно, как
компромат — в Сиббюро ЦК ВСГ. В материале сказано, что Ангевич то и дело «пытался
подложить свинью» (буквально, так и записано) местным парторганам.
Парторганы ничего не забывают. Пришел их черед отыграться за «подложенную
свинью». «Тов. Лопарев, — говорится в материале, — говорит следующее:
рабочая масса недовольна проведением электричества в церковь и устройства
там христос воскресе, такие вещи недопустимы со стороны члена РКП т.
Ангевича, он своими поступками нарушает правильную работу по
антирелигиозной пропаганде, далее рабочая масса говорит определенно, что вы,
коммунисты, ведете агитацию против религии, а сами ее распространяете, т.
Шкляев ходил к тов. Ангевичу, почему он проводит электричество, он ему сказал,
что он его отпустил на 3 дня за деньги, товарищ на этом успокоился, но я считаю,
такие вещи недопустимыми, я усматриваю, что здесь товарищ идет вразрез с
организацией».
Интересно, что американцы бывшим спецам и руководителям рудника и
химзавода (Ангевичу, Лоханскому) платили той же монетой, — т.е. ненавидели их
также люто. Рутгерс сводил счеты «с бывшими хозяевами» (документы мы уже
цитировали), причем намекал, что бывшие спецы были чуть ли не вредителями.
История с электрическим освещением местной церкви (чему, кстати,
поспособствовал и инженер Лоханский) была лишь поводом для того, чтобы
разделаться со старыми «хозяевами» щегловского производства и дать дорогу
новым, которые бряцали своими связями с Кремлем. Далее в компромате на
Ангевича сообщалось: «Тов. Ангевич уже не раз делал нелепости и у нас стоял
вопрос об исключении его из членов РКП, но на последнем заседании президиума
4 апреля т. Ангевич на предложенный ему ряд вопросов вполне согласился и так
сказать, должен он рабочим так, как полагается коммунисту, но он этого все же
не делает и только удалось уехать в Томск, как он опять подложил свинью
организации, а посему я высказываюсь за исключение его из партии. Тов.
Степанов говорит, что этих материалов недостаточно, чтобы исключить его
только за то, что он провел электричество, если исключить, то нужно собрать
все материалы о старых проделках т. Ангевича, и тов. Ангевич человек сильный
и если вы его исключите из партии, то он будет восстановлен высшими
организациями и вы попадете в неловкое положение и тов. Степанов вносит
предложение дать строгий выговор т. Ангевичу с занесением в партбилет и
опубликовать в печати, предложение принимается».818
«Бабье влияние». — Правление
Рутгерса многим казалось необычным. Мало того, что на смену аппарату
Ангевича поставили иностранцев, что вызывало немалое удивление, так еще
наделили большой властью и полномочиями «бабу» — личную секретаршу (а по
другим документам — и «личную женщину») Себальда Рутгерса. Бронка Корнблит
активно вмешивалась во все производственные и общественные дела, выступала
с докладами, и местные партийные и хозяйственные кадры, не привыкшие еще
видеть женщину на ответственном посту, должно быть, сильно возмущались.
Многим, конечно, не хотелось находиться «под бабьим влиянием». О том, какое
большое место в жизни небольших, но все-таки — чинов «мужеска пола» имело
самолюбие, можем судить по письму завхоза больницы Кемрудника К. Артамонова
в райком ВСГ от 2 мая 1923 г. Артамонов о себе сообщал, что проживает в бараке №
15 и сильно недоволен, что им по службе «командует баба», некая Авдеева,
поэтому он «за дальнейшее не ручается» и предупреждает, «что может что-то
произойти»: «Настоящим прошу фракцию ВСГ убрать меня с должности завхоза
больницы Кемрудника, так как при неправильном распоряжении зав. отделом и
выслушивании разных сплетен Авдеевой я больше служить не могу, так как у нас
уже возник маленький конфликт, а если я еще буду дальше служить, то может
повториться посильнее, так как под бабьим влиянием я не хочу быть, если она
делает несправедливо и тянуться перед ней я не в состоянии и в дальнейшем я
на себя не надеюсь и унижать себя не буду, а если не уберете, то за дальнейшее
не ручаюсь, если не подвернете им гайки, они привыкли играть на больной
струнке, убедительно прошу еще раз убрать меня».819
Отставка директора-распорядителя. — Впрочем,
нельзя сказать, чтобы в АИКе всеми делами заправлял Рутгерс и его верная
помощница Бронка Корнблит. Как ни были крепка ненависть Рутгерса к «бывшим
спецам» и, в частности, к Ангевичу и Лоханскому, ему приходилось иногда
делиться с ними властью. Так, директором-распорядителем АИКа первые месяцы
был некто Гриндлер, который в 1922 году являлся заместителем Ангевича,
управляющего северной группой рудников Кузбасса. Как он оказался на новой
должности в АИКе — загадка. Так или иначе, уже в мае 1923 года между Рутгерсом и
Гриндлером возник конфликт, поскольку Гриндлер, де, мешал проведению его «тех
или иных мероприятий». Об этом говорит сам Рутгерс на объединенном
заседании президиума райкома РКП и райкома ВСГ 21 мая 1923 г. На заседании
присутствовали члены президиума райкома РКП Черных, Тихомиров, Глазков,
Бутолин, Рутгерс, члены райкома ВСГ Гульбе и Шиллинг, уполномоченный ГПУ
Беляков,820 Баранов и личный секретарь Рутгерса
Бронка Корнблит с секретарем бюро американской секции профсоюзов
Фальковским. С докладом выступил Рутгерс: «Вскоре после передачи колонии
АИК директором-распорядителем был назначен инженер Гриндлер (бывший до
этого замуправгруппой) и вначале взаимоотношения его с техническим
директором Пирсоном были наилучшие, но впоследствии оказалось, что он (Гриндлер)
систематически стал блокировать все американские методы, постоянно мешая
проведению тех или иных мероприятий. В результате весь аппарат рабочих и
служащих стали обращаться по всем вопросам непосредственно к Рутгерсу.
Состав технического аппарата таков: во главе стоит т. Пирсон, которому он
абсолютно доверяет, рекомендован на это работу Американским союзом
индустриальных рабочих, кроме того, он также известен председателю Госплана
т. Кржижановскому и профессору Бокий. Он новые американские методы
применяет с чрезвычайной осторожностью и быстро приспосабливается к
местным условиям. Во главе технического отдела стоит Вайт, хотя и не имеет
солидной теоретической подготовки, но как практик он вполне соответствует
той работе, которая ему поручена. Для этой работы приглашен инженер из
Америки, но его до сих пор еще нет. Электрический цех самый слабый, во главе
его стоит Лезен, имеющий теоретическую подготовку, однако не имеющий
практики. Для этой работы также приглашен инженер-специалист из Америки.
Материалы для оборудования станции высланы и уже в пути. Химический завод
будет пущен не ранее сентября месяца с.г., т.к. доктор Малер, которому
поручена эта работа, на днях приезжает и задержка его произошла оттого, что
он знакомился с новейшим оборудованием коксовых печей в Руре. Техническо-административный
персонал таков: зав. центральной шахтой Прейкшас вполне соответствует своей
работе, также и заведующий Южной шахтой. Менее подходящ заведующий
Владимировской шахтой. В бухгалтерии был хаос и поэтому пришлось выписать
из Москвы для бухгалтера».
Далее Рутгерсу стали задавать вопросы.
БУТОЛИН: Есть ли в Управлении постоянный заместитель главного
директора на случай отъезда, почему в последний раз оставался бухгалтер
Шаповалов. Следит ли и несет ли ответственность Пирсон за все шахты.
РУТГЕРС: Постоянного заместителя нет. Как директор-распорядитель
оставался Гриндлер и с него никаким приказом ни письменным, ни устным его
обязанности и права не снимались. Пирсон технический директор и каждый
заведывающий отвечает за порученную работу.
БУТОЛИН: Был ли предложен проект переправы через реку на
утверждение главного директора или директора-распорядителя?
РУТГЕРС: Когда Струйк обратился к Рутгерсу с запросом о возможном
устроить переправу через реку на лодках конструкции, представленной
Струйком, постройка по этой конструкции была разрешена. Во время же отъезда
т. Рутгерса кем-то самостоятельно без согласия Рутгерса была устроена
переправа.
БУТОЛИН: Почему т. Корнблит подписывает официальные бумажки в
отсутствие т. Рутгерса в Томске?
РУТГЕРС: Он поручает ей это делать и вполне доверяет.
БУТОЛИН: Почему некоторые заведующие отделами самостоятельно
подают телеграммы и за своей подписью как, например, Макдональд в
Губземотдел.
РУТГЕРС: Это не имело места.
БУТОЛИН: Почему директор-распорядитель Гриндлер не приглашается
на технические совещания и другие, как, например, по организации воскресника
и т.д.
РУТГЕРС: Директор-распорядитель должен был сам его созвать и,
безусловно, быть на нем.
БУТОЛИН: Почему, когда на Южной шахте стала заливать вода,
завшахтой не принял никаких мер, несмотря на распоряжения Гриндлера?
РУТГЕРС: По вызову по телефону был вызван туда Пирсон и по
прибытии на место оказалось, что это не соответствует действительности.
Гриндлер же по этому вопросу не обращался за содействием к Рутгерсу.
БУТОЛИН: Найдется ли заместитель директору-распорядителю
Гриндлеру?
РУТГЕРС: Нет. Но его пока возможно заменить инженером
Скорбященским.
БУТОЛИН: Тов. Рутгерс говорит, что некоторые товарищи, прибывшие
из Америки, не соответствуют своему назначению, и все-таки они занимают
ответственные посты.
РУТГЕРС: Из вновь назначенных только Вайт не вполне подходящ, но
ему едет заместитель, остальные значительно лучше замененных.
БУТОЛИН: Почему без ведома Союза и несмотря на протест назначен
заведующий конным двором Зусман?
РУТГЕРС: Зусман назначен заведующим поверхностным отделом
Макдональдом.
БУТОЛИН: Почему не проводятся в жизнь распоряжения т. Рутгерса,
как, например, о подростках.
РУТГЕРС: По этому вопросу т. Кинсфатор договорился с Вайтом, и
обещал урегулировать этот вопрос.
БУТОЛИН: Чем вызывается массовый отъезд американских рабочих?
ФАЛЬКОВСКИЙ: Дополняет этот вопрос тем, что в управлении нет
порядка, обращаясь по делу, не найдем, кто им ведает и кто отвечает за данную
работу.
РУТГЕРС: Желающие уехать подают мотивированные объяснения и
таковые имеются, они, главным образом, сводятся к тому, что управление не
дает им полной власти, так, например, присматривающие за коровами недовольны
тем, что над ними святятся администраторы и специалисты.
ШИЛЛИНГ: Я присутствовал на собрании финнов-коммунистов и всех
отъезжающих можно разделить на несколько групп. Первая группа говорит, что
они не знают английского языка, и потому не могут быть использованы на
ответственной работе. Вторая группа объясняет отъезд отсутствием
производственной дисциплины и третья группа говорит, что их приравнивают в
отношении отпусков с русскими. Тут же выяснилось, что с их стороны нет
никакого недовольства Рутгерсом.
ФАЛЬКОВСКИЙ: Почему собирается уехать группа венгров?
РУТГЕРС: Они собираются организовать колонию на Кавказе.
ТИХОМИРОВ: Может ли т. Рутгерс оставить за себя кого угодно?
РУТГЕРС: Да, кого угодно.
ТИХОМИРОВ: Тов. Рутгерс говорил, что к Гринделу перестали
обращаться, а обращаются к Рутгерсу, почему он не посылал их к Гриндлеру?
ОТВЕТ: Рутгерс посылал их обратно к Гриндлеру, но американцы
отказывались подчиняться Гриндлеру.
ТИХОМИРОВ: Рутгерс говорит, что путем самоочистки уедет не более
20%, теперь же он не жалеет и в том случае, если уедет больше.
РУТГЕРС: Нет большого несчастья, если часть уедет.
ТИХОМИРОВ: Факт, что Южная шахта была затоплена, кто же будет
отвечать и будет ли?
РУТГЕРС: Принять меры, чтобы ежегодно не затоплялось, можно только
летом.
ТИХОМИРОВ: Здесь говорилось, что заливание шахты ежегодное
явление. Правда ли это? Теперь есть возможность воду откачать и до сих пор
ничего не делается.
РУТГЕРС: Никакой угрозы теперь не представляет, когда была
катастрофа, они спешно взялись за ремонт котла (но потом оказалось, что он
требует основательного ремонта и теперь это делается).
ТИХОМИРОВ: До сего времени не могут найти, кто сделал обшивку у
моторной лодки.
РУТГЕРС: Ему мало известно, надо расследовать.
После попыток смутить Рутгерса вопросами начались прения. Первым
выступил секретарь райкома Черных и «задал тон»: известно, что на секретарей
по существовавшей тогда партдисциплине надлежало равняться и «развивать их
мысли». Главные претензии Черных — к тому, что руководство АИКа «хромает» и
не желает контактировать с профсоюзами: «Из всех вопросов можно сделать
вывод, что отсутствует административно-организационная сторона в деле — и
это приводит ко всякого рода ненормальностям. Есть и враги у колонии,
которые всякие мелкие случаи используют. В области административно-организационной
необходимо теперь же устранить всякие ненормальности, связи с профсоюзами
совершенно нет. Всякие начинания профсоюза к урегулированию
взаимоотношений игнорируются. Кроме того, необходимо привлекать к
ответственности всех виновных в дезорганизации».
Как и полагается, следующим выступил ответственный, но рангом
пониже партийный чиновник, зав. орготделом райкома Тихомиров. Он
возмущается поведением секретарши Рутгерса Бронки Корнблит, которая
считает единственным хозяином АИКа Рутгерса, с чем ни райком РКП ни
профсоюзы согласны не были: «Тихомиров, вполне присоединяясь к сказанному т.
Черных, останавливается на следующем: не один раз нам, ответработникам,
приходилось слышать от т. Корнблит о том, что Рутгерс за все отвечает и
чувствовалось, что этим хотелось сказать, чтобы организации не лезли не в
свое дело. И это не впечатление, а на самом деле, о чем свидетельствуют,
например, поездки Рутгерса в Сиббюро, где освещалось, что райком не имеет
права вмешиваться, когда райком никогда и не вмешивался. Нужно иметь большую
смелость тов. Рутгерсу, не знакомому с местными условиями, сразу действовать
самостоятельно, не согласуя их с райкомами РКП и ВСГ. Рудоуправление
чрезвычайно много доверяет административно-техническому персоналу, не видя,
как преломляются их распоряжения внизу. Управленческая оторванность от
низа, чтобы избежать в дальнейшем этого, нужно установить самую тесную связь
с парт- и проф-организациями. Нужно устраивать ежемесячно совместные
заседания, совещания технической стороне. Нужно регулярно устраивать
технические совещания».
Секретарь американской комячейки Фальковский предпочитает идти
«в струе» Черных и Тихомирова: все-таки он считается райкомовским «кадром»,
и если пойдет против райкома — может лишиться доверия. Райком для него
страшнее Рутгерса, а поэтому он включается в критику аиковских неполадок: «Между
Макдональдом.., который руководил постройкой лодок, велась драка, отношения
были обострены. В отношении аварии (имеется ввиду катастрофа с потоплением
парома, — авт.) с лодками также виноват тов. Благодатский, т.к. он не принял
меры к тому, чтобы немедленно же приостановить переправу, он же сам ездил и
кроме того, говорил в массе, что всех американцев я бы перестрелял».
Председатель местного отделения профсоюза Бутолин, разумеется,
тоже против Рутгерса. Он обижен тем, что Рутгерс игнорирует профсоюзы и не
дает ему вмешиваться в аиковские дела. И вот Рутгерс получает рикошет: «Тов.
Бутолин согласен с тем, что говорил т. Черных, Тихомиров, после отъезда
Рутгерса при заместителе Шаповалове началась форменная неразбериха.
Рабочие ясно видят, что из американцев многие совершенно не соответствуют
своему назначению и их все-таки оставляют и не принимают меры к замене.
Управление не считается с мнением профсоюза, пример с Зусманом.
Администрация не делает рабочим докладов. Необходимо выявить
администраторов и негодных заменить, делать доклады рабочим заведующим
отделами. Возложить больше ответственности на администрацию».
Чекист Беляков тоже подогревает настроения против Рутгерса. Он
вступается за директора-распорядителя Гриндлера, которого Рутгерс на дух не
переносит, и заявляет, что Гриндлер просто не хочет нести ответственность за
катастрофы (на переправе, на Южной шахте и др.), которые чуть ли не устраивает
Рутгерс: «Со дня принятия группы американцами они заявляли, что в старом
правлении не было порядка. За последнее время настроение рабочих стало по
отношению к американской колонии оппозиционное. Последняя катастрофа с
лодкой усилила недоверие к американцам и их методам. Рабочие говорят, что в
ближайшее время неминуема катастрофа на Центральной шахте. Обращаясь к
директору-распорядителю Гриндлеру, по каким причинам произошла катастрофа,
Гриндлер заявил, что это не его дело. Он снял с себя всякую ответственность
директора-распорядителя. Это делается помимо его распоряжений».
В общем, Рутгерсу пришлось выслушать много неприятного в свой
адрес. Ни одного хорошего слова! Все выступающие — против Рутгерса. Ему
предоставили слово, и он попытался все технические непорядки свалить на
Гриндлера, очевидно, забывая, что Гриндлер уже давно не при власти и
фактически отстранен от работы: «В письмах отъезжающих, — говорит Рутгерс,
— нет никаких указаний, откуда можно было бы думать, что по вопросу о
взаимоотношениях было неправильное освещение положения. От докладов
никогда не отказывались. Техническая дезорганизация происходит от головки
директора-распорядителя. Гриндлер с самого начала игнорировал все
американские методы и всеми мерами им чинятся препятствия к проведению их».
Однако последнее слово оказалось не за Рутгерсом, — и даже в этом
читается негативный настрой по отношению к нему. Профсоюзник Бутолин
выскочил с маленькой репликой, которая и подвела итог заседанию: «Бутолин
говорит, что профсоюз обращался только с мелочами — это неправда. Пример о
сверхурочных ночных работах, об установлении норм выработки и расценок на
Владимировской и Центральной шахтах, которые Управление до сих пор не
выполнило и др.».
Заседание окончено. Постановление было, конечно, дипломатичным:
на войну с Рутгерсом — на уровне официальных резолюций и постановлений —
пока не отваживались (это будет сделано позже). Поэтому в постановлении хоть
и читалось раздражение райкомовцев, но тон в целом довольно безобидный.
Постановили:
- Признать, что административно-организационная
сторона дела в таком состоянии, что необходимо на нее в ближайшем времени
обратить самое серьезное внимание, между прочим, в смысле большого
уточнения прав и обязанностей каждого администратора и техника
установления строгой подчиненности (централизации) и ответственности.
- Признать необходимым укрепление в сознании
русских техников и рабочих их служебной прочности на предприятиях АИК.
- В целях координирования действий и выявления
общих недостатков устраивать ежемесячные регулярные совещания райкомов
РКП, ВСГ и Управления.
- Устраивать технические совещания.
- В целях производственной пропаганды и
рассеивания всяких злостных слухов признать необходимым лицам
административно-технического персонала делать доклады на собраниях
рабочих.
- Поддержать перед губкомом просьбу тов. Рутгерса
о назначении ему помощника коммуниста в связи с исключительными условиями
работы АИК.
- Обратить самое серьезное внимание Сиббюро ЦК РКП
и ВСГ на оплату продукции Сибопсом и своевременную доставку продовольствия
продорганами. В частности, просить привлечь к ответственности виновных в
волоките и доставке хлебопродуктов и фуража, выразившемся в упорном
неисполнении распоряжения центра».821
Итак, райкомовцы и профсоюзники рвутся к управлению
производством и желают, чтобы все технические вопросы обсуждались с их
участием. Однако вот что интересно: как только им предоставлялась
возможность выступить с инициативой на кемеровском или ином руднике,
райкомовцы принимали постановления какие угодно, но только не касающиеся
производства. Боялись брать на себя ответственность, поскольку не обладали
достаточными знаниями. И поэтому лукавили, когда заявляли, что Рутгерс не
дает им «рулить»: они просто не были способны к руководству производством и
занимались лишь интригами.
В мае 1923 г. секретарь райкома Черных побывал на руднике имени 25
Октября, который тоже принадлежал АИКу. 24 мая он выступил на заседании
президиума кемеровского райкома с докладом о своей поездке. Приняли
постановление. Но в нем ничего не говорилось о производстве. Черных боится
выказать свою некомпетентность. Постановили:
- Ускорить отправку библиотеки райкомом ВСГ.
- Предложить фракции райкома ВСГ договориться с
рудоуправлением о включении в программу строительного сезона на руднике «25
Октября» постройку там народного дома.
- Тов. Вдовина откомандировать в распоряжение
райкома.
- Поручить отготделу командировать заместителя т.
Вдовину в качестве секретаря ячейки, использовав его вместе с тем и на
должности делопроизводителя рудкома.
- В связи со слабостью работы отделения Рабкоопа
командировать партийца на должность приказчика.822
Как видим, Черных интересуется не столько производством, сколько
кадрами. Очевидно, хочется иметь «своих» людей везде, в том числе и в АИКе.
Призвание Черных — расставлять свои «опоры» везде, где можно, оказывать
услуги нужным людям, заниматься распределением мест на курорты, чем
занимался лично. Известно, например, его письмо в партийную фракцию райкома
ВСГ с просьбой «оказать содействие тов. Игнатию Ащеулову дать место лечения
его на курорте, как пострадавшему в борьбе с бандой Алферова».823
Таким образом, Черных старался приголубливать верные
идеологически испытанные кадры, к каковым аиковцев явно не относил…
АИКовское Правление, впрочем, старалось с райкомом не
конфликтовать и, по возможности, удовлетворять его мелкие просьбы (лишь бы
не вмешивались в производство!). Например, 4 июня 1923 г. химзаводская ячейка и
химзавком на общем заседании обсуждали ситуацию, которая сложилась вокруг
так называемой «художественной секции». Таковую решили расположить прямо в
доме холостых в комнате режиссера рабклуба химзавода, в связи с чем
постановили «поручить завкому ходатайствовать забронировать одну комнату
в доме холостых для режиссера».824
Могло ли аиковское Правление не выполнить просьбу химзаводской
ячейки, за которой, конечно, стоял райком? Могло. Но вряд ли пошло бы на
обострение отношений с РКП. А вот райкомовцы на обострение шли смело. Мало
того, что забрасывали АИК разными просьбами (предоставить квартиру,
оборудовать помещение и т.п.), так еще устраивали и «мелкие подсечки», дабы
доставить неудобства американцам. На протоколе того же заседания, например,
читаем резолюцию райкомовца, которая предписывала реорганизовать бюро
американской секции рабочих (очевидно, в профсоюзе?): «На фракции поставить
вопрос об упразднении химзавкома и бюро американской секции рабочих,
выделить по работе только уполномоченного рудкома».
Впрочем, думается, что американцы не чувствовали себя в чем-то
ущемленными. После той шовинистической компании, которую весной 1923 г. им
удалось пережить в Щегловске, «мелкие укусы» вряд ли их впечатляли. Что до
русских рабочих и служащих — то об американцах они вспоминали только в дни
получек, особенно если таковая задерживалась. Все помыслы рабочих были
заняты заработком и тем, как накормить семью. Потому что большинство
голодало.
Вот, например, из заявления Дмитрия Фадеева в райком от 15 июня 1923 г.
следует, что он работает в больнице Кемрудника по 12 часов в сутки, а семья все
равно голодная, и жизнь кажется беспросветной: «Настоящим прошу вас том, что
мое здоровье уже вам известно, но в настоящее время я работаю 12 часов в сутки,
в больнице, где не хватает моих сил, не зная ни будней, ни дни отдыха, все
время ежедневно, где сверх 24 смен должно проводиться в полуторном размере,
но мне почему-то этого не провели, но остальным проводят в полуторном, я клал
последние силы, дабы прокормить свое семейство, чтоб не подохло с голоду, а
поэтому прошу, чтоб за проработанное время провели сколь полагается, а в
дальнейшем не заставляли работать более 8 часов, человек не машина, и та
требует отдыха, поэтому прошу не оставить моего заявления без внимания, в
чем и подписуюсь».825
Рутгерс и профсоюзы. — Может, именно
потому, что семьи рабочих голодали, такое внимание в райкоме уделяли
пристраиванию в АИК на работу подростков: какая-никакая, а материальная
поддержка. Рутгерс, впрочем, на это смотрел равнодушно (документы уже
приводились). Райком настаивал. Быть может, именно потому, что Рутгерсу
подростки досаждали. В игры втягивались и профсоюзы. Секретарь райкома РКП 13
июня 1923 г. писал во фракцию райкома ВСГ о необходимости произвести на
Рутгерса «давление»: «Кемеровский райком РКП предлагает на заседании
фракции совместно с т. Рутгерсом и с представителем райкома РКСМ поставить
вопрос о закреплении 6% брони подростков».826
От назойливых просьб партийных и профсоюзных вождей Рутгерс
пытался отмахиваться. Любить вождей было не за что. аиковские спецы и
руководители достаточно настрадались от нападок самых разных общественных
инстанций. Многие не выдерживали. Так, 21 мая 1923 г. заведующий квартирным
отделом АИКа П. П. Буриков возмущенно писал в президиум райкома ВСГ (членом
коего, кстати, являлся), что на пленуме райкома, куда его не приглашали, за его,
Бурикова, спиной критиковали и поливали грязью: «Из протокола пленума
райкома ВСГ от 15 мая 1923 г. видно, что в прениях некоторых товарищей в
отношении отсутствия зав. квартирного отдела (т.е. меня) на пленуме
объясняется халатностью и ставится на вид. считаю это неправильным, а именно
решение преждевременным без выяснения причин. Извещения мне о пленуме не
было, как и повестки дня, во-вторых, мое присутствие на пленуме, как
обязательное, не предъявлялось мне, как и на первом пленуме. Я думаю, вполне
имея основательные причины, что неизвещение меня (культотделом) устно и
протокольными постановлениями на этот раз с постановлением на вид и
халатность приписано не по адресу, поэтому просьба поставить мое заявление
на заседании президиума для аннулирования постановления. Постскриптум:
тоже получилось бы и с другими товарищами (Благодатским, Кинсфатором), если б
они сами (не зная о времени заседания) не явились по другим делам на правый
берег».827
Зав. квартирным отделом АИКа Буриков, очевидно, считал себя
дисциплинированным и исполнительным человеком, поэтому выпады
профсоюзников и незаслуженное наказание его сильно задели. В итоге он
просится в отпуск с прицелом подыскать за это время другое место работы где-нибудь
подальше от Кузбасса и от его профсоюзных деятелей. Так, в силу нестерпимых
обстоятельств, разбегались аиковские кадры, приостановить это не мог даже
Рутгерс. Из заявления Бурикова в райком ВСГ 23 мая 1923 г.: «Просьба
предоставить мне отпуск (очередной) за 1923 год. Время отпуска с 1 июня 1923 года.
Этот месяц считаю самым подходящим по следующим причинам: 1) К 1 июня 1923 г.
кончается сезонная работа (1922-1923 года) и начнутся отпуска всем рабочим и
служащим культучреждений, так что даже подготовительная работа к 1923-24 г.
будет в самом зачаточном состоянии. Ударная же организационная работа
начнется с 1 июля 1923 г. 2) Ввиду огородных и полевых работ воспитательной
работы среди рабочих масс проводить не придется, слишком трудно будет
привлекать к посещению, и в 3) в этот же период совпадает также большой
процент заместителем моим может остаться т. Чухманов».828
Но отпуск — лишь формальность. Решение покинуть Кузбасс у
Бурикова давно созрело. Щегловск уж слишком был к нему неласков. И раз
Буриков не пользовался отпуском с 1920 года, а при переводе на другую работу
отпуска эти «погорят», то упустить последний свой шанс отдохнуть он не хочет.
Вместе с тем — ходатайствует о переезде в другое место. АИКом и Рутгерсом, по-видимому,
Буриков доволен (во всяком случае, в его заявлениях жалоб на Рутгерса или
аиковских спецов нет). А вот профсоюзы его «допекли». Что оставалось делать
Бурикову? Просить дать расчет. Из заявления Бурикова во фракцию РКП райкома
ВСГ (дата написана неразборчиво): «Просьба поставить на обсуждение
заседания вопрос о моем желании получить переброску из Кемеровского района
куда-нибудь в другое место. Мотивы к этому следующие: 1) Слишком я засиделся
на одном месте и на одной и той же работе (с начала 1922 г.), что отрицательно
влияет на темп работ, энергию и авторитет среди масс, 2) Переутомление, а
переброска и перемена работ в некоторой степени освежит меня и последнее 3)
летнее время для меня является самым благоприятным для переездов с семьей (в
частности, с грудным ребенком). В случае неудовлетворительного для меня
решения по этому вопросу просьба передать таковой на разрешение фракции РКП
(б) Сиббюро ЦК ВСГ и райком РКП (б) или предоставить мне право обратиться туда
лично, указав причины отказа в моей просьбе».829
И — ни одного слова о стычке с профсоюзниками, о злобных нападках
на Бурикова на пленуме ВСГ. Впрочем, когда колонисты уезжали из Кузбасса, не
многие из них писали о действительных причинах отъездов. Поминали слабое
здоровье, плохой климат, усталость, истина же была в низкопробных
человеческих отношениях, которые в Щегловске доходили до абсурдов. Именно
поэтому и колонистам, и аиковскому руководству, к которому относился и
Бутолин, в Щегловске было неуютно.
Рутгерс «показывает зубы». — Беспокойные
и нервные будни научили аиковские верхи быть, когда нужно, жесткими и
непреклонными. Технический директор колонии А. Пирсон, с которым считался и
которого уважал Рутгерс, умел дать почувствовать советским многочисленным
проверяющим инстанциям, кто хозяин в Щегловске. Рутгерсу и Пирсону сильно
досаждал инспектор Охраны Труда Благодатский, который натравливал
население на американцев. Пирсон этого не забыл, и 28 июня 1923 г. отправил
техническому инспектору Томского губотдела Охраны Труда бумагу, которой по
сути срывал контролирующие функции инспекторов. Он сообщал, что разрешает
побывать инспектуре на АИКе как бы из милости, ибо вовсе не обязан
подчиняться ей, причем от какого-либо содержания штата проверяющих начисто
отказывался. Назревал скандал. Письмо могло расцениваться как пощечина
губернской советской власти. В нем говорилось: «По договору колонии с СТО
колония является индустриально-автономной и как таковая могла бы вас не
допустить совершенно к какому бы то ни было контролю, но не желая
воспользоваться вышеуказанным правом, Технический Директор разрешает вам
производить осмотр котлов на следующих основаниях: 1) Никакие деньги вам
выплачиваться не будут за осмотр. 2) Рабочая сила и переводчики, за неимением
таковых, вам предоставлены не могут быть. 3) Приостановка работы котлов,
ввиду перегруженности их работы, являющейся следствием большой
производительной программы, без риска срыва работы всего рудника по
программе не может быть допущена».830
Итак, Пирсон дал инспектуре труда «от ворот поворот». Инспектура,
конечно, тут же нажаловалась райкому и, очевидно, переслала копию письма
Пирсона в райком. В райкоме появилось некое подобие компромата на Пирсона, а
можно ли сомневаться в желании райкомовцев в чем-либо ущемить аиковцев? Вот,
например, еще один аиковский спец Скорбященский. 29 июня 1923 г. секретарь
райкома писал во фракцию рудкома ВСГ о желательности перевода библиотеки из
85 барака поближе к Центральной шахте. В результате же затронули личные
бытовые удобства Скорбященского. Вот что говорилось в документе: «Горная
комячейка тоже поднимает вопрос о переводе библиотеки из 85 барака ближе к
Центральной и Южной шахтам. Обсудите этот вопрос и представьте свои
соображения, имея ввиду, что райком РКП стоит на точке зрения, насколько
только возможно приблизить библиотеку к рабочему-читателю».831
На этом письме стоит резолюция, предлагающая библиотеку
перевести в дом Скорбященского, отобрав для этой цели террасу: «Запросить
рудоуправление представить под библиотеку террасу в доме, занимаемом
Скорбященским».
Подумать только — какая забота о библиотеке и о рабочих, которые
ею пользуются! Притом, что в те же времена райком проводил чистки библиотек,
освобождая их «от ненужной литературы». Так что в просвещенческую миссию
райкома трудно верится. А вот желание ущемить аиковца Скорбященского вполне
понятно. Урезать в правах спеца — на это райком всегда готов, причем в свои
игры втягивал еще и рудоуправление АИКа, что грозило перессорить
руководителей колонии: Скорбященский был не последним человеком в Кемерове,
и, пытаясь давить на рудоуправление, чтобы последнее урезало жилплощадь
Скорбященского, райком вел себя непорядочно.
Навязывание поручений. — Итак,
рудоуправлению АИКа покоя не давали. Часто навязывали разного рода
поручения. Например, замещающий секретаря райкома РКП Тихомиров 28 июня
сообщал в рудком ВСГ, Райком РКСМ, Рабкооп и Рудоуправление АИКа, что
президиум райкома постановил оказывать помощь Вознесенской волости в
порядке шефства, поэтому от всех перечисленных организаций требовалось
выделить по представителю в специальную шефскую комиссию: «Постановлением
президиума райкома РКП Кемрудник берет шефство над Вознесенской волостью
Щегловского уезда, а потому просьба выделить ответственного представителя
в состав шефской комиссии, которая займется практическим проведением
шефства и фамилию такового в срочном порядке сообщить райкому».832
Нет нужды доказывать, что основное бремя и финансовые тяготы,
связанные с шефством, лягут, в основном, на АИК (и, возможно, на Рабкооп).
Распоряжаться же в комиссии будут отнюдь не аиковцы, ибо большинство — за
комсомольцами, райкомовцами и профсоюзниками. Так вымогалась средства из
АИКа, лавры же за проведение кампаний, конечно, присваивали себе щегловские
идеологи…
Разбазаривание средств. — Самое
нерациональное использование аиковских финансов было связано именно с
деятельностью партийных и профсоюзных организаций, равно и их
идеологических рупоров, вроде газеты «Кузбасс». Эти траты были
непроизводительным. Вытягивая из АИКа тысячи рублей, которые
использовались потом райкомовцами, райком РКП (б) подмечал любое маленькое
финансовое упущение со стороны АИКа по самым ничтожным поводам. Вот,
например, председатель страхкассы И. И. Заплаткин обнаружил, что врачу
Манаковой при увольнении переплатили 150 рублей, о чем он тут же
проинформировал фракцию рудкома ВСГ, что сразу же стало известно райкому.
Уличить АИК в нарушении финансовых порядков, — было верхом бдительности. И
райкомовцы стоят на страже финансовой дисциплины в АИКе, — именно такого
ореола, похоже, и добивался райком в глазах обывателей, которым
демонстрировалось, что и на Правление АИКа есть управа. Из письма
предстрахкассы И. И. Заплаткина во фракцию рудкома от 9 июля 1923 г.: «Настоящим
считаю необходимым довести до сведения о нижеследующем: 1-го июля с.г.,
находясь во временной служебной командировке и вернувшись 2-го июля, я узнал,
что доктор Манакова уволилась со службы и получила окончательный рассчет.
Принимая во внимание, что доктор Манакова как ответственный работник не
должна была так быстро получить рассчет и уехать, я обратился в контору АИК
для выяснения причины увольнения доктора Манаковой. На увольнительной
записке Манаковой фигурирует надпись увольнения по сокращению штатов.
Обращаясь же к районному врачу доктору Никитиной с вопросом о причине
увольнения доктора Манаковой, последняя заявила, что та уволилась по
собственному желанию. Обращая внимание на надпись на увольнительной
записке и личное заявление врача Никитиной и находя в этом противоречие
одно другому, я усматриваю здесь факт некоторых нарушений: 1) Доктор Манакова
как лицо, занимающее ответственный пост и увольняясь по собственному
желанию на основании ст. 51 колдоговора, должна была за месяц вперед
предупредить Страхкассу, что ею сделано не было. 2) Если Управление увольняло
Манакову по сокращению штата, то почему оно не согласовало увольнение врача
с профорганизацией и МРКК (ст. 50 колдоговора). 3) Основываясь на личном
сообщении районного врача о добровольном увольнении Манаковой, Управление
АИК не имело права в таких случаях выдавать Манаковой выходное пособие за
два месяца июль и август, что составляет сумму 115 руб. 20 коп. товарных рублей.
Сообщая о вышеизложенном, считаю, что подобные действия являются
незаконными, выражающиеся в нарушении правил колдоговора и Закона о Труде
доктором Манаковой и Управлением АИК и в нерациональном расходовании
денежных средств, невзирая на задолженность предприятия по Соцстрахованию.
А посему прошу фракцию ВСГ произвести расследование по существу этого
вопроса и принять надлежащие меры дальнейшего исправления дела».833
Заметим, что сомнения Заплаткина насчет увольнения Манаковой
возникли после заявления райврача Никитиной. Никитина — героиня ряда
скандалов (о чем уже писалось). Учитывая, что в больницах АИКа все время
происходили склоки, инициируемые врачом Никитиной, можно предположить, что
аиковское руководство в эти скандалы «встревало» нечаянно, будучи втянутым
в них разборками, которыми занимались профсоюзные и партийные организации.
Та же Никитина (на профсоюзных и партийных горизонтах Щегловска фигура не
последняя) примерно в это же время, 5 июля 1923 г., инициирует еще один скандал,
написав донос в райком ВСГ на завхоза Артамонова: «Учитывая на небрежное и
халатное отношение к делу завхоза больницы Артамонова, прошу райком сделать
ему соответствующее внушение или дать на его место другого».834
Интересно, что, хоть больницы и подчинялись непосредственно АИКу,
скандалисты, вроде Никитиной или Артамонова, обращаются за расследованием
служебных скандалов не к Рутгерсу, а в профсоюзный или партийный райком.
Никитина — в профсоюзный, Артамонов — в партийный. 9 июля 1923 г. Артамонов
просил райкомовцев освободить его от «бабьего царства» в больнице, имея
ввиду врачей Авдееву и, очевидно, Никитину, раз она тоже жалуется на него: «Настоящим
прошу товарищей вторично, чтоб отозвали меня из бабьего владычества, из этой
проклятой больницы, не хочу, чтоб люди играли мной, довольно, вы меня
поставили в больницу служить не для одного лица, а для восстановления
больничного хозяйства, чтоб не было каких-нибудь нужд, что я и делаю не за
страх а за совесть, но принципы бабы выполнять не буду, это категорически, а
если я ей не по шерсти, так я, Артамонов, а не Авдеева. Еще прошу райком РКП,
нельзя ли походатайствовать перед губкомом о выезде мне из Кемеровского
рудника до города Томска».835
Почему склочники обращаются в профсоюз или райком партии? Есть
два варианта ответа: либо от Рутгерса ничего не зависит и он, хоть больница и
принадлежит ему, не в состоянии решать кадровые вопросы без санкции
профсоюзов и партии (чему мы встречали неоднократное доказательство). И
второе — он не хотел влезать в беспринципные склоки — ведь специалисты по
оным находились именно в профсоюзах и райкоме партии, там персональным
делам давали ход, тогда как в АИКе были обеспокоены только тем, чтобы
специалист соответствовал своему служебному назначению…
<< Назад Далее>>
|
