Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика

М . Кушникова , В . Тогулев .

КРАСНАЯ ГОРКА :

очерки  истории « американской» Коммуны в Щегловске , провинциальных нравов , быта и психологии 1920-1930- х гг .

( документальная версия ).

Глава первая.

КРАСНЫЕ РЕЛИКВИИ КРАСНОЙ ГОРКИ

АИК «Кузбасс» и духовный климат щегловской провинции

в 1922-1923 гг.

Страница 11 из 25

Порядок отъезда. — В 1923 г. начались массовые отъезды колонистов обратно на родину. Для того, чтобы выехать, нужна была масса формальностей. Во-первых, требовалось сопроводительное письмо из райкома РКП, которое при приближении к границе бывший колонист должен был отослать через оперотделение какой-нибудь станции обратно в райком. Так, 2 февраля 1923 г. секретарь Кемеровского райкома РКП и зав. общим отделом выдали сопроводительную бумагу за № 256 на имя колониста Макдональда: «Всем советским и партийным организациям. Кемеровский райком РКП просит оказывать всяческое содействие семье члена РКП Американской колонии Кузбасса тов. Ж. Е. Макдональд при проезде по всему пути РСФСР, что Кемеровский райком РКП своими подписями и приложением печати удостоверяет».⁵⁹⁷

Но вот минул месяц. Семья Макдональда достигла пределов Витебской губернии, и 1 марта 1923 г. сдала справку политуполномоченному одной из станций, который, препровождая удостоверение обратно в райком, сделал на нем визу: «Тов. Макдональд проследовал и настоящие документы просил вернуть в ваше распоряжение» Станция Седеж Витебской губернии».

Но это не все. Требовалось еще удостоверение от местного ГПУ, которое подтверждало бы, что препятствий к выезду иностранца нет. Такое удостоверение за подписями уполномоченного Томского губотдела ГПУ по Щегловскому уезду и секретаря за № 188 от 1 февраля 1923 г. было выдано колонистке Анне Кипнес: «Справка дана настоящая члену автономной индустриальной колонии Кузбасса тов. Кипнес-Лернер Анне в том, что к выезду ее из Кузбасса в Америку со стороны Щегловского ГПУ препятствий не встречается».⁵⁹⁸

Таким образом, иностранные граждане обязаны были при выезде получать разрешения у райкома и ГПУ. Хорошо еще, что не требовались справки от профсоюза, комсомола, страхкассы и местной психбольницы…

Что касается мотивов отъезда, то они явственно угадываются в срочном и секретном недатированном письме, направленном из Щегловска за подписью и.о. секретаря райкома РКП в Томский губком РКП (и в копии в Сиббюро ЦК РКП). К письму прилагались следующие документы:

- Протокол № 7 закрытого заседания президиума Кемеровского райкома РКП от 1 июня 1923 г.

- Перевод резолюции финской секции американской ячейки, принятой на собрании 26 мая.

- «Перевод отношения в ЦК партии, которое должно было быть послано с упомянутой резолюцией».

- Перевод протокола собрания финской секции от 29 мая 1923 г.

- «Перевод отношения, принятого на этом собрании на имя Кемеровской райкома РКП».

- «Перевод отношения, принятого на этом же собрании на имя ЦБ финских организаций РКП».

- Перевод письма, написанного по поручению финской секции колонистами Альто и Кента, направленного в адрес ЦБ финских организаций РКП.

Препровождая все эти документы в губком РКП, секретарь райкома делает пояснения: «В разъяснение и дополнение этих материалов имею сообщить следующее. В резолюции от 26 мая под словами «высшее управление» понимается рудоуправление и в частности т. Рутгерс. Упоминаемые в отношении на имя Кемеровского райкома и в письме, подписанном Альто и Кента, на имя ЦБ финских организаций РКП, противоречия между финским коллективом и райкомом понимается недоговоренность и недоразумения между коллективом и райкомом, причину которых секция видит в секретаре американской ячейки т. Тикка (финн), которому она совершенно в настоящий момент не доверяет, и который у нее не пользуется сейчас никаким авторитетом. Кроме этого, считаю необходимым упомянуть выдержки из прений на заседании финского коллектива от 28 мая, в которых говорилось, …что дело с колонией пропало, сейчас американские рабочие разъезжаются и в конце концов все разъедутся, что теперь держать уже поздно, все равно все уедут. уезжают венгерцы, шведы и т.д., и если финский коллектив тоже собирается уезжать — то это он делает на основании той практики, которую он в колонии получил, а именно, что при тех взаимоотношениях, которые здесь существуют, они дальше оставаться не могут..; что политика Рутгерса, держащего курс на интернациональную колонию, неправильна. Колония, состоящая из небольших групп большого количества национальностей (не знающих хорошо одного языка) существовать не может и она разваливается, необходимо иметь одну национальность. И если Рутгерс против финнов и писал в Америку, чтобы финнов больше не присылали, это потому, что при преобладании этой национальности он не пользовался бы такой властью и не мог бы действовать так, как теперь, когда он использует одну группу национальностей против другой».

Рутгерс пишет, чтобы финнов больше не присылали, этим он оскорбил их национальные чувства, и финнов в колонии действительно почти не останется, все уедут. Глава интернациональной колонии оказался националистом? Впрочем, — мы уже ничему не удивляемся… Далее в письме говорится: «Благодаря политике Рутгерса финские группы в Америке, собиравшиеся в Россию, дезорганизованы, …хозяйственная группа, имевшая в своем распоряжении 282.000 долларов, тоже дезорганизована. Средств для колонии в Америке уже больше не собирается, и они не знают, можно уже что-либо сделать, чтобы возобновить ранее господствовавший среди рабочих в Америке энтузиазм. Выступившие на этом собрании финской секции 1 товарищей отступали дружно, единодушно, в один голос говоря против. Доводя до Вашего сведения об этом, считаю необходимым сказать, что положение достаточно серьезное и райкому РКП необходима помощь в разрешении этого вопроса о сохранении колонии, тем более, что никаких указаний в этом отношении от высших партийных организаций райком не имеет, несмотря на то, что он о положении колонии постоянно информирует. В частности, им не получено от Сиббюро ответа на письмо т. Черных и протокол закрытого заседания президиума райкома от 22 февраля, которые были посланы ввиду возникшего конфликта между президиумом и т. Рутгерсом по поводу письма последнего в Америку, в котором он писал, чтобы финнов больше в колонию не присылали и которое стало известно финской секции и вызвало среди нее возмущение».

В общем, Рутгерс против финнов, финны против Рутгерса, Рутгерс против президиума райкома, а президиум райкома — против Рутгерса и секретаря американской ячейки Тикка. В скандал втянуто Сиббюро ЦК РКП, томский губком и ЦБ финских организаций РКП. Каждый виток скандала чреват «оргвыводами». Именно поэтому секретарь райкома беспокоится: «Это ставит райком в очень неудобное положение, ибо финская секция добивается ответа, подчиняется ли Рутгерс партийным директивам или он действует всецело на свой страх и риск, а райком ничего не может ответить, ибо на свои запросы никакого ответа до сих пор не получил. Все это заставляет еще раз просить помочь в указаниях по этому вопросу. Что касается посылки финской секцией делегатов в ЦБ финских организаций РКП с письмом (перевод которого при сем прилагается), то райком полагает, что рудкому необходимо разрешить эту поездку, ибо если эта поездка и не даст никаких результатов, то она благотворно подействует на финскую секцию, разрядив напряженную атмосферу. Тогда как задержка делегата сгустит атмосферу среди всегда что-либо подозревающих финнов. Поэтому полагаю, что рудком утвердит решение райкома о поездке делегата и может быть даже со своей стороны напишет что-либо в ЦБ финских организаций РКП».⁵⁹⁹

В общем, финны обиделись на Рутгерса. А Рутгерс бестрепетно подписывает им удостоверения об отъездах на родину. 3 февраля 1923 г. таковое получила Анна Кипнес: «Предъявитель сего тов. Анна Кипнес был членом АИК Кузбасса. Принуждена выбыть по причине своей болезни для перемены климата и получения медицинской помощи. Просим все советские учреждения и товарищей оказывать ему-ей всякое содействие, для достижения места его-ее назначения — пограничный пункт Европейской России».⁶⁰⁰

Поражает такая странность: в удостоверении вписаны от руки фамилия и слова «пограничный пункт Европейской России». Остальное отпечатано на машинке, причем не в одном экземпляре. Стало быть, формулировка «перемена климата и получение медицинской помощи», комуфлирующая истинные причины, уже в ходу, но вряд ли ей кто верит, включая и подписавшего удостоверение Рутгерса.

Аналогичные удостоверения получили Анна Кипнес-Лернер (31 января 1923 г., мотив «по собственному желанию», пункт назначения Москва или Петроград), Ноя Лернер (3 февраля 1923 г., «принуждена выбыть по причине своей болезни для перемены климата и получения медицинской помощи», в удостоверении содержится просьба «не задерживать их в дороге»), а Щегловский уполномоченный ГПУ 3 февраля выдает удостоверение упомянутому как-то выше колонисту Макдональду: «Справка дана настоящая члену колонии Кузбасс Макдональд Ж. Е. в том, что к выезду его в город Москва с детьми со стороны Щегловского отделения ГПУ препятствий не встречается».⁶⁰¹

Между тем, отъезды американцев местное население никак не волнуют. Да и райком забеспокоился только тогда, когда выезды стали массовыми, и встал вопрос о существовании колонии как таковой. В политсводках же райкомовцы о выездах почти не говорят, и заняты совершенно другим. Из двухнедельной сводки райкома за вторую половину января 1923 г.: «Настроение рабочих удовлетворительное. Произведена выплата заработной платы деньзнаками за октябрь-ноябрь месяца. Задолженность вещфондом прежняя, меры к их ликвидации приняты. Продовольствие имеется муки и соли для выдачи полная норма, мяса — полнормы за весь месяц. Меры для приобретения мяса принимаются, послана телеграмма в Сибпродком о забронировании мяса в Щегловской Заготконторе за рудоуправлением. Замечается отлив рабочих большинство в Южную группу, на Киселевский рудник, на почве агитации приехавших оттуда представителей, обещающих рабочим хорошие условия работы и своевременную зарплату. Но большого недостатка в связи с этим в рабочей силе нет, т.к. имеется прилив новых рабочих из окрестных жителей. Производственная программа выполнена на 50%. Причины снижения: праздники, переходная стадия от одного управления к другому. С 15 января рудник перешел к Американской колонии. На этой почве среди рабочих и служащих в особенности проявлялось недоверие к этому в том случае, что Американская колония не возьмет на себя выплаты старой задолженности, что, конечно, пришлось рассеять принятием соответствующих мер к ликвидации этого недоверия. В неосновательности этого рабочие уже убедились тем, чо Американской колонией произведена выплата деньзнаком за октябрь-ноябрь месяцы и скоро приступают к выплате и за декабрь, соответствующая сумма имеется».

Симптоматично, что часть иностранцев покидает Кемерово именно в момент, когда рудник передается АИКу и, казалось бы, американцам наконец-то предоставляется возможность реализовать свои радужные планы. Увы, в планах многие уже разочаровались. Из сводки: «Со стороны административно-технического персонала и служащих есть некоторая апатия и пассивное отношение к делу на почве перехода рудника новому Управлению, которое, просматривая весь персонал, делает назначения и перемещения по своему усмотрению, по степени целесообразности. Часть уже заявляет расчет… Отделом работниц проведено одно делегатское собрание и одно американских женщин… Среди беспартийных проведено два собрания. Одно в переходе рудника Американской колонии и второе доклад райкома ВСГ… В связи с ликвидацией задолженности настроение партийной массы меняется в лучшую сторону… Рудоуправлением передано Рабкопу распределение вещфонда и выдача продовольствия, а также кожзавод».⁶⁰²

Любопытно, что именно в этот «победный» для АИКа момент Рутгерс пишет в Америку с просьбой не посылать в Кузбасс больше финнов. Очевидно, Рутгерс понимал, что это сойдет ему с рук, ибо — победителей не судят, а дела с АИКом начинались куда как хорошо, так что сместить Рутгерса было непросто. Очевидно, для реализации своих намерений Рутгерс умел выбирать момент. Между тем, в следующей сводке райкома за 1-20 февраля 1923 г. говорится о распространившихся среди местных жителей «противоамериканских настроениях»: «Настроение рабочих в общем и целом удовлетворительное в связи с выдачей жалованья деньзнаками до 1 января, продуктами за январь месяц и выдачей вещфонда. Наблюдается частичное недовольство в связи с отсутствием бани на Кемруднике (правый берег), которая уже в течение нескольких месяцев никак не отремонтируется, дров для топки русских печей на Центральной шахте, из-за чего рабочие вынуждены очищать крепежный лес. На руднике 25 Октября чрезвычайно тяжелое жилищное условие, ввиду отсутствия там рынка, рабочие не в состоянии реализовать свой денежный заработок, ибо и кооперация несвоевременно и в недостаточной мере снабжает там рабочих продуктами первой необходимости. Ввиду этого, среди рабочих рудника 25 Октября наблюдается стремление уйти в другие места. В связи с концентрацией производства в ближайшие месяца выяснится, будет ли продолжаться работа на этом руднике. В связи с теми противоамериканскими слухами (о которых говорилось в прежних сводка) на общем собрании т. Рутгерс делал информацию, в которой указывал, что как раз наоборот распространяемым слухам, Американское Управление всеми силами старается улучшить положение, о чем свидетельствует выплата ее задолженности, что же касается замещения русских американцами, то это производится только в тех случаях, когда квалификация последних выше первых. В последнее время финской части американской ячейки стало известно о письме т. Рутгерса, посланном им в Америку, в котором он писал, чтобы в ближайшие партии рабочих, направляющихся в «Кузбасс», воздержались включать финнов. Это обстоятельство вызвало возмущение среди финнов, которые протестовали против того, настаивая на том, чтобы присылались рабочие высокой квалификации, классово-выдержанные, независимо от их национальности. Достигнутое по этому мнению соглашение с т. Рутгерсом в последний момент было разрушено и опять инцидент пока не разрешен. Инцидент, благодаря принятым мерам, не получил распространения в колонии».

Инцидент «не получил распространения»? Но разве не он послужил детонатором к массовым отъездам финнов из Кузбасса? Неувязка читается в поспешном утверждении райкома, что конфликт удалось погасить. Далее в сводке говорится: «Что касается состояния промышленности, то оно характеризуется следующими цифрами: задания по добыче угля на февраль месяц по Кемруднику 600.000 пудов, с 1 же по 15 февраля добыто 220.766 пудов. АИК (Американской Индустриальной колонией) разработан план реорганизации производства, которая начинает проводиться в жизнь (см. протокол президиума № 2 от 16 февраля 1923 г.). Осязательных результатов в общем и целом пока не видно… Райкомо исключен из партии один американец-коммунист, самовольно уехавший в Америку…»⁶⁰³

Визы. — В сводке упоминается колонист-коммунист, без ведома райкома уехавший на родину. Разумеется, он был не одинок. Ибо рядышком с политсводкой мы находим сразу три визы, выданные наркоматом внутренних дел РСФСР 23 февраля 1923 г. Виза была действительной только 1 месяц и, стало быть, еще до 23 марта ее владельцы должны были покинуть СССР. Плата за оформление визы составляла 127 рублей 05 коп. Из документов следовало, что колонисту Николаю Петровичу Ньеф разрешалось покинуть пределы СССР, и что он через пограничный пункт Себеж направляется в Голландию. Что касается колонистов Антона Новака и Н. И. Лернера с женой, то им дозволялось через тот же Себеж выехать в Америку.⁶⁰⁴

Об отъездах колонистов зам. управляющего московской конторой АИКа В. Штейнгардт информировал Государственное Политическое Управление. Одно такое письмо помечено 28 февраля 1923 г.: «Прилагая при сем список членов колонии, уезжающих со своими семьями на родину, в Америку, согласно имеющихся у них американских паспортов с русскими визами, копии коих при сем прилагаем, Правление Кузбасса просит выдать им надлежащее разрешение на право вывоза ценных вещей и денег, находящихся при них. Переименованные граждане приехали из Америки в Россию в июле 1922 года со своими вещами, как члены колонии «Кузбасс», согласно договора СТО с Кузбассом от 21-го ноября 1921 г. и по болезни и невозможности приспособления к сибирскому климату вынуждены вернуться на родину. Ввиду болезненного их состояния и ограниченности ресурсов просим выдать просимые разрешения СРОЧНО».⁶⁰⁵

Брожение среди колонистов совпадает по времени с финансовым кризисом АИКа, из которого Правление судорожно выкарабкивается, то — тщетно. Из политсводки Кемеровского райкома РКП за 1-15 марта 1923 г.: «Настроение рабочих в общем удовлетворительное. Зарплата выдана дензнаками за январь. Продуктами выдается за февраль, вещфонд выдается за декабрь. Начинает проявляться недовольство Рабкоопом, который не удовлетворяет нужд рабочих. На этой почве переходят на личности и начинают говорить, в частности, о предрабкоопе, что неизвестно на какие такие деньги приобрел себе ценные вещи. Вспышка недовольство была на химзаводе, в связи с тем, что Рудоуправлением не было принято никаких (видимых для рабочего) мер к задержке имущества инженера Лоханского, после увольнения с Химзавода оставшегося должным (вследствие некоторых махинаций) рудоуправлению крупную сумму денег. И это в то время, когда рабочего при существующей системе обысков, задержанного с чем-либо пустяшным, привлекают к ответственности. Райкомом были приняты через уполномоченного ГПУ меры, имущество Лоханского описано и сдано под расписку на хранение его жене. Кроме того, вызывают в среде рабочих разговоры: …наблюдающаяся у американцев тенденция не считаться с нормами выработки, а требовать работы в течение установленного числа часов при условии выработки не менее нормы и… замечающиеся иногда у американской администрации вследствие неполного усвоения коллективного договора некоторые нарушения его в смысле проведения сверхурочных, ночных работ и т.д.»

Местное население, судя по сводкам райкома, американцев не любило. Автор сводки подобную «нелюбовь» констатирует, по-видимому, с удовлетворением, ибо в сводках содержатся лишь дискредитирующие колонистов факты. Из сводки: «Среди рабочих снова началась темными элементами вестись контрреволюционная агитация, выражающаяся в распространении противоамериканских слухов, заключающихся в следующем: …скоро американцы заключат с райкомом ВСГ коллективный договор и по этому договору рабочие попадут на три года в кабалу. Из этого положения делают два вывода: …не надо доверять райкому ВСГ, который может подвести рабочих, и.., избегая кабалы, как можно скорей уезжать с рудника… Общего характера — что вот, де, мы русские рабочие, боролись за Советскую (власть), установили свои порядки, а тут приехали какие-то иностранцы и стали нашими хозяевами. Открытых выступлений контрреволюционного характера не было, можно отметить лишь частично относящихся к этой области факт-попытку одного «типа» из служащих сорвать антирелигиозную лекцию на химзаводе. Деклассации пролетариата нет, но замечается, отчасти на почве вышеуказанной противоамериканской агитации, стремление уйти на работу в другие места. Так, на руднике 25 Октября в связи с его неопределенным положением, а именно: возможностью его закрытия, даже члены комячейки уже сейчас стремятся уйти, в частности, на Центральный прииск в Мариинский уезд, где на золотых приисках представляется возможность обогатиться. Состояние промышленности характеризуется следующим — задание на добычу угля по Кемруднике на февраль было 600.000 пудов, добыто 405.688 пудов… На закончившейся 2 марта райпартконференции избран новый состав райкома в количестве 13 человек, из них президиум 5 человек. В президиум вошли Черных, Тихомиров, Глазков, Бутолин, Рутгерс… Конференция, заседавшая с 28 февраля по 2 марта, прошла удовлетворительно… По всем докладам обращено внимание на более усиленную работу среди американцев… В американской ячейке из членов партии обратился от себя лично с письменным воззванием к беспартийным поднять на ближайшем общем собрании вопрос об разного рода недочетах, упущениях и т.д… В отношении американской ячейки надо сказать, что незнание языка в известной степени тормозит работу и не дает возможности стоять к ней также близко, как и к русским ячейкам».⁶⁰⁶

К политсводке, как иллюстрация антиамериканских настроений, приложен список колонистов, возвращающихся в Америку. В писке: Новак Антон, Ньеф Николай Петрович, Бартер Джон Джонович, Лернер Ной с женой Анной и Акдональд Шарлотта с двумя детьмя.⁶⁰⁷

Потрясает в сводке информация об аресте имущества знаменитого инженера Лоханского, которому не нашлось места в АИКе. Местные райкомовцы, конечно, были рады, что Лоханский с колонистами не уживался. И как бы в подтверждение своей нелюбви к Лоханскому, райкомовцы к политсводке подшили еще один документ — донос секретаря комячейки Химзавода Ковалева на трех специалистов, особенно приближенных к Лоханскому. Донос помечен грифом «секретно» и направлен райкому «для сведения и руководства». Называется документ так: «Характеристика Волкова, Семенова и Верхроцкого как негодных элементов». Датирован он 22 марта 1923 г. Вот его текст: «Волков Николай Николаевич, служащий, работает в главной конторе Кемрудника. Он, Волков, был заведующим нардома химзавода. Этот тип был выгнат рабочими железнодорожных организаций и по прибытию Волкова на химзавод, и Лоханский его взял под свое крылышко и чувствовали себя полнейшими хозяевами в нардоме химзавода, но им этого не удалось. Волкова выгнали из нардома, а также я писал т. Попову о его деятельности и просил, чтоб его убрали с предприятия, а он и до сих пор живет. Он, Волков, вносил дезорганизацию пролеткульта, как то организовал нелегальную труппу, которую культотдел запретил им вести работу на территории Кемеровского района. Он, Волков, старался подорвать авторитет рабочей организации. А также все рабочие химзавода ненавидят Волкова и если будет Волков убран из нашего района, то наша организация завоюет авторитет на сто процентов. Он, Волков, ведет баптистскую пропаганду».

Далее следует донос на второго приближенного к Лоханскому спеца — некоего Семенова, на которого комсекретарь ячейки бестрепетно возводит опасный поклеп: «Семенов служащий, работал в конторе Кемрудника. Он, Семенов также ютился под крылышком Лоханского, двухличная тварь, однажды он вошел членом рабклуба и за дезорганизацию последнего был выгнат из членов рабклуба, необходимо его убрать, также рабочие будут довольны».

И, наконец, подобное же в адрес еще одного друга Лоханского — некоего Верхроцкого: «Верхроцкий Николай Адамович, служащий, работает на химзаводе в качестве заведующего квартирным подотделом. Он, Верхроцкий, за время службы на химзаводе проявил себя очень скверно. Рабочие страшно обострены. Этот тип Верхроцкий тоже бывшему управляющему Лоханскому, также как и Волков и Семенов, он старался проводить линию по квартирному делу, устраивал приспешников своей группы в хорошие квартиры, а когда ему профорганизация говорила о тех или иных ненормальностях, то он не обращал внимания, так как имел твердый фундамент на почве Лоханского. А также относится к своим обязанностям очень халатно и я когда был в Томске, то мне говорил начальник горнадзора Сибири т. Губаров Леонид Степанович,⁶⁰⁸ что Верхроцкий подавал заявку, чтоб ему горное управление Сибири разрешило вести разведку по реке Искитимке по добыче золота. Конечно, как я уже указал, его халатности, ясно, он стремится быть не в организации, ему разрешено вести разведку, этого типа необходимо также выбросить из предприятия».⁶⁰⁹

Удивительно: малограмотный секретарь ячейки рассуждает, какого специалиста выгнать с предприятия, а какого — нет. Нет ничего удивительного, что именно такие «знатоки» пытались вмешиваться в кадровую политику Рутгерса, а когда получали отпор, — обижались и таили злобу, точно также, как на инженера Лоханского, бывшего управляющего Химзаводом…

Судя по доносу Ковалева, общественная жизнь Кузбасса была пронизана злобой. Может быть, поэтому американцам было здесь неуютно, о чем свидетельствует еще одна политсводка райкома за 16-31 марта 1923 г.: «Настроение рабочих за отчетное время можно характеризовать как удовлетворительное. Были, конечно, некоторые колебания, а также мелкие, не принимавшие широких размеров недовольства отдельными явлениями, но все это не меняет общей картины удовлетворительного настроения. Например, задержка в выплате зарплаты за февраль месяц тревожила рабочих, особенно имеющих лошадей, так как как раз в это время нужно было платить налог за лошадей (гужналог). Задержка в выплате зарплаты произошла из-за того, что Управление колонии не имело возможности здесь на месте обменять имевшиеся у него банкноты на совзнаки. Гужналог за рабочих, имеющих лошадей, был уплочен управлением, чем было внесено успокоение в эту часть рабочих. Уплата же к концу месяца зарплаты за февраль месяц прекратила нервное настроение всех остальных. Начавшаяся же выдача продовольствия за март месяц и вещфонда за январь еще более укрепила удовлетворительное настроение. Значительные кривотолки и разговоры вызвала производившаяся Уфинотделом регистрация объектов обложения. Начали говорить о предстоящих многочисленных налогах на рабочих и все это объясняли присоединением химзавода и Кемрудника к г. Щегловску. Кроме того, рабочие, имеющие скот, обеспокоены тем, будут ли они в настоящем году иметь выгон для своих коров, лошадей».

Вся эта преамбула, которая говорила «об удовлетворительном настроении населения», контрастирует с тем, что сказано об американцах ниже. Читателя как бы подталкивают к мысли, что не будь в городе американцев, — было бы тишь и гладь и божья благодать… Из сводки: «Из отдельных случаев недовольства можно отметить следующий… На Центральной шахте американцами введена система работ небольшими группами, добровольно создаваемыми самими рабочими из одинаково успешно работающих. При таком методе случается, что некоторые рабочие сразу не найдут подходящую для себя группу и в течение 2-3 дней им не приходится работать. Отсюда вытекает их недовольство, но зато этот метод повышает производительность… На химзаводе администрацией были отпущены дрова для американских рабочих. И это в то время, когда всем остальным дров не выдается. Ясно, что это вызывало недовольство, но вмешательством профсоюза это было ликвидировано и американские рабочие поставлены в этом отношении в одинаковые с русскими рабочими условия. В механическом цехе заведующий монтер, американцы в своей работе высказывают мнение, что русские рабочие плохо работают, поэтому задерживать они их не будут и если хотят, то они могут увольняться. Это обстоятельство вызывает ряд недоразумений. На общеамериканском собрании 25 сего марта выявилось недовольство как русскими, так, главным образом, американскими спецами, пользующимися обычными привилегиями в отношении пользования лошадьми, квартирами и т.д.»

Колония только-только стала хозяйкой кемеровских предприятий, и сразу столько обрушилось на колонистов «негатива», инспирируемого не только завистливыми и злобными пролетариями, но и секретарями райкома. Во всяком случае, входить в положение колонистов автор сводки не желает. Он пишет: «Положение в колонии еще характеризуется следующим. В конце марта одной из беспартийных американок было получено из Америки письмо с запросом, действительно ли в колонии такое положение, как говорят, имеющиеся у них в Америке сведения, а именно, что американские рабочие, поехавшие в Кузбасс не из-за хороших условий жизни и оплаты труда, а из-за желания поднять производительность и поделиться своим опытом, не имеют возможности этого сделать, ибо в колонии существует диктатура Рутгерса и нет никакого рабочего контроля, и американские рабочие представляют из себя исключительно рабочую скотину. Что касается контрреволюционной агитации, то надо сказать, что она в отчетный период не так была заметна, но несомненно велась, о чем у райкома имеются определенные данные».

Итак, лучше, чем секретарь райкома, не выскажешься: колонисты напоминали рядовым американцам «рабочую скотину», подчиняющуюся лишь приказам Рутгерса. Но если даже колонисты, сравнительно хорошо обеспеченные, — «рабочая скотина», то кем же были русские «пролетарии»? В одном из документов сказано: «ленивые скоты». Из сводки: «Райкомом приняты меры к выселению с рудника лиц, ведущих эту агитацию и разлагающих рабочую массу. Часть из них будет исключена из профсоюза и таким образом убрана с рудника, другая же часть будет подведена под сокращение штата. В связи с этим надо сказать, что работа ГПУ на руднике поставлена плохо. Уполномоченный ГПУ оторван от рудничной жизни. Для избежания этого явления и для постановки этой работы на руднике на должную высоту райком договорился с уполномоченным ГПУ, что его помощник по каменно-угольной промышленности будет иметь резиденцию не в Щегловске, а на руднике. Деклассации пролетариата не замечается. Наоборот, есть прилив рабочих сил из деревни. Но вместе с тем наблюдается утечка на другие копи и в деревню. Так, с закрывающегося в ближайшем будущем Мазуровского рудника уехало около 70 рабочих, из них 30 горнорабочих. И это в то время, когда большая часть из них, особенно горнорабочих, могла быть устроена на Кемруднике. Состояние промышленности характеризуется следующими цифрами. Задание на добычу угля по Кемруднику на март месяц 750.000 пудов. За первую половину марта добыто 253.662 пуда. Это свидетельствует о поднятии добычи по сравнению с февралем… К американской ячейке прикреплен еще один партработник… В конце марта возвратился делегат финской секции (американской ячейки) с всероссийского съезда финских организаций РКП».⁶¹⁰

Поражает, что ГПУ имеет полное право за «контрреволюционные разговоры» снимать рабочих с производства. И получается, что хозяин АИКа вовсе не Рутгерс. Понятно теперь, почему американцы в своих исповедях жаловались, что «многих отсюда выслали как нежелательный элемент». Степень «нежелательности» определялась не Рутгерсом, а политическим управлением…

В общем, есть все основания полагать, что «противоамериканской агитацией» занимались скорее профсоюзы, партия и ГПУ, нежели местное население, хотя губком РКП для вида присылал в Кемерово гневные реляции и требования не только пресекать такую «агитацию», но и информировать губком о любых фактах нацвражды. Весной 1923 г. зам зав. орготделом губкома Челядин отослал в кемеровский райком секретное письмо, в котором агитацию против иностранцев назвал преступной: «Из протокола заседания Вашего президиума от 31 марта с.г. видно, что на Кемеровском руднике ведется агитация против американской колонии. Губком предлагает Вам прислать по этому вопросу более подробные материалы и регулярно информировать о дальнейшем развитии преступной агитации, а также о принятых Вами мерах против нее».⁶¹¹

«Нехорошая» агитация. — Итак, против американцев ведется «преступная агитация». Но вряд ли бы рабочие отважились на таковую, если бы действительно чувствовали, что за нацвражду можно схлопотать срок. Очевидно, чувствовали, что и сами власти недолюбливали колонистов. В очередной сводке за 7-14 мая 1923, подписанной секретарем райкома Тихомировым и секретарем рудкома ВСГ Бутолиным и направленной в уездную госинфтройку, опять критикуются «верхи» колонии, причем критика якобы идет «с низов»: «Настроение рабочих удовлетворительное. С сегодняшнего числа начинается выдача зарплаты за апрель месяц. Начинают проводиться в жизнь очередные 2-недельные отпуска рабочим и подросткам. Рабочим (взрослым) отпуска даются только очередные, полагающиеся же дополнительные (согласно кодекса законов о труде) пока не даются, ибо рудоуправление на это не соглашается и вопрос этот подлежит еще разрешению. Вещфонд (в натуре) для выдачи за март и апрель месяцы прибыл. Отправку рабочих на курорт (предоставлено 20 мест), которые должны быть арендованы Рудоуправлением, последние пока не производят, т.е. этих расходов на себя не берет. Среди рабочих идет слух, что в связи с сокращением, американцы всех большесемейных рабочих уволят, оставят только одних холостяков, создадут коммунальные столовые и т.д. На химзаводе среди американских и русских рабочих есть недовольство тем, что ввиду какой-то неразберихи среди администрации (нет управляющего и никто не знает, кто кому подчиняется), рабочие правильно не используются и им приходится ходить от одного заведывающего к другому и нигде не получают нужного им ответа. Также на Кемруднике, ввиду того, что за главного директора т. Рутгерса остался бухгалтер Шаповалов,⁶¹² который не понимая во всем производстве, подписывает только распоряжения по финчасти, и таким образом все остальные заведующие действуют разрозненно и на свой страх и риск. Шесть человек американцев из финнов подали заявление об отъезде из колонии, ввиду того, что находят, якобы Рутгерс ведет в колонии антифинскую политику».⁶¹³

Непорядки и неразбериха в управлении колонией и в подписываемых бумагах возможно и были. Но ведь главное — не бумаги, а дело. Райкомовцев же более всего интересует именно формальная сторона. Вот, например, колонист Зыба утерял учетную карточку. Казалось бы — что за беда. Утерял, — так можно выписать новую. Но нет. Секретарь райкома 25 мая 1923 г. пишет письмо в Американскую комячейку, в котором делает строгое внушение нарушителям «бумажной» дисциплины: «Препровождая при сем учетную карточку за № 269, утерянную т. Зыба, Кемеровский райком РКП предлагает вручить под расписку Зыбе и предупреждает всех членов и кандидатов РКП относиться к хранению документов повнимательнее и об недопущении разгильдяйства, как утеря важного документа».⁶¹⁴

О национальной ненависти. — Как уже явствовало из сводок, весной 1923 г. финская часть колонии находилась во взволнованном и взбудораженном настроении. Финны были недовольны райкомом, профсоюзом, а пуще всего — Рутгерсом и его Правлением. В своих письмах они сообщали, что в Щегловске налицо «национальная ненависть». Одно из них написано 26 мая и заверено автографами Лаури Ренфорса и К. Сальминена. В письме говорилось: «Финский коллектив (финская секция) Американской ячейки РКП на своем собрании обсудил обстоятельно и многосторонне нынешнее состояние и причины, которые вели в то, что рабочие и управление не поняли друг друга. Во-первых, мы попали здесь в болезнь, известную, самую опасную для мирового рабочего движения — национализм. Эта самая национальная ненависть горела без пламени уже сразу после прибытия первой группы, но когда силы были малы на обеих сторонах, она держалась как-то покрытой вплоть до прибытия второй группы».

Итак, — финны говорят о национальной вражде и национализме. Как это непохоже, однако, на утверждения былых создателей «интернациональной» концепции АИКа! Жизнь — сложна и противоречива, и ее, как нам представляется, невозможно подогнать ни под какие рамки прямолинейных концепций. Однако продолжим чтение письма: «Тогда противные стороны, доставши новые силы, она вспыхнула в пламень, с этого времени она периодически усмирялась и опять вспыхнула в буран, завися от господствующего положения вплоть до сих пор (речь о нацвражде, — авт.). Главную роль в вышеупомянутом вопросе играли с одной стороны финны и с другой стороны мелко-интеллигенция, которая бросилась сюда со своими целями. Причины, которые обострили сношения противных сторон: до нашего ответа на эти вопросы мы должны дать короткое объяснение о той финской группе, которая переехала сюда. Раньше всего она была из чистого пролетарского рода и что касается ее отношений к Советской России, то она — масса, которая помогала Советской России, когда она была в гибели, защищала ее тогда, когда ее враги били. Эта масса приехала сюда, чтобы она была в состоянии лучше помогать и рядом участвовать с русскими товарищами-рабочими в строении нового социалистического общества».

Итак, — намерения были прекрасными: помогать. Вот только в помощи финнов в Кузбассе, как оказалось, никто не нуждался. Отсюда — все трагедии и личные драмы. Грубо? Но зато — честно. Именно об этом пишут финны: «Так как финны приехали сюда как в свой дом с целью пребывать здесь постоянно, а не какими чужими лицами, лишь бы только провести промежуток времени, то они просто хотели быть в круге дела (знать) как и полагается в своих домашних делах, принимать участие в решение их и высказать свои точки зрения и в одном и в другом деле, как бы они должны были (быть) проведены и т.д. Всего этого та мелко-интеллектуальная группа не могла понять, а обвиняла финнов националистами и раздувала эту самую национальную ненависть сознательно или несознательно вплоть до сих пор. Дело все одно не было бы так опасно и могло бы быть скорее поправлено, но когда в это привязалось высшее управление, шедши раньше неслыханно далеко, и поставивши национальный вопрос выше общей пользы. Это значит, что знания, имеющиеся у финского рабочего, не надо было в организации промышленности, не за то, что они хоть испробовали бы показать его негодным, но только за то, что они были финны. И дальше уже рано прошлым летом партийная группа доказала и заметила управление, что на ответственные работы как зав. складами и зав. кассой и т.п. попались явные негодяи и потребовали назначения доверенных, ответственных лиц на эти места, но все это попало на глухие уши. Все-таки после практика оправдала нас. Другое дело, которое со своей стороны обостряло отношение рабочих к управлению, то, что на реформы, предложенные рабочими и на способность, имеющуюся у них в организации промышленности, управление не обращало ни малейшего внимания, но безжалостно било их вниз».

Жалобы финнов понятны: Рутгерс и его ставленники захватили власть в колонии, на руководящих же постах финнов не было. Хотя, — можно ли с этим согласиться? В общественных структурах города такие имена, как Тикка или Сальминен (финны) были достаточно хорошо известны и они занимали весьма ответственные должности. Из письма: «Так как мы, американские рабочие, приехали сюда с пониманием, что нам позволяется в более обстоятельном масштабе участвовать в делах, возникающих в промышленности и вообще в разрешении своей судьбы, но все это оказалось сразу после прибытия сюда явной карикатурой. Вместо того, чтобы нас поняли, нас сбили вниз в ряд с русскими рабочими. Мы не жалуемся в том и не скажем этого за то, что пренебрегали бы русского товарища, но все-таки факт, что русский товарищ много отстал крупнопромышленно от пролетариата развитой страны. И так нам в развитии принудили возвратиться назад, можно сказать, на 25 лет. Отступки в развитии тяжелы, и снова начинать проводить уже раз проведенную жизнь. Против этого рабочие всегда поднялись к отбору и повсюду всегда поднимают. Господствующее управление забыло это совсем и вот, самая большая причина для существующих противоречий. В профсоюзе обсуждалось всего 75 вопросов более или менее значительные в промышленности, из которых ни одни не прошел. Их этих вопросов были полностью утверждены 17 разных дел, которые все равно остались только хорошими решениями, встретивши со стороны высшего управления необходимое препятствие».

Итак, — с финнами не считались, и их требования по развитию щегловского производства встречали в штыки. Но — может быть, предложения финнов были не дельными или малоосуществимыми? Трудно судить об этом, ведь конкретных примеров финны не приводят. За давностью лет не всегда можно понять, кто прав, кто — виноват. Далее в письме сообщается: «В этом пусть будут сказаны самые значительные (препятствия, — авт.). Уже рано прошлою зимою рабочие предложили и требовали срочную организацию сельского хозяйства, так как ясно оказалось, что мы опоздаем с яровыми посевами и с других реформ, касающихся сельского хозяйства. Управление вместо того, чтобы принять во внимание и так серьезное дело с точки зрения рабочих, отклонило его за то, что здесь будто бы не было никого, который мог бы выполнить планы управления на практике. Если планы управления были правильны, или неправильны, то пусть будущее это разрешит. Нам достаточно, когда мы в этом докажем, что у нас были бы лица, у которых имелось достаточно теоретического и практического опыта для модерной северо-европейской сельско-хозяйственной системы, через которую с Сибири только можно достать наилучшие результаты, так называемый севооборот. Что касается горной, строительной и других отраслей промышленности, там техника третьего класса слишком наступала на дорогу практичной работы, только содерживая производство. Мы этим не целим в том, что пренебрегали техническую и научную организацию работы, а во всяком случае даем ее полное уважение. Одних из самых больших яблок раздора была тоже одежда, посланная сюда из Америки. Американские товарищи собрали одежду для распределения ее подарками нуждающимся рабочим Кемерова и рабочие здесь также потребовали, чтобы она была распределена подарками. Почему? Во-первых, за то, что она была собрана для этой цели. Во-вторых, когда в Америке существует широко развитое движение, и еще среди рабочих, которое противодействует всех соборов, организованных в пользу Советской России, выражая, что собранные вещи не будут использоваться для цели, назначенной сбору. Если потом еще узнают в Америке, что сюда посланные вещи были неправильно распределены, то это было бы большое препятствие для товарищей организующих сборы».

Трудно понять, что имели ввиду авторы письма. Очевидно, пожертвованные вещи не достигали назначения и распределялись совсем не так, как того желали жертвователи из Америки. Но КАК ИМЕННО происходило нарушение воли американцев в Щегловске, в письме не сказано. Наверное, авторы полагали, что о злоупотреблениях с пожертвованиями все в Щегловске знакомы, и для райкома РКП это не является секретом. Далее в письме сообщается: «Этих причин, водящих в противоречие, можно зачитывать сколько угодно, но этого мы все-таки не полагаем надобным в этом. Еще одно дело, о котором нас обвинили, и особенно финнов, что мы не одобряем и даже не понимаем НЭПа Советской России. Одна из форм НЭПа, с которой мы более непосредственно прикоснулись в промышленности, это управление одного лица. Вместо того, чтобы мы не одобряли этого, мы признаем, это самой действительной организацией для переходного периода. Только то, что мы присматриваем есть, что ни в коем случае не ослабела бы власть рабочих, как оно здесь случилось, а установить ее еще на сильнее почву. Вместо того, что это управление одного лица держалось бы в рамках, которые ему назначает НЭП Советской России, в отношении к которым мы, как американские рабочие, на основании там принятого договора, были в исключительном положении, сформировалось в полную бюрократическую машину, которая захватила всю власть себе, совсем минуя господствующий класс Советской России».

О чем пишут финны, — о Кузбассе, в частности, или о России в целом? Очевидно, все же о России. И, стало быть, они считают советскую власть не властью рабочих, а властью бюрократии, как это буквально следует из письма. Ясно, что после таких заявлений финнам в Кемерове не жилось. Заканчивают они свое письмо так: «За эти бюрократические упрямства управляющего аппарата дела здесь развивались настолько далеко, которые со своей стороны свидетельствуются в желании рабочих уехать отсюда группами, что посмеем сомневать дела уже не оправдываемы. Вышеупомянутые обоснования приняты на собрании финского коллектива РКП при Кемеровском райкоме 26 мая 1923 года».⁶¹⁵

Итак, — групповой протест. Причем протест членов РКП. Надо полагать, что беспартийные финны были настроены не менее решительно…

В тот же самый день, когда был написан упомянутый «меморандум», 26 мая 1923 г., партийные финны отправили еще одно письмо в ЦК РКП с просьбой предоставить им работу в каком-нибудь другом месте России. Под письмом — все те же автографы Лаури Ренфорса и К. Сальминена: «На основаниях вышеупомянутых причин финский коллектив РКП в Кемерово решил обращаться в ЦК с тем пониманием, чтобы нам дали возможность переехать куда-нибудь в другое место в Советской России, присматривая то, что мы, действуя так, сохранили бы нашу группу целей и могли бы более действительно работать в строении промышленности Советской России».⁶¹⁶

В общем, финны решили проинформировать Москву о непорядках в Кемерове. 26 мая 1923 г. на своем собрании они постановили послать в Москву курьера. Но райком РКП запретил выезд курьера в столицу. Тогда 29 мая 1923 г. состоялось еще одно собрание финнов. Председательствовал Карениус, секретарствовал К. Сальминен. Решено было послать все же курьера в Центральное Бюро финских организаций РКП. Из протокола: «Собрание было созвано для доставления способного лица из ЦБФОРКП в Кемерово вследствие нынешнего положения, о котором реферировал тов. Сохканен. В начале от отметил, что ему не было возможно провести в жизнь решения предыдущего собрания: послать курьера в Москву, так как местный райком не дал разрешения ему на выезд. Все-таки когда дела серьезны, между коллективом и райкомом он предложил собранию резолюцию, по которой кратко обсуждали».

В общем, финны объявили райкому РКП войну. Вот, наверное, когда райкомовцы пожалели, что неосмотрительно разрешили создать комячейку по национальному признаку. Вскоре, однако, они одумаются и распределят иностранцев среди других, русских, ячеек, а американскую ячейку ликвидируют. Так райком рассчитался с иностранцами за неповиновение. В постановлении финнов записано: «Приняли резолюцию т. Сохканена, копия которой при сем прилагается. Выбрали тов. Сохканена делегатом в ЦБФОРКП, в случае, если райком согласен на высылку. Деньги собраны для поездки в Москву, будут теперь использованы для этой цели. Письмо курьеру от имени коллектива будут писать т.т. Альто В. и Кента Саем».⁶¹⁷

Против такого постановления мало что можно возразить. Если райком запретил посылку курьера в ЦК РКП, то как можно запретить партийным финнам общаться с Центральным Бюро финских организаций РКП? 29 мая 1923 г., т.е. во все тот же хлопотный день, председатель собрания О. Корениус и секретарь К. Сальминен отправили райкому уведомление о своем желании послать курьера в ЦБ финнов: «Мы, члены финского коллектива Американской ячейки РКП, видим положение так серьезным, что мы принуждены обращаться райкому РКП с просьбой достать право для высылания курьера в Ц.К.Ф.О.Р.К.П. Верим, что противоречия, господствующие между райкомом, и членами коллектива, лучшим образом устранены, доставши сюда человека, который мог бы руководить и выяснить нынешнее положение и присматривая то, что сохранение целости настолько же дело Ц.Б.Ф.О.Р.К.П. как членов коллектива. И так мы видим своим правом требовать от партии разрешения на выезд для нашего курьера».⁶¹⁸

Удивительно, — финны должны спрашивать разрешения райкома для общения с руководящими финско-советскими органами. И во власти райкома запретить такое общение. Впрочем, даже и без курьера, финны отваживаются завязать с Центральным финским бюро переписку. 29 мая они посылают в ЦБ письмо с просьбой прислать в Кемерово своего представителя; письмо подписано О. Корениусом и К. Сальминеном. В нем говорилось: «Мы, члены финской секции РКП в Кемерово, много раз обращались в ЦБ финских организаций РКП, требуя высылания способного партработника сюда. До сих пор все одно его еще недостали и за то мы видим себя принужденными выслать снова делегата в ЦБ. Серьезность и дальнейшее обострение положения предполагают это потому, что сохранение целости коллектива также настолько и дело ЦБФО, почему мы и ожидаем срочного ответа от ЦБФО».⁶¹⁹

На следующий день, 30 мая 1923 г., колонисты-финны вновь пишут письмо в ЦБ финских организаций РКП в Петроград. На этот раз письмо заверено автографами Виктора Альто и Саама Кента. Его содержание мало чем отличается от предыдущего: «Мы вынуждены снова обратиться к вам с предложением о высылании нам сюда способного лица выяснить противоречия, которые проявились здесь между нашим коллективом и местным райкомом, потому что у нас нет партработника, который вполне владел бы финским и русским языками. На основании этих причин мы желаем, что обсудите этот вопрос, так как дела здесь очень критические».⁶²⁰

Было ли действительно положение «критическим», как это утверждали финны? Очевидно, — было. Во всяком случае член президиума райкома РКП Тихомиров в письме, направленном в ЦБ финских организаций 2 июня 1923 г. сообщал, что финны все до единого решили покинуть колонию. Из письма: «К настоящему моменту положение с финским коллективом американской ячейки в Кемерово, в силу целого ряда причин, о которых будет вам, видимо, говорить специально командируемый к вам делегат, создалось довольно серьезное дело, дошло до того, что финский коллектив, почти в полном составе, намерен покинуть колонию. Одной из причин такого положения является то обстоятельство, что райком РКП в силу незнания языка, не стоит так близко к финскому коллективу, как это было бы необходимо. И это положение усугубляется еще тем обстоятельством, что финский коллектив в настоящий момент совершенно не доверяет секретарю американской ячейки т. Тикка (финн), который сейчас в финском коллективе не пользуется авторитетом. Находя, что т. Тикка все-таки подходящий работник, и такое положение с ним создалось в силу особых причин, райком считает все-таки необходимым заменить т. Тикка, но заменить его некем. Поэтому райком поддерживает со своей стороны просьбу коллектива о посылке в Кемерово на постоянную работу более или менее опытного партработника, хорошо владеющего финским и русским языками (и по возможности английским), что даст возможность ликвидировать существующую в настоящий момент напряженную атмосферу».⁶²¹

Далее события нарастают как снежный ком. 7 июня 1923 г. секретарь райкома РКП пересылает в Томский губком РКП письмо 17 финских беспартийных колонистов, всеми силами рвущимися из Кузбасса подальше. В сопроводительном письме райкома сказано: «Кемеровский райком РКП при сем препровождает для сведения письмо 17 человек финских рабочих беспартийных, подавших в райком перед их отъездом».⁶²²

Справедливости ради нужно отметить, что финны рвались из Кемерова не к себе на родину, а просто в другое место советской России, не подозревая, наверное, что порядки везде одинаковые. Письмо датировано 26 мая 1923 г.: «Мы, нижеподписавшиеся финские беспартийные рабочие, которые уезжаем отсюда, не убежим с работы и не уедем за то, что боялись бы колебания Советской Власти, а верим, что она в это время сильнее, чем она была, когда-нибудь раньше. Причину нашего уезда непосредственно нынешнее управление, которое нас не удовлетворило. И так мы для хранения единства решили сосредоточить наши силы где-нибудь в другом месте на территории Советской республики и там донести к успеху те честные причины, за которые мы сюда приехали. Здесь, имея нынешнее управление, мы увидели все предположения от нас окончены. За трудовую республику (следует семнадцать подписей)».⁶²³

Дело Благодатского. — И вот в этот момент, когда американцы-финны готовы были вот-вот уехать, приключилась наделавшая много шуму катастрофа на реке Томи, якобы по вине американцев утонуло около 30 русских. Американцев люто возненавидели, но поскольку их отъезд мог чувствительно ударить по репутации райкома РКП, пришлось местных «антиамериканистов» усмирять. Так появилось знаменитое дело Благодатского «по обвинению в возбуждении национальной вражды и розни». Оно было начато 24 мая, а окончено 8 июля 1923 г. Дело открывается заявлением колониста Баарса в райком РКП от 24 мая 1923 г.: «Во время несчастного случая в прошедшее воскресенье я был на берегу Томи. Люди очень волновались и много кричали против американцев. В этом положении, безусловно, коммунисты должны бы успокоить публику и показать на то, что нельзя обвинить американцев вообще, что нельзя помогать контрреволюционерам и давать шовинистическую пропаганду. Но несколько товарищей-коммунистов приступили следующим образом. Тов. Благодатский, инспектор Охраны Труда, верхом ехал везде по берегу и кричал на всех сторонах, чтоб задержать Баарса, потому что он строил такие лодки. Даже если он это официально знал бы, то нельзя было бы это кричать всему народу, так как партийная дисциплина воспрещает обвинять коммуниста до тех пор, пока райком сам это не сделал. Тем более он не имел право делать это, потому что он совсем ничего не знал о виновных. Но он распространял свою деятельность на всех американцев и сказал, между прочим: если у меня была бы власть, я их (американцев) всех убил бы. Эти слова тоже слышал и Волковский, представитель американцев в райкоме ВСГ».

Имя Благодатского нами упоминалось неоднократно. Он не раз выступал с критикой порядков в АИКе и жаловался на то, что к его критике американцы не прислушиваются и его требования как инспектора Охраны Труда не выполняют. Удивительно, однако, что его злоба против отдельных колонистов трансформировалась во вражду против американцев как таковых. Далее Баарс пишет: «Дальше я слышал, что тов. Мазитов,⁶²⁴ член партии, кричал таким образом: «Вот сокращение штатов по-американски. Посади их в лодки по 30 человек и сразу готов». Таким образом, он подстрекал беспартийную массу, показывая, что, как будто бы, «американцы народно потонули русских». Тем он тоже показывал, что он пользовается сокращением, которое, между прочим, производится по всей советской республике, для пропаганды против «американцев», т. е. также против советской власти. Прошу вас принимать строжайшие меры, чтобы устранить из партии те элементы, которые показывают, что они такие же шовинисты как раньше члены черных сотен».⁶²⁵

Таким образом, Баарс сравнивает щегловских коммунистов с черной сотней. Сравнение — не беспочвенное, особенно если учесть, что в партизанских красных отрядах Рогова было немало коммунистов, набивших руку на погромах всего четыре года назад. Однако вернемся к катастрофе. Заявление в райком РКП подали также секретарь горной комячейки С. Поляков и рабочий АИК Чиркиль. На заявлении — виза райкомовца Тихомирова от 23 мая 1923 г.: «Срочно расследовать и материал представить президиуму райкома». В заявлении сказано: «В воскресенье 20 апреля в пятом часу вечера при случившем неясном положении с утоплением людей на реке Томи и где собралося народу очень много, как русского, а также американцев на берег, и когда народ стал кричать и ругать американцев, в это время подошел тов. Благодатский и начал выражаться, что эту сволочь американцев надо пострелять до одного и говорит, сам бы я имел право, то всех бы порасстрелял, и в это время народ еще больше возвульнавался и стали ругать американцев и в 9 часов вечера, когда я пришел на квартиру, то товарищ Чиркич, как со мной в одной квартире стоит, то говорит, товарищ Поленов, несмотря на то, что ответработник тов. Благодатский и выражает такие слова среди такой массы, которые могут получиться неприятности, чтобы в это время уверять народ, а он как инспектор труда сам говорит, надо пострелять американцев, после этого я пошел к Ковалеву часов 10 вечера, тама был Фальковский, Бутолина жена, я стал им говорить, что выражения тов. Благодатского среди народу, на это тов. Бутолина подтвердила, что она слыхала, как он это говорил».⁶²⁶

Имя Сергея Полякова нам однажды уже встречалось — он был замешан в непристойной драке с колонистом Шварцем по поводу содержания в кухне жилого барака под обеденным столом полугодовалой свиньи. Поляков, как видим, мог быть очень разным: с американцами, он хоть и ругался, но иной раз — вступался за них, судя по случаю с «потоплением людей». 24 мая 1923 г. отделение ГПУ допросило Полякова. Из протокола допроса следовало, что Поляков Сергей Ефимович имеет возраст 35 лет, живет в бараке № 38 химзавода, по профессии каменщик, окончил сельскую школу, женат, имеет одного ребенка, работает секретарем горной ячейки, член РКП с 1917 г., в 1917 г. член ревтрибунала, к судебной ответственности не привлекался. Уполномоченный ГПУ задал Полякову вопрос: «Скажите, что Вы знаете компрометирующего Инспектора Труда Благодатского, бывшего на берегу 20 мая во время потопления лодок?». Поляков показал: «После того как лодки и находящаяся на ней публика утонула, и на берегу было очень много народа, человек до 150, в числе которых были и американцы, на берег в возбужденном состоянии прибежал инструктор труда Благодатский, находящаяся на берегу публика в несчастии обвиняла американцев, и когда инспектор труда Благодатский появился, то говорит: «Вот я несколько раз предупреждал, что необходимо снять канат, но меня не слушали, и вот факт». Кроме того, мне товарищ Чиркич, рабочий из американцев, заявил, что он слышал, как инспектор труда Благодатский говорил среди собравшейся на берегу публики, что «нужно перестрелять всю эту сволочь американцев, и если бы я имел власть, то сейчас же бы всех перестрелял», его слова слышали жена предрайкома ВСГ Бутолина, которая может это подтвердить, т. к. она это говорила при тов. Фальковском. Слыша такие слова по своему адресу, американцы, боясь волнения, с берега уходили домой, так как публика была враждебно настроена против американцев. Показание мне зачитано с моих слов, записано правильно, добавить ничего не имею».⁶²⁷

ГПУ допросило также Чиркича Петра Яковлевича. Из протокола следует, что на момент допроса 25 мая 1923 г. ему было 30 лет, проживал он в бараке № 38 на химзаводе, раньше жил в Югославии и занимался земледелием, окончил народную школу, женат, имеет одну дочь, работает кладовщиком на Кемруднике в мехмастерской, член РКП, до 1922 г. — в Америке. Уполномоченный ГПУ спросил его все о том же: «Скажите, что Вы знаете компрометирующего инспектора охраны труда Благодатского во время несчастия с лодками 20 мая?». Ответ был таков: «Во время несчастия на берег явился инспектор охраны труда Благодатский, в группе, состоящей из 5 человек, стоял и я, когда тов. Благодатский сказал, указывая на стоявшую недалеко группу американцев: «если бы я имел в кармане револьвер, то пострелял бы их всех», публика, собравшаяся на берегу, слыша такие слова, направленные против американцев, была очень враждебно настроена по отношению к ним, и американская группа рабочих, слыша такие слова (агитацию) по своему адресу, разошлась домой. Эти слова слышал стоящий со мной человек, фамилию которого я не знаю, но личность его мне знакома, и я завтра могу сообщить его фамилию. Показание мне прочитано, с моих слов записано правильно, добавить ничего не имею».⁶²⁸

Поскольку больше всего травлей американцев возмущался колонист Баарс, 6 июня 1923 г. допросили и его тоже. Из протокола становится известным, что Адольф Бернардович Баарс имел возраст 31 год, проживал в бараке № 29 на химзаводе, профессия инженер-строитель, закончил технический университет, женат, работал зав. техническим бюро АИКа, член РКП, жил когда-то в Голландии, Индии и на острове Ява, в 1921 году прибыл в Россию делегатом на съезд Коминтерна (до приезда в Россию был председателем компартии Голландской Индии с 1916 по 1921 гг.).

На все тот же вопрос: «Скажите, что Вы знаете компрометирующего на гражданина Благодатского во время несчастия с лодками 20 мая на реке Томи?», — Баарс ответил: «Во время несчастия я находился дома, после чего пошел на берег, где и узнал, что лодки затонули, в это время на берег приехал верхом инспектор охраны труда Благодатский, который увидел меня, стоящего в толпе, сказал, обращаясь ко мне, «это Вы проектировали лодки», и стал меня обвинять в несчастии с лодками, я ему ответил, что это Вы можете узнать у Рутгерса, кроме того, мне электрик Киселев сказал, что меня по берегу ищет Благодатский (и предполагаю, что Благодатский говорил, что если меня увидят, чтоб задержали), после чего я ушел домой, придя уже к вечеру вторично на берег, я услышал от Благодатского такие слова, «что если б я имел власть, то перестрелял всех американцев», его слова слышал и может подтвердить член райкома ВСГ Фальковский, его слова слышала стоявшая тут же толпа, которая его агитации верила, и была враждебно настроена против американских рабочих, боясь, что это может возбудить толпу, я ушел домой, американских рабочих на берегу почти не было никого, так как все ушли по квартирам за исключением Фальковского, который и слышал то, что говорил Благодатский и может подтвердить. Показание мне прочитано с моих слов записано правильно, к чему и подписуюсь».⁶²⁹

Показание Баарса содержало одну двусмысленность. Что означали его слова — «можете спросить у Рутгерса». Могло ли так быть, что Баарс считал виновником несчастья Рутгерса? Во всяком случае, даже если это так, для русских что Баарс, что Рутгерс — все едино, «американцы». На следующий день допросили в ГПУ последнего свидетеля, Алексея Ивановича Каинова, 30 лет, проживал на химзаводе в бараке № 2 (квартира № 5), по профессии слесарь, окончил сельскую школу, женат, имел сына, работал слесарем на химзаводе, беспартийный, до октябрьской революции был в австро-венгерском плену, откуда вернулся в 1918 г. Ему был задан все тот же сакраментальный вопрос: «Расскажите подробно, что Вы знаете компрометирующего инспектора охраны труда Благодатского во время несчастия с лодками на реке Томи 20 мая, как вел себя гражданин Благодатский среди толпы». Каинов ответил: «К группе, состоящей из двух американцев и одного русского и Благодатского подошел и я, они обсуждали только что случившееся происшествие с лодками. Благодатский говорил, что получается какой-то беспорядок, «я несколько раз говорил, чтобы не перевозить на этих лодках, но моего распоряжения не исполнили, и вот потопили людей», в общем, можно было понять из его слов, что он в данном случае с лодками обвинял американцев, главным образом, устроителей этой переправы».

Как видим, показания Каинова весьма осторожны. Он не хочет выставлять Благодатского разжигателем национальной вражды. Очевидно, с начальством Каинов намерен жить в дружбе, но не желает и обелять иностранцев и снимать с них ответственность за случившуюся на Томи трагедию.

Представитель ГПУ задает Каинову вопрос: «Не слыхали ли Вы от Благодатского такой фразы, что «если бы я имел револьвер, то перестрелял бы всех американцев»? И Каинов на голубом глазу отвечает, что ничего подобного не слыхал. Тогда сотрудник ГПУ задает ему другой вопрос: «Не видели ли Вы Благодатского на коне верхом, разыскивающего Баарса?».

И вновь — отрицательный ответ: «Нет, не видел, во время разговора он был пеший, и кроме того, что он говорил, стоя со мной в одной группе, я не слыхал ничего. Показание мне зачитано с моих слов записано правильно, добавить ничего не могу».⁶³⁰

Так Каинов смягчает и заглаживает вину Благодатского. Впрочем, поскольку Благодатский был коммунистом, ГПУ могло его привлечь к ответственности только после санкции райкома. А райком Благодатского на волю «органам», конечно, не отдал. Так закончилось дело. Сохранилась бумага — особое постановление уполномоченного ГПУ по рабрайону А. Баранова, которым дело Благодатского передается в райком, т. е. как бы аннулируется: «1923 года 8 дня уполномоченный ГПУ по рабочему району Баранов, рассмотрев настоящий материал по обвинению инспектора охраны труда Благодатского в возбуждении национальной вражды и розни, что предусматривается статьей 83 уголовного кодекса, нашел, что 20 мая во время несчастия с лодками при переправе через реку Томь, Благодатский среди собравшейся толпы говорил такие фразы, которые враждебно настраивали массу против АИК, вроде того: что он «лично бы перестрелял все американцев, если бы имел револьвер» и т. п. Но принимая во внимание, что Благодатский является членом РКП и означенный поступок до предания суда должен быть рассмотрен по партийной линии, постановил: весь компрометирующий Благодатского материал направить в райком РКП Кемрудника».⁶³¹

Вещи утопленника. — Между тем, на пароме в тот злосчастный день были не только русские, но и американцы. Утонул некто Юзеф Марталыч, и колонист Степан Салай обратился в нарсуд с просьбой, чтобы ему (непонятно на каких основаниях) решением суда отписали оставшиеся после смерти Марталыча вещи. Нарсудья 2-го участка 11 июня 1923 г. сообщил об этом в райком РКП специальным секретным письмом: «В моем производстве находится дело по иску члена АИК Салай Степана, (желающего получить) вещей и проч., принадлежащих утонувшему Марталыч Юзев, которое назначено на 6 июня 1923 г. По словам истца, он якобы кандидат РКП и уезжает на Кавказ, и потому прошу дать ваше принципиальное заключение по делу о том, следует ли ему дать эти вещи и прочь., которое пришлите к разбору дела».⁶³²

Райком решает дела по наследству! И суд — советуется с райкомом РКП, какое принять решение, как будто судьи должны руководствоваться не гражданским или уголовным кодексом, а мнением секретарей. Секретарь райкома, между тем, проставил на письмо судьи резолюцию: «Срочно сообщить, что в Кемеровской организации РКП ни кандидата, ни члена РКП по фамилии Салай Степан нет». И, стало быть, выдавать Салаю вещи или нет — на усмотрение судьи. Однако есть на письме и другая резолюция того же Тихомирова: «Отношение это через Тикку дать тов. Салай для передачи нарсудье 2 участка».

Странно. Тихомиров как бы не доверяет Салаю, ибо дает нарсудье отрицательный ответ, и одновременно пересылает свой ответ на секретное письмо именно через Салая, который никакого отношения к РКП не имеет.

Афронт Рутгерсу. — Далее события развивались так. В то самое время, когда финны стали уже собирать чемоданы и уезжать из колонии, а колонист Салай претендует на вещи утопленника и Баарс пытается обвинить в разжигании национальной вражды Благодатского, «зашевелилось», наконец-то, Центральное Бюро финских организаций РКП. 28 июня 1923 г. оно разразилось письмом, направленным в Кемеровский райком РКП, в котором возмущалось поведением Рутгерса (не названного, тем не менее, по имени) и его предложением не посылать больше из Нью-Йорка в Кузбасс финнов. Финское ЦБ предложило райкому РКП «обратить сугубое внимание» на действия рутгерсовской администрации. Однако неясно, как мыслилось такое «наблюдение» — не мог же райком просматривать каждое письмо, посланное Рутгерсом в Америку? Из письма ЦБ: «В ответ на Ваше отношение 2.06.23г. за № 112/с, Центральное Бюро Финских Секций РКП (б) сообщает: …вопрос о посылке организатора в финскую ячейку Кемеровского коллектива в настоящее время уже урегулирован, т.к. ЦБ уже командировал туда тов. Рантанен Тойво (член РКП с 1920 г.), которому поручено уладить все непорядки в финской ячейке, поддержать тесную связь с Кемеровским райкомом и с Сиббюро ЦК РКП (б). В этом смысле ему со стороны ЦБ даны определенные инструкции… Для устранения пережитков «национализма», которые, к сожалению, имеют место среди иммигрантов разных национальностей, и, в частности, в Кемерове, ЦБ финских секций предлагает Кемеровскому райкому обратить сугубое внимание на действия администрации Кемеровских предприятий, чтобы такие случаи, как, например, посылка от имени администрации телеграммы в Америку, в которой запрещается приезд в Россию иммигрантов-финнов (в то время, когда иммигрантов других национальностей усиленно притягивают в Россию) не имели место, ибо такие поступки свойственны увеличивать уже достаточно выявляющиеся конфликты на почве «национализма». ЦБ надеется, что Кемеровский райком со своей стороны оказывает тов. Рантанену всемерное содействие в его трудной работе, и информирует ЦБ о положении вещей вообще в финской ячейке Кемеровского коллектива РКП (б)».⁶³³

В общем, райком пытается с подачи «верхов» распутать клубок из многих конфликтов вокруг АИКа и аиковцев. Но что толку: один конфликт улаживается — тут же возникает другой. Мы помним, сколько историй в Кемерове произошло вокруг персоны Баарса — председателя компартии Голландской Индии в 1916-1921 гг. Его насильно с милицией выселяли чуть ли не ночью из его жилища. Мы также помним, каким оскорблениям он подвергался во время катастрофы на реке Томи, когда русский спец Благодатский призывал «пострелять всех американцев», указывая именно на Баарса. Все эти истории дошли до губкома. Представитель губкома С. Челядин 3 июля 1923 г. пишет секретарю кемеровского райкома Черных, чтобы тот как можно более подробно информировал губком об историях с Баарсом: «Имеются какие-то жалобы или просто указания на ненормальное использование члена РКП с 1905 г. инженера Баарсаи на какие-то притеснения его со стороны парторганизации. Сообщи, пожалуйста, секретным письмом подробную деловую и партийную характеристику этого Баарса и сообщи подробнее, какие там вышли недоразумения. Там кто-то пишет, что его сильно прижимают за всякие мелкие упущения, игнорируют и просто терроризируют. Сообщи, в чем дело. Может быть, эти недоразумения носят действительно мелочный характер и если принять во внимание его партийную заслуженность и то, что это красный спец, то и не следует ли сделать, может быть, соответствующие смягчающие выводы. Во всяком случае, этот вопрос для нас не ясен, но нас этот Баарс заинтересовал, т.к. мы впервые узнали, что у Вас есть такой старый спец-коммунист. Пиши — буду ожидать. Пришли также на него копию бланка Всероссийской переписи и его автобиографию, которую потребуй от него».⁶³⁴

На обороте этого документа имеется странная запись, сделанная Тихомировым. Около подписи Тихомирова в скобках указано: «Баарс, 26 июля». Содержание же записи относилось тоже к Баарсу, но ее смысл не совсем понятен: «Глазков — не допустил Баарса без предварительного представления тезисов о фашистах — делать доклад (на химзавячейке). Черных — в январе, когда Баарс выступил и сказал, что доклад, сделанный, касающийся о Либкнехте и Люксембург, никуда не годится, Черных сказал, что так выступать нельзя и сказал, что на следующий раз дадим доклад делать тебе. На низовой ячейке его не сильно прижимают и даже совсем не прижимают (он дает объяснения). Глазков — говорил, почему не посещают ликвидацию, как будто не член партии. Одним словом — заставляют (требуют) всюду работать, а использовать не используют».

Характер записи — явно «для себя», черновой. Может быть — конспект для ответа в губком.

Приспособленцы. — В общем, Баарс, как и большинство колонистов — не приспособился к местным обычаям. Разумеется, не все выходцы из Европы были такими, Иные в конце концов привыкают к щегловским порядкам. К таковым относится бывший гражданин Австро-Венгрии Вайнбергер Мартын Мартынович, работник милиции. 11 августа 1923 г. он дает показания против своего начальства, точнее — против личного секретаря начальника милиции Уфимцева, который использовал в ночное время арестованных женщин и проводил с ними ночи отнюдь не за протоколированием показаний обвиняемых. Из протокола дознания узнаем, что Вайнбергер, 33 лет, показал следующее: «24 июля с.г. начальником милиции была задержана гражданка города Щегловска Головченко за подозрение в краже вещей, я был назначен дежурным по району и на вопрос начальнику милиции посадить ли Головченко в каталажку, последний ответил, не надо. Задержанная осталась ночевать при канцелярии милиции, в ночь на 25 июля ко мне приходит личный секретарь начальника милиции Уфимцев и говорит мне, что он эту барышню хотит взято на квартиру обедать, т.к. последняя в последнем нуждалась, всего на полчаса, т.к. Уфимцев ранее знаком с указанной барышней и не видя в этом преступления, потому что при милиции нет столовой для арестованных. На одного полчаса я отпустил ее к Уфимцеву, но последний задержал барышню до 8 часов утра, вероятно, последняя ночевала у Уфимцева, что же касается насилия со стороны Уфимцева, по отношению к барышне, я не допускаю мысли, чтобы оно было, т.к. эта особа всегда идет на уступки своим согласием, в чем и подписуюсь».⁶³⁵

В общем, вместо того, чтобы осудить Уфимцева за использование служебного положения, бывший гражданин Австро-Венгрии винит во всем слишком уступчивую «барышню». Вайнбергер, в отличие от Баарса, умел быть полезным…

Показания Вайнбергера живописуют быт и нравы в силовых ведомствах Щегловска. Мы не раз описывали истории, когда колонисты становились жертвами милицейского произвола. Какое себе составили мнение колонисты о советской милиции, — можно только догадываться. Вот, например, история рабочего Пигелова, проживающего в бараке № 64 вместе с колонистом Семенасом, на Кемруднике. Мог ли аиковец Семенас не знать о том, что случилось с соседом 7 июля 1923 г.? Из заявления Пигелова: «Вчера 7 июля около шести часов дня я со своей женой Авдотьей Пигеловой проходил мимо школы Кемрдуника в веселом настроении и пел песни (не очень громко). На дороге меня встретили два милиционера из милиции 1-го района Сергушкин и Креков и предложили идти в милицию, я идти отказался, говоря им, что я иду домой и мне в милицию идти незачем, после прихода домой через полчаса явились ко мне на квартиру те же два милиционера и предложили идти в милицию и я согласился и пошел. Придя в милицию 1-го района, где находился временно начальник милиции 1-го района Малаховский, который на меня набросился с ругательством, впоследствии схватил за руку и ударил кулаком по лицу, в то же время выхватил из кобуры наган, предлагая, что он меня будет бить наганом, я вырвался от них и убежал к себе на квартиру, за мною гнались три милиционера и Малаховский (который бежал с веревкой). Догнав меня в квартиру, он мне набросил на руку веревку, намереваясь меня связать, но я стал вырываться, заявил, что связывать меня не дам, во время борьбы они разорвали на мне новую рубашку и ремень. Я им сказал, если не будете бить, пойду добровольно. Малаховский сказал, что больше бить не буду, после чего я пошел в милицию, где меня посадили в каталажку, в то время, когда они свалили меня связывать, собралось большая толпа рабочих, большинство женщин, которые и наблюдали эту картину, на основании вышеизложенного прошу привлечь к ответственности начальника милиции 1-го района Малаховского за злоупотребление и превышение власти, что предусматривается ст. 105-106 уголовного кодекса, в качестве свидетелей прошу допросить милиционеров 1-го района Худякова и Новоселова. Которая в то время была арестована, находилась в милиции 1-го района, которая видела как он меня бил, женщина фамилия Хорошалова».⁶³⁶

Поскольку потерпевший был членом РКП, свое заявление он адресовал райкому, и об этой истории знал весь Щегловск. И, конечно же, колонисты, хотя бы в лице аиковца Семенаса и его окружения. Вряд ли сравнение с «буржуазной полицией» было в пользу начальника советской милиции Малаховского. Зуботычины, наган и веревка за одно только «пение песен» — явно перебор. Но в Щегловске и не такое бывало, и, возможно, иностранцы должны были ностальгировать по «полицейским порядкам» западных держав, наблюдая воочию «пролетарский» произвол ГПУ, милиции и прочих «компетентных органов»…

К делу Пигалева приложен еще один протокол с допросом сотрудника гормилиции Ефима Селантьевича Худякова, который показал: «В июле не помню какого числа я, Худяков, был в управлении милиции 1-го района, потом кто-то сообщил Малаховскому, что Пигалев идет по улице и поет песни. Малаховский приказал задержать такового, что и было исполнено, когда привели в управление Пигалева, Малаховский стал спрашивать, почему ты поешь песни, а Пигалев отвечал Малаховскому: вы сначала запретите петь песни в Щегловске, в это время Малаховский закричал таким бешеным и сердитым голосом: посадить его надо. Пигалев говорит, за что, что я пьян, что, а Малаховский закричал, не разговаривать, стал выталкивать из своего кабинета в общую канцелярию, Пигалев упирался, не шел, в общей канцелярии Малаховский ударил раза два по лицу Пигалева, после чего вытащил наган и намахивался наганом на Пигалева, из-за чего Пигалев вырвался из рук Малаховского и побежал, а Малаховский и еще два милиционера, каковые помогали сажать в каталажку, Сергушкин, Креков, погнались за ним в погоню с веревкой, этого уже я не видел, где они его поймали, но минут через 25 привели его обратно в управление милиции, рубашка вся на нем была порвана и сам был избит, в тот вечер был приглашен врач для экспертизы, Никитина, действительно Пигалев был выпивши, но не самогонки, по запаху можно было узнать пиво или же красного вина, выпил якобы в честь того, что провожал своего брата в красную армию. Сидя Пигалев в каталажке, со слезами говорил нам, всем, находящимся милиционерам в управлении, как бывший наш сотрудник, вот, дескать, что делает ваше начальство, ни за что арестован, порвал на мне все белье, да еще набил морду, более показать ничего не могу, дознание мне прочитано».⁶³⁷

В общем, создавалось впечатление, что властьв Щегловске была почти что уголовная. Впрочем, уже известно, что многие колонисты были у себя на родине тоже не в ладах с законом, так что уголовные замашки местных вождей должны были воспринимать как шалости своих товарищей по идеологии. Каковы шалости, видно из письма запредрудкома ВСГ начальнику раймилиции Кемрудника (в копии райкому РКП) от 25.07.23г.: «Сообщаю, что 23 июля около 4-х часов дня гражданин Магарил производил выстрел и револьвера около барака № 45, на что публика из всех прилегающих бараков выскочила. По сведениям т. Боброва, в ночь 23/24 июля Кинсфатором Владимиров на левом берегу была сделана попытка к изнасилованию женщины и после неудачи Кинсфатор ходил в одном белье с револьвером в руку по двору. Ввиду того, что подобные действия терроризируют окружающую публику и недопустимые в рабочих районах явления, прошу милицию расследовать данные явления и героев разоружить».⁶³⁸

Доносы на хозяйственников. — В общем, местное население вряд ли было довольно новой властью и ее «рукоприкладственными» замашками. Не любило население и власть хозяйственную, в нашем случае — Рутгерса и тех, кто ему подчинялся. А потому писали доносы. Поводы, обычно, были незначительные, однако доносы ходили по инстанциям и достигали профсоюзов и райкома. Так, рабочий строительного цеха Афанасий Лазаревич Петров⁶³⁹ (проживающий на Кемруднике в бараке № 138) написал в рудком ВСГ донос на своего начальника, зав. цехом Ковача. Донос тем не менее попал в райком РКП и райкомовец Тихомиров сделал 24 июля на доносе приписку: «Фракции ВСГ срочно выяснить и доложить, в чем дело». Дело же было вот в чем: «Во избежание всяких недоразумений, — писал Петров, — или тех или иных неприятностей среди рабочих строительного цеха, в будущем со стороны зав. строительного цеха Р. Г. Ковача, я как член РКП считаю себя обязанным довести до сведения и прошу обратить серьезное внимание на следующее. Числа 10 или 11 июля я пошел в главную контору узнать относительно упряжек перевыработки плотником, т.к. я являюсь артельщиком. Получив все справки нужные, счетовод Шмидт⁶⁴⁰ мне предупредил, что артельщикам Ковач 1% (оплаты?) отменил. После чего я пошел к гражданину Ковачу выяснить некоторые неясности, я его спросил: скажите, Роман Герасимович, верно или нет, что вы не велели проводить артельщика 1%? Да, — говорит, — не велел; когда я стал спрашивать, почему, он ответил: а это лично мое дело и убеждение, я, говорит, что хочу, то и делаю. Я ответил, что мне лично этот % не нужен, но для других рабочих является возмущением и оно может вылиться в недовольствие и даже конфликт. Он же ответил нецензурными словами...»

Заметим одну особенность доносов той поры. Они почти никогда не касались дела в чистом его виде, а «сдабривались» значительной порцией негатива, приправленной пересказами личных обид и претензий. Казалось бы: рассказывай по существу дела и не затрагивай ни непонравившегося тона начальника, ни его личных качеств. «После чего я, — продолжает Петров, — несколько поговорил, что человеку с образованием и занимающему руководящий пост в советской республике так обращаться не подобает, он же ответил еще чище: пошел ты к таковой матери. Я больше с ним и говорить не стал. Я не считаю лично для себя со стороны Ковача оскорблением, но предусматриваю, что Ковач своими действиями вводит разложение среди рабочих, которым приписывает, а которым не дописывает как в упряжках, так и на сдельных работах, как, например, в артели Платунова не провел 160 стоек, говорит, если я проведу эти стойки, то не проведу 25%. Платунов спросил, почему? Ковач сказал: это мое дело. Все вышесказанное могут подтвердить т.т. Платунов И. Н., Шишмаков С. Г., Криницын⁶⁴¹ и Зайковский».⁶⁴²

Доносом Петрова воспользовался зампредрудкома, который 29 августа 1923 г. на обороте его письма сообщил еще и о других неполадках в стройцехе, так что атака на хозяйственников подкреплялась не только доносом Петрова и мнением четырех коммунистов, на которых он ссылался в подтверждение своих слов, но и официальной позицией рудкома ВСГ. Таким образом, по не очень значительному поводу райком, профсоюзы и рядовые коммунисты стали лоббировать действия хозяйственников АИКа. «Райкому РКП доношу, — писал запредрудкома ВСГ, — что всем плотникам, занятым на постройках, за июль было прибавлено 25%, т.е. рассчеты производились по предыдущим месяцам. В оскорблениях рабочих Ковач раньше замечен не был. Что относиться до артели Платунова, то от них нет аналогичного заявления. Считаю, что претензию Петрова их преувеличили и имеет (она) пристрастный характер».

Таким образом, — доносчик наказан недоверием, но хозяйственников все равно «дернули», поскольку вопрос об 1%, поминаемом в доносе Петрова, что называется, «повис», да и Петров в своем протесте был отнюдь не одинок (вспомним четырех коммунистов, на мнение коих он ссылался).

Причины недовольства. — Возможно, причиной недовольства партийных «низов» хозяйственными верхами было не вовсе блестящее состояние производства. И хоть с передачей рудника АИКу дела поправились, повода для особой радости не было, что и зафиксировано в информационном отчете кемеровского райкома за июль 1923 г.: «Состояние производства за отчетный месяц, несмотря на целый ряд препятствий продолжает постепенно укрепляться, улучшаться. Добыча угля по району за июнь месяц выражается цифрой 620.000 пудов. Это немного меньше общей добычи за май месяц и объясняется тем, что в июне месяце уменьшилась добыча на руднике 25 Октября вследствие того, что рабочие были заняты погрузкой угля в баржи. Если же взятьтолько Кемрудник, то добрыча по сравнению с маем несколько увеличилась, несмотря на некоторые препятствия, которые мешали еще большему увеличению количества добываемого угля. Из примеров таких препятствий можно привести следующие — …уход части горнорабочих из крестьян на полевые работы, …задержка в конце июня на 5 дней подачи необходимого количества ж.д. вагонов для погрузки угля, что в свою очередь задержало подачу угля из шахт.., появление на Центральной шахте в двух местах газов, что при отсутствии вентиляторов несколько задержало обычный ход работы. Наряду с мерами, направленными к тому, чтобы в настоящих условиях повысить общую добычу угля и производительность, постепенно проводится в жизнь план приспособления шахт к гораздо большей, чем в настоящее время, общей добычи угля. Что касается внутрипроизводственных отношений и порядков, то надо сказать, что еще есть случаи безхозяйственности и безответственности, но они постепенно изживаются. Кроме того, необходимо отметить инспекционную эпидемию, которая в виде друг за другом следующих инспекций горного надзора, технической, санитарной, пожарной и т.д. обрушилась на АИК. Для всех этих инспекций необходимо отрывать людей от работы, давать переводчиков, что задерживает обычную работу и таким образом нервирует рудоуправление».

Разумеется, несмотря на все обрушившиеся на колонию заботы по вытягиванию Кемрудника из той ямы, в которой он очутился в конце 1922 г. благодаря Кузбасстресту, американцы были явно в выигрыше, и чувствовали себя победителями. Они еще представляли собой силу. И не понравившийся им директор-распорядитель АИКа Гриндлер, известный своими «антиамериканскими» настроениями, был по требованию американцев снят. Очевидно, Рутгерс еще не забыл урок, который весной 1923г. преподали ему финны. Из отчета: «Еще пару слов необходимо сказать о том, что с 1 июня директор-распорядитель Гриндлер уволен с должности ввиду его неспособности к сотрудничеству с американцами, и рудоуправление осталось без русского администратора, а таковой, конечно, соответствующий, чрезвычайно необходим рудоуправлению, малознакомому с русскими условиями. Настроение рабочих за отчетный месяц более чем удовлетворительное. Своевременная выдача зарплаты, вещфонда, продовольствия, выплата рабочим задолженности Райугля в жирах и сахаре за 1922 год, возможность приобрести в Рабкоопе необходимые товары, определяют это настроение. С этой стороны рабочие вполне довольны и теперь уже некоторые категории рабочих, как, например, плотники, рабочие механического цеха, идут дальше и требуют только своевременной выдачи зарплаты, а также и ее увеличения».

Напомним, что зарплата в АИКе индексировалась, и переводилась в золотые рубли (что было особенно важно осенью 1923 г.). Такой подарок рабочим могли сделать только в АИКе: ведь известно, что с инфляцией производство падает, и индексировать зарплату в полном объеме в условиях производственного хаоса могли лишь только очень отважные, если не сказать неосмотрительные, хозяйственники, так что требования партийцев увеличить рабочим зарплаты (которые не всегда можно было удовлетворить) выглядят чересчур назойливо, хотя, как известно «аппетит приходит во время еды».

Однако продолжим чтение документа: «В майском отчете сообщалось, что зарплата для плотников увеличена на 25%, рабочим механического цеха для первой руки на 50% и второй руки на 25%, но таким увеличением они остались недовольны и передали вопрос в Ново-Николаевскую конфликтную комиссию. Решения по вопросу о дальнейшем увеличении зарплаты еще нет, рабочие его ожидают, а пока продолжают нормально работать. Из частичных недовольств за июнь месяц можно только отметить… некоторую путаницу с выдачей мяса рабочим, когда в один день рядом следующих друг за другом распоряжений выдача мясо то прекращалась, то возобновлялась, что вызвало возмущение среди рабочих и… имевшие место среди рабочих Центральной шахты жалобы на то, что им якобы неправильно производится замер, но по расследованию этих жалоб оказалось, что никаких неправильностей нет».

Складывается впечатление, что русские рабочие были очень недоверчивы, и то и дело подозревали, будто американская администрация их обманывает: то замеры неточны, то зарплата проиндексирована не в том объеме, как ожидалось. Подозрительность эта властями культивировалась, и своего апогея, как известно, она достигнет в 1937 г., когда подозревать будут даже собственную жену. Из отчета: «Англо-русские отношения вызывали большой к себе интерес со стороны рабочих, которые единодушно выражали свое негодование политикой английских колонистов и выражали готовность дать должный отпор врагам советской власти. Сколько-нибудь организованной работы других партий не замечается. Есть единичные личности, от случая к случаю занимающиеся распространением нелепых слухов и контрреволюционной агитацией. Соответствующей почвы для себя и своей работы в общем они не имеют, но пользуются большим или меньшим успехом в зависимости от общего положения — благоприятного или не совсем благоприятного — в каждый данный момент. Для определения настроения рабочих характерно то, что на всех собраниях, проводившихся в конце июня, на которых делался отчет о собранных в пользу яслей средствах, рабочие выносили постановление о закрытии рудничной церкви и передачи помещения, ею занимаемого, под ясли, причем возражений против закрытия церкви почти не было. Общее состояние парторганизации по сравнению с маем месяцем остается без изменения. Парторганизация в общем и целом сплоченна, дисциплинированна, группировок, склок нет. Но, несмотря на это, конечно, имели место случаи нарушения партдисциплины».

Нарушителями дисциплины оказались американцы. Вспомним их жалобы на «железную дисциплину» в РКП! «Железная дисциплина» и демократия в их представлении не сочетались никак, и лишь изощренная советская партийная наука сумеет, что называется, «скрестить ужа с ежом», объявив самой демократичной в мире партию, строящуюся, тем не менее, на «принципе централизма». Но казуистика партийных «ученых» американцам, конечно, неведома. Из отчета: «Постановлением президиума зафиксированы случаи самовольного отъезда из района 5 членов американской ячейки, двое из которых (один уехавший за границу, другой сдавший партбилет) райкомом исключены из партии и трое из которых (переехавшие без разрешения райкома в Европейскую Россию) получили строгий выговор с занесением в личное дело… Постановлением президиума ответработнику Благодатскому (инспектору труда) объявлен строгий выговор с занесением в личное (дело) за возбуждение национальной вражды и розни (в связи с катастрофой на реке Томи, имевшей место в мае месяце, о чем сообщалось в предыдущем отчете)… Добровольных выходов из партии в июне месяце не было. Постановлением президиума оказались вне партии за июнь месяц 4 человека — двое членов американской ячейки — исключены — см. выше… Случаев роспуска ячеек не было, принципиальных разногласий тоже самое. В этом последнем отношении можно отметить только некоторые намечавшиеся неправильные уклоны, а именно: …на собрании американской ячейки по вопросу о работе среди женщин многие товарищи высказывались, что эту работу должны вести сами женщины и нам в нее вмешиваться не следует..; на общем партийном собрании в выступлениях товарищей по докладу рудоуправления говорилось о спецах, на которых, на всех без разбору, накладывается вина за разного рода упущения в производстве и вообще о спецах говорилось как о врагах советской власти».

По прочтении райкомовских отчетов создается впечатление, что американцев не считали здесь чистокровными «пролетариями». В анкетах писали, что они либо интеллигентны (т.е. люди второго сорта), либо на собраниях отмечали, что сознание у них не чисто «пролетарское». Между тем, у американцев не было того, что власти в СССР называли «хозяйственным обрастанием». Своего хозяйства никто из американцев в Кемерове не имел (правда, в одном документе поминались привезенные из Америки куры, но их пришлось съесть владельцу, поскольку щегловские власти приказали сломать личный курятник). А вот местные партийцы — иное дело: большинство из них, согласно отчета, имели либо коров, либо лошадей, так что являлись, в отличие от американцев, скорее всего чем-то средним между «пролетариями» и крестьянами. О «пролетарском сознании» иностранцев споры могут быть долгими… Из отчета: «Материальное положение членов организации в общем удовлетворительное, причем необходимо отметить, что большая часть членов организации (работающая в производстве) имеет коровок, лошадок… Наиболее важные и характерные вопросы, занимавшие внимание президиума, были следующие: …положение в финской секции американской ячейки, в связи с тем, что финская секция решила выехать из Кемерово в другое место Советской России, вследствие ее ненормального (по ее мнению) здесь положения, заключающегося в антиамериканской политике рудоуправления и невозможности тем или иным образом влиять на организацию производства. Весь материал по этому вопросу послан губкому и в копии с Сиббюро (№ 111/с), а также разрешен при согласии губкома выезд делегату финской секции в ЦБ финских организаций для того, чтобы просить прислать в Кемерово партработника, способного вести работу среди финнов».

Читатель не может не придти к выводу, что райком постоянно находился в состоянии конфронтации: волнуются финны, недовольны хозяйственники, а райком лишь усугубляет конфликты, вмешиваясь в не свои дела. Скандал, поднятый райкомом по поводу тарифов, можно было бы избежать, ведь АИК — это не дойная корова, и повышать зарплату рабочим, на чем настаивал райком, нельзя было бесконечно. Тем не менее Правление АИКа уступило. И это привело к тяжелому финансовому кризису осенью. Но райком, похоже, был очень горд одержанной над АИКом «победой». Из отчета: «Тарифный вопрос. Этот вопрос был поставлен на заседании президиума вследствие не вполне ясного представления этого вопроса и его связи с нормированием профработниками и хозяйственниками, а также вследствие того, что хозяйственники своим неудачным подходом в этом вопросе толкали рабочих на вымогательство у рудоуправления непомерной зарплаты. Решено поставить в дискуссионном порядке на собрание ответственных партийных, профессиональных и хозяйственных работников… В рабочей тройке президиума рудкома ВСГ остались только два шестимесячных профессионалиста. Это в известной степени повлияло на общую линию поведения рудкома ВСГ, который иногда сбивается и хотя и уясняет работу профсоюза в новых условиях, во взаимоотношениях с рудоуправлением все-таки недостаточно тверд».⁶⁴³

Итак, — профсоюзы критикуются «за недостаточную твердость» в их игре с аиковским рудоуправлением. Райкомовец признается, что в вопросе повышения зарплаты профсоюзы «перегибают палку», и тут же дипломатично оговаривается, что действовать надо круче. Иными словами — за дипломатичными формулировками райком не забывает «гнуть линию рабочих» и в результате повышение зарплаты происходит каждый сезон. Уступчивость же Рутгерса подведет колонию к финансовому коллапсу, из которого придется выбираться весь следующий, 1924-й, год…

Почему профсоюзы и райком были так настойчивы, а аиковцы — уступчивы? Очевидно, Рутгерс не хотел обострять отношений и шел на уступки, понимая, что усугублять конфликт опасно, особенно в условиях антиамериканской пропаганды. Именно отсюда — подачки рабочим в виде увеличения зарплаты, но и… снятие с работы наиболее агрессивно настроенных против иностранцев, на чем настаивали не только колонисты. Убрали, например, некоего Мицкевича, что становится ясным из письма секретаря Кемеровского райкома РКП и третьего заместителя председателя рудкома ВСГ уполномоченному ЦК ВСГ по Сибири Котину⁶⁴⁴ от 1.8.23г.: «В ответ на предъявленное нам тов. Губаревым, начальником Сибирского Управления Горного Надзора, отношение Ваше на его имя от 20 июля т.г., сообщаем следующее: тов. Губарев действовал на основании вполне точных данных и информации Администрации АИКа, председателя Кемеровского райкома ВСГ тов. Бутолина и члена президиума Кемеровского завкома тов. Ковалева. Кроме того, тов. Губареву было предложело заворготделом Томского губкома РКП тов. Каменским от имени президиума губкома,после совместного обсуждения (Каменским, Губаревым и Рутгерсом) действий Мицкевича, убрать последнего, сделав это в безапелляционной форме, так как в тот момент на Кемерово было весьма тревожное положение по случаю катастрофы с переправой на реке Томи, усугубляемое погромной агитацией Мицкевича. Из всех этих данных видно ясно, что тов. Губарев, действовавший одновременно и как администратор и как член партии и как член союза и формально и по существу прав вполне и своими действиями отнюдь не дискредитировал ни возглавляемое им учреждение, ни тем паче звание администратора-техника, работая в полном контакте со всеми не только союзными, но и партийными, профессиональными и хозяйственными органами, что лишний раз подчеркивает его сознательное и беспристрастное отношение к делу. В дополнение сообщаем, что исчерпывающий материал по делу Мицкевича передан Кемеровским рудкомом лично тов. Баранову, в бытность его на Кемеровском руднике».⁶⁴⁵

Немногим выше мы цитировали документы, из коих явствовало, что «погромной агитацией» против иностранцев в Кемерове по случаю катастрофы на реке Томи с многочисленными жертвами, занимался инспектор охраны труда Благодатский со товарищи. Однако у него находится сподвижник — Мицкевич, а у Мицкевича — влиятельные защитники (и не в лице ли знаменитого Котина, который встанет в 1927 году во главе АИКа), иначе непонятно, для чего райкому РКП и рудкому нужно объяснять правильность самого смещения Мицкевича перед Котиным?

Так или иначе, население города, равно и многие ответственные лица, американцев не только не любили, но буквально захлебывались ненавистью к ним. Иное дело — свои. Совершат хоть какое преступление, но для них всегда жива надежда на поблажку — если, конечно, эти «свои» занимают в Щегловске видное положение. Например, — как руководитель комсомола Кинсфатор, видный бородатый мужчина, которого обвиняли в попытке изнасилования своей соседки. Дело замяли. Соседку, тем не менее, допросили. Звали ее Мария Григорьевна Булыгина, 23 лет, неграмотная, разведенная, проживала в бараке № 24 (квартира № 4) на химзаводе. При допросе показала: «В ночь на 23/24 июня я спала на чердаке сеновала в своем дворе и приблизительно в 2 часа ночи услышала, что ко мне подошел какой-то человек и, проснувшись, я увидела стоявшего передо мной мужчину в нижнем белье и я в испуге соскочила, забрала одеяло и направилась к выходу, и когда стала слазить с сеновала, то упала вместе с лестницей и тот мужчина стал останавливать меня, говорил, соседушка, стой, куда ты, а я ответила, что я вас не знаю, кто вы и зачем, и от сеновала я побежала в квартиру, где спали Бобров Петр с женой, и когда я зашла в квартиру, то Бобров услышал и спросил, кто это, я ответила, и стала рассказывать, что ко мне на чердак сеновала пришел какой-то мужчина с бородой незнакомый, тогда Бобров взял свой револьвер и направился туда, при выходе из квартиры увидел, что с сеновала слазит человек и Бобров крикнул, кто там стой, а то буду стрелять, и незнакомец отозвался и подошел, мы узнали, что это гражданин Кинсфатор Владимир, и Бобров сказал ему, как тебе не совестно и вернулся обратно в квартиру и Кинсфатор ушел».

На вопрос следователя, лез ли Кинсфатор к потерпевшей с оружием, был дан ответ отрицательный…⁶⁴⁶

Сам же Кинсфатор в протоколе допроса (из коего узнаем, что зовут его Владимир Яковлевич, 19 лет, холост) признается в том, что после ухода потерпевшей с сеновала, обнадежившись ее обещанием вернуться, улегся в ее постель, ожидая ее добровольного возвращения. Таковы были незатейливые нравы в среде щегловских комсомольцев (напомним, что аиковцы, по большей части холостые, в подобных историях замечены не были — во всяком случае, если верить найденным документам). Из протокола допроса Кинсфатора: «Поздно вечером 23 июня часов приблизительно около двух я пришел на квартиру, разделся и пошел на чердак сеновала спать. Лестница на чердак одна, которая служит входом… Постели наши почти рядом с Брызгиной и разделяет только дощатая редкая стена, через которую можно видеть друг друга и подойдя я к двери чердака.., спросил гражданку Брызгину, как дела, и последняя проснулась, спросила, кто вы, а я ответил, что ты не узнала своего соседа, а она встала с постели, закрылась одеялом и со словами подожди, я сейчас прийду, стала слазить с чердака, я же, приняв ее слова подожди, залез на ее постель и спустя минуты две услышал в квартире Боброва крик Боброва, который кричал, где мой наган… и угрожал застрелить меня. Я, дождавшись, когда Бобров выйдет из квартиры, стал слазить с их чердака, направляясь к своему, в это время Бобров из окна крикнул, направляя на меня наган, я ответил, брось пугать и пошел на свой чердак и Бобров, узнав меня по голосу, успокоился, а утром 24 июля пришла на чердак и сообщила, что ночью она не узнала меня, а что касается изнасилования, у меня не было никакого намерения».⁶⁴⁷

Вот так, — щегловские комсомольцы оказываются в чужих постелях без всяких задних мыслей про изнасилование…

Многие (если не большинство) колонисты были именно комсомольского возраста. Но вряд ли щегловский комсомол, во главе которого стояли либо неудавшиеся насильники, либо пьяные шуты, мог чем-либо прельстить аиковцев. Как известно, «кадры решают все», а таковые уважения к себе не вызывали. Достоен ли уважения и может ли служить образцом для подражания секретарь райкома РКСМ Магарил, который, шутки ради, пугает местное население неоднократными выстрелами из револьвера. Ясно, — представления о сознательности, достоинстве и долге у щегловских комсомольцев и колонистов не совпадали. аиковцы, ради идеи, объезжают половину земного шара, — щегловские комсомольцы утверждают себя в собственных глазах отнюдь не преданностью идеям (о которых так красно говорят!), а с помощью внешних атрибутов силы и власти, в чем очень помогает обладание оружием, которое то и дело пускают в ход. Из протокола допроса Гая Тарасовича Пальцева, 19 лет, грамотного, по делу Бориса Менгелевича Магарила, 19 лет, грамотного (проживающего в бараке № 45 на Кемруднике): «В 3 часа дня в мою комнату явился товарищ Магарил, который всегда посещает мою комнату, т.к. мы живем вместе в одной половине, хотя в разных комнатах, вынял револьвер, по всей вероятности, для чистки, системы Смит-Виссон с тремя патронами той же системы. В это же время между нами произошел разговор следующего характера — с моей стороны было допущено одно, что я вместе с вопросом откуда от взял, сказал, что этот револьвер совершенно не нужен, за исключением игры, так как у меня, мол, такой системы были и их лучше всего или сдать, или выбросить. Дальше у нас уже возник спор. Тов. Магарил говорил, что он с 10 шагов попадет в цель и пробивает вершковой толщины доску. На это просто, чтобы дать понять Магарилу, что он лжет, я сказал, что ставлю 100 рублей, если только он попадет и пробьет хотя бы дюймовую доску, Магарил тотчас же направился на улицу, но мне пришлось возвратить его и сказать, чтобы он в доказательство своей лжи не делал еще и глупости, хотя револьвер, по-моему, ни убить, ни ранить никого не мог, но шум мог испугать окружающее население. Магарил ответил — че, мол, там никто и не услышит, да и пуля в целя пойдет. Прошло долгое время, после выхода Магарила на улицу, но никаких выстрелов не было слышно. Наконец, послышался выстрел, я выхожу на улицу, Магарил разочарованно ищет пулю в своей цели. Я еще раз его предупредил, что все равно он сто рублей не получит и зря ты, Магарил, делаешь мальчишескую глупость. Но он вполне спокойно ответил, что здесь бояться нечего. Правда, шум от выстрела не испугал никого из жителей, даже женщина напротив не ушла с улицы. После Магарилом тоже без моего присутствия был произведен выстрел. После окончания этой шутки, а я считаю, что это просто несерьезный проступок тов. Магарила, вызванный юношеским задором, я просто посмеялся над ним. Этим дело все кончилось. В заявлении на Магарила указано, что выстрелы вызвали беспокойство жителей, чего совершенно не наблюдалось, когда я выходил после первого выстрела и после второго, когда уже Магарил пришел в комнату».⁶⁴⁸

Вот такие же, как Магарил, «шутники» во время красного роговского погрома всего за четыре года до описываемых событий, «шутки ради» убивали детей, стариков и женщин…

Площадная брань. — Впрочем, дабы читатель не подумал, что наши примеры слишком далеко от жизни колонистов, обратимся к истории, приключившейся с аиковцем Гансом Юрьевичем Муликасье. 18 июля 1923 г. он обращается в президиум райкома РКП с заявлением, в котором жалуется, что коммунист и хам Лукин прилюдно выражается площадной бранью: «В средних числах июня с.г. мною было заявлено о чрезвычайно дерзком отношении ко мне гражданина Лукина. По некоторым сведениям, президиумом райкома было постановлено дело расследовать, однако постановление было оставлено на бумаге. Ввиду того, что действия Лукина нарушают общие правила партии и указывали на то, что площадная брань весьма широко применяется в партийных кружках, я настаиваю категорически, чтобы вопрос был выяснен наконец определенно, будет ли райком бороться с площадной бранью среди членов РКП и почему Лукину предоставлен был выезд без расследования данного дела».⁶⁴⁹

2 августа 1923 г. секретарь райкома Черных поставил на заявлении колониста Муликасье визу: «Тов. Богомолову потребовать немедленного расследования дела тов. Ефремовым без допроса Лукина как уехавшего». Имеется и виза зав. общим отделом райкома Богомолова от 3 августа: «Тов. Ефремову для исполнения согласно резолюции секретаря». Так колонисты пытаются учить местных хамов вежливому обхождению…

Впрочем, что до вежливого обхождения, — самих колонистов назвать джентльменами можно лишь с большой натяжкой, ибо одна часть колонистов часто доносила на другую, не существовало и пресловутой «комэтики». Например, знаменитый колонист Чезарри 26 июля 1923 г. написал в райком РКП донос, в котором заявил, что многие колонисты носят звание коммуниста лишь по ошибке и недоразумению. Назывались фамилии Кента и Соконена. На доносе райкомовцы проставили резолюцию: «Выяснить». «Выяснять» поручалось орготделу райкома. В доносе сообщалось: «Собрание американской ячейки 24 июля вскрыло крайне ненормальное состояние и показало, что некоторые члены ячейки или совершенно коммунистически неграмотны; или что они являются членами партии по ошибке. Я говорю относительно Е. Кента и Соконен. И тот и другой выступали на собрании с определенной целью дискредитировать работы управления колонии в глазах представителей из Москвы, не имея на то достаточных оснований (если не считать основанием личные, быть может, счеты, что единственно только может быть) и делая демагогические заявления и частично, как, например, Е. Кента, ложные заявления с целью доказать, что будто бы «они» являются здесь угнетенным классом или еще что-нибудь в этом роде. В частности, заявление, сделанное Е. Кента, будто бы я от имени Правления заявил ему, что в случае потери им дела в конфликтной комиссии, ему и вообще всем рабочим придется оплатить расходы — это заявление является сплошным вымыслом. Никогда я такого заявления не делал и делать не буду, потому что такое заявление помимо его неверности отталкивает рабочих о профсоюзов, такое заявление поэтому является объективно контрреволюционным».

Чезарри представлял в колонии партию Рутгерса и чиновных верхов АИКа, куда финны почти не входили, и потому Рутгерса не любили, строили против него козни. Арбитром же в спорах колонистов были партийные, профсоюзные и иные органы — т.е. внутриколонистские свары «гасились» не в колонии, а выносились на суд божий. Далее Чезарри пишет: «То же самое о заявлении Кента о главном инженере Пирсон. Заявление Соконен о том, будто бы работа здесь для одного управляющего тяжела, а потому необходимо назначить тов. Рутгерсу помощника, который должен быть послан из СТО (резолюция, предложенная Соконен), если отбросить ее дипломатическую внешность, означает, что т. Рутгерс не смог справиться с возложенной на него советским правительством задачей, что совершенно неверно. Это заявление было сделано Соконен без каких бы то ни было доказательств, несмотря на о, что он имел возможность, выступить в прениях и указать на ненормальности. Подобные выступления, рассчитанные на то, чтобы повлиять на представителей из Москвы, недопустимы еще потому, что выступая на открытом собрании, они дезорганизуют и новые группы, и вносят вообще ненормальные отношения к руководящему персоналу. Мое мнение, которое является по существу впечатлением, подлежащим проверке, это то, что выступление Соконен объясняется отказом Рутгерса принять обратно членами колонии 32-х уехавших финнов. Во всяком случае, мое убеждение таково, что Кента и Соконен необходимо вызвать и выяснить прежде всего, чего они хотели достигнуть своими выступлениями на собрании и второе почему они делали ложные заявления. И прежде всего я думаю необходимо указать, что «угнетенных» здесь нет и что такое отношение членов партии к Правлению, профорганизациям и в частности к нанимаемым республикой спецам недопустимо».650

Под письмом Чезарри стоит приписка, сделанная, очевидно, райкомовцем. Автор приписки сваливает всю вину за бузу на секретаря американской ячейки Тикка, хотя сам Чезарри в письме о Тикке не говорит ничего. Текст приписки: «Все заявление сводится к тому, как я выяснил, нет хорошего партийного руководителя, и поэтому там постоянно будет такая неразбериха, заявление конфликтной комиссии Чезарри, как тов. Чезарри заявил, они не поняли его и сказали эту вещь секретарю тов. Тикке, но он как-то отнесся спустя рукава, и поэтому он поставил на общем собрании, и также остальные вопросы».

Воры. — В общем, до мира в колонии было далеко. А тут еще аиковские воры. Приехавшие с Надеждинского завода «новые» колонисты привезли с собой ящик с вещами и сдали его на аиковский склад, а он там пропал. Никак — сработали воры, в чем новички, похоже, судя по их письму Рутгерсу, нисколько не сомневаются. Кстати, в отличие от разъяренных финнов, они называют Рутгерса «дорогим»: очевидно, на авантюрах главы Правления еще не обожглись, хотя уже одно то, что в поставленном Рутгерсом деле (пусть даже в одном месте, на складах) процветает воровство, должно бы всякого нормального человека насторожить. Письмо Рутгерсу подписано Адольфом Гринбергом и датировано 3 августа 1923 г.: «Дорогой товарищ Рутгерс. Когда мы приехали из Надеждинского завода, мы привезли с собою в ящике одежды для тов. Вумера и передали его, конечно, с другими вещами в склад. В нем были вещи, которые описаны на другой стороне сего. Мы знаем, что он содержал, потому что мы помнили его на Надеждинском заводе до отъезда в Кемерово. Я вполне уверен, что его открыли в складе и смешали с другими материалами, и теперь они стараются освободиться от тов. Вумера. Я верю в достижение правосудия тов. Вумеру. Этот ящик был у нас на Надеждинском заводе около трех месяцев и у нас не было человека, с кем бы его послали сюда и теперь, когда мы сами привезем ящик сюда, то он так легко потерян. Я оченьрад узнать, товарищу Вумеру сдано правосудие».⁶⁵¹

Резолюция на письме Гринберга стоит странная: «Затребовать дело, возбужденное Вумером против Гринберга». Что она могла означать? Что Вумер имеет претензии не к советским или колонистским ворам, а лично к Гринбергу? В самом деле — на определенном этапе за вещи отвечал Гринберг, и, очевидно, его никто не уполномочивал сдавать чужие вещи в склад. И, похоже, теперь один колонист обвиняет другого, но не в воровстве, а в недосмотре.

На обороте письма Гринберга — список украденных вещей. Он датирован 4 августа 1923 г. и подписан лично А. И. Вумером. В списке значится:

- одна пара резиновых сапог,

- одни брюки,

- три шерстяных рубашки,

- один дождевик,

- две пары шерстяных носков,

- одно одеяло,

- белье, американская комбинация,

- одна кепка летняя,

- одна коробка письменной бумаги,

- одна пара держателей для носков,

- пряжи и другие маленькие вещи.

Местные воры вполне могли зарится даже на белье, воровство со времен гражданской войны у многих, что называется, «в крови». Но что станут делать воры с такой малопонятной вещью, как «держатели для носков», повесят на стену вместо картины или приспособят вместо дверной ручки? Как нам известно, в те годы в обиходе советских семей сугубо необходимое, и как обращаться с «буржуйскими штучками», не всякий знает…

История колониста Шиллинга. — Создается впечатление, что не проходило и недели, чтобы в АИКе не вспыхивали все новые страсти. Колония не успела еще «очнуться» от истории с кражей личных сапог и нижнего белья колониста Вумера, как всего через пять дней — скандал вокруг аиковца Шиллинга- Муликасьё. Ответсекретарь кемеровского райкома следственный материал об этом скандале 8 августа 1923 г. отправил в губернскую КК, или «Ка-Ку», как игриво называли в партийной среде контрольную комиссию: «Райком РКП (б), препровождая при сем следственный материал по поводу столкновения членов РКП т.т. Лукина и Шиллинга, настоящим просит о срочном его рассмотрении. Разрешить данный вопрос райком затрудняется в связи с отъездом членов президиума в отпуск (работает один только секретарь). Мнение секретаря райкома: согласиться с заключением следователя т. Ефремова».⁶⁵²

Расследование же началось еще 19 июля 1923 г., когда зав. общим отделом райкома Богомолов отправил срочную и секретную сопроводительную записку партследователю Ефремову: «При сем препровождается заявление тов. Шиллинга с резолюцией секретаря для производства расследования по существу заявления и резолюции секретаря».⁶⁵³

В левом верхнем углу «сопроводиловки» — карандашная пометка партследователя Н. Ефремова: «Исполнено». Прилагаемое к «сопроводиловке» заявление колониста Шиллинга-Муликасьё было направлено последним в райком 12 июня 1923 г. На нем действительно стоит резолюция секретаря райкома Тихомирова: «Срочно Богомолову переслать секретно тов. Ефремову с приложением, срочно рассмотреть дело по настоящему заявлению и о результатах доложить президиуму». Виза проставлена 17 июля, т.е. спустя более месяца после написания заявления. И коли столь долго заявление «дремало» в райкоме, отчего вдруг возникла поминаемая в резолюции секретаря «срочность»? Загадка. Само же заявление сводилось к следующему: «12 июня 1923 г. около трех часов дня мне было передано по телефону членом Правления Рабкоопа т. Новиковым, чтобы я явился в 6 часов вечера на заседание Правления Рабкоопа. Еще с 11 июня членами райкома ВСГ было решено созвать общее собрание на 12 июня членов инженерно-технической секции рудника, где также мне нужно было присутствовать в 6 часов вечера, так как там должны были разобраться вопросы, имеющие общеполитический характер. Однако я счел нужным посетить раньше заседание рабкоопа, а на случай, если т. Бутолин не имеет возможности присутствовать на ИТС, послал туда Кунацова с тем условием, когда будет разбираться вопрос о Гриндлере, чтобы он вызвал меня по телефону. В 5 часов 45 минут я пришел в Рабкооп. Там сидели Пушинков, Новиков и Лукин, на мое приветствие ответили только Новиков и Пушинков, Лукин же занимался укладкой каких-то денег в бумажник. Вскоре пришел и Карманов и обратился, почему я сегодня послал к нему трех мастеровых с запиской с просьбою, чтоб им выдали взамен вещфонда деньгами, и тем настраиваю публику против него (Карманова)».

Прервем ненадолго цитирование письма, и заметим, что коммунисты, как в знаменитых «Прозаседавшихся» у Маяковского, буквально разрываются между несколькими собраниями — одна половина, условно говоря, колониста Муликасьё, находилась в рабкоопе, а другая — на секции ИТС. Впрочем, поминаемая история с Гриндлером наделала много шума (речь идет об отстранении от работы очень приметного в АИКе руководителя), поэтому понятно желание Муликасьё лично присутствовать при «свержении колосса». Далее в заявлении Муликасьё сказано: «В сущности, эти обращения были и раньше с той целью, что рабочие, желающие получить деньги за вещфонд, именно продавали его в рабкооп, а не спекулянту. ответил, что это не новое заявление, а продолжение старых приемов, и когда я узнал, что у вас не было денег, я обратился в рудоуправление, чтоб оно субсидировало рабочих. В разговор вмешивался вдруг Лукин и заявил по отношению ко мне, что я «тоже вздумал быть кооператором» и выругался по матери. Считая подобное обращение Лукина ко мне, как к красному офицеру, некорректным, я заявил, что чувствую себя оскорбленным, на это Лукин выпустил в мой адрес ряд матерей и говорил, та коммунист, а у коммунистов это принято говорить при встрече и также при прощании». «Ты воображаешь из себя кого-то, а я сидел по охранкам», при этих словах Лукин дважды подходил ко мне с сжатыми кулаками. Сцена эта производилась настолько сильными выкриками, что весь народ из лавки выбежал к Правлению».

О, нравы! Коммунисты, оказывается, при встрече и при прощании посылают друг друга «к матери», а обижаться — свойство «не настоящего коммуниста». Невероятно, но — верим. Они были грубы и невежественны, и их злоба (как в стае) была не вспышкой, а «состоянием души». Апогей ее испугает их самих же — не всех, конечно, некоторым повезет! — в 1937 году, когда в застенки без всякой жалости попадут даже дети. Кто станет вершить расправы? Вероятно, такие как упомянутый Лукин. Поскольку хвалится, что отсидел «по охранкам», так отчего бы и другим не дать возможность «посидеть»? Далее в заявлении Муликасье сообщалось: «Лукин в заключение заявил, что «можешь заявить в партию, ……….с тобой», я вышел при сопровождении громкого смеха Лукина и Карманова. Принимая во внимание, что ежедневно по службе происходят частичные оскорбления меня, производственная же марка Шиллинга имеет дату 1885 г., за революционный период никакими отпусками не пользовался, и занимаю сейчас должности зав. ТЭО, предкассы взаимопомощи, завед. отд. труда и временно замещаю т. Бутолина, я считаю нужным заявить, что кандидатура моя в рабкооп выставлена, не считаясь с прежней нагрузкой работ, и если я работаю, то нанести оскорбления совершенно излишне, поэтому полагаю, что райком освободит меня от обязанностей члена правления Рабкоопа до тех пор, пока гр. Лукин и Карманов не покидают Кемрудник. Дальнейшее же оскорбление повлечет за собою эксцессы вплоть до вооруженной защиты личности».⁶⁵⁴

Подумать только, — «вооруженная защита личности» из-за столь «смехотворного» повода! Сложившейся ситуации можно найти два объяснения: либо коммунисты еще не остыли после гражданской войны и по любому поводу хватались за оружие, либо — были «скорбны духом», ибо верить «во всемирную победу коммунизма» в начале 1920-х могли только скудные разумом.

На всякий случай допросили и Лукина. Его заявление датировано 28 июля 1923 г. и направлено в строительную ячейку РКП Кемрудника: «Настоящим обращаюсь в ячейку и прошу товарищей рассмотреть данное заявление и высказать свое мнение. 12 июня 1923 года в 6 часов вечера в конторке рабкопа у меня с товарищем Шиллинком возник маленький конфликт. Дело дошло до матерков в присутствии беспартийных т.т. Новикова В. Н., Пушникова А, А., т. Карманова П. И. Спор возник из-за следующих слов. В 5 часов вечера я возвратился со Щегловска, куда ездил по служебным делам рабкопа и во время переправы через реку Томь мне разорвали рубашку на плече веслом. Придя в конторку рабкопа на заседание правления через 5 минут зашел тов. Шиллинг, который, проходя мимо меня, спросил, кто тебе разорвал рубашку. Я шутя сказал, что с вами не только рубашка лопнет, но и кожа не вытерпит, но притом добавил обыкновенное русское слово. Тов. Шиллинг сразу ударил кулаком об стол и закричал на меня: дурак ты, сволочь, и добавляя матерное слово и указывая: ты что, сволочь, не знаешь, что я красный офицер, ты должен честь мне отдавать, дурак такой, и больше не сказав ни слова, схватил шапку и убежал с конторы, а поэтому прошу, товарищи, разобрать этот конфликт и призвать к порядку т. Шиллинга, чтобы тов. Шиллинг больше не козырял, что он офицер, да еще и красный».⁶⁵⁵

В общем, — что такого, в самом деле? Ну обозвали друг друга коммунисты дураками и прочими «русскими словами», постучали кулаками об стол, написали друг на друга жалобы и пошли искать правды в райком, а райкомовцы довели дело до губернии, до грозной губернской «Ка-Ки» (контрольной комиссии). В «матерное» дело оказался втянут аппарат райкома, и партследователю Ефремову пришлось писать заключение: «Мною расследовано по конфликту тов. Шиллинга и тов. Лукина. Первый показал тов. Новико следующее. Он говорит, что когда пришел тов. Шиллинг в контору рабкоопа, в это время как раз Лукин что-то делал около стола. На нем была немного изорванная рубашка. Шиллинг подходит к нему и говорит, почему у тебя порванная рубашка. Тов. Лукин ему говорит, что разве здесь заработаешь…, выразился матерными словами. Шиллинг Лукину заявил, что ты не имеешь право так выражаться перед красным офицером. Лукин ему говорит, что мы должны подчиняться тогда, когда я в строю, а раз не в строю, то мы все члены одинаковые. Тов. Новиков говорит, что в конце концов чуть почти не было до драки. Тов. Новиков говорит, что Лукин совершенно это не серьезно обращался к тов. Шиллингу, а просто как к товарищу, а Шиллинг погордился своим красным чином и вломился в амбицию. Дальше показания тов. Поплаухина тоже самое, что показал Новиков. Мое личное заключение таковое, что тов. Шиллинг не должен был проявлять чиновничество перед партийным товарищем, это значит мелкобуржуазная психологию.., что тов. Шиллинг вполне заслуживает строгого выговора, а тов. Лукину за его невоздержание заслуживает один вид (поставить на вид). Больше не может быть никакого расследования».⁶⁵⁶

Секретарь райкома Черных с заключением партследователя согласился. Колонисту Шиллингу-Муликасьё не повезло. Что вполне понятно: колония была не в почете…

Колонист Шиллинг-Муликасьё гордился своим офицерским статусом. Колонист Баарс гордился своим постом председателя компартии голландской Индии, который занимал в 1916-1921 гг. Местные коммунисты, занимающие ключевые должности в городе и районе, тоже гордились: у многих были так называемые «революционные заслуги», которые чтили священно и нежно. Однако была одна странность: Муликасьё решили наказать в партийном порядке, Баарса наказывали «общественным презрением» и считали инициатором потопления парома на реке Томи, а все местные «гордецы» с революционным прошлым тоже рано или поздно плохо кончали. Былые заслуги для коммунистов ничего не значили, и гордецов быстро развенчивали. Иностранцы, которые думали, что в Кузбассе их будут привечать особо, жестоко ошиблись: их заслуги по «борьбе с империализмом» никого здесь не впечатляли. Что было — то быльем поросло. Напротив, тех, кто хоть немного возносился над толпой, с нескрываемы злорадством приземляли. Не считались не то что с колонистами, но даже со своими, местными, — героями, которых, казалось бы, полагалось чтить.

<< Назад    Далее>>

 Страница 11 из 25

[ 01 ][ 02 ][ 03 ][ 04 ][ 05 ][ 06 ][ 07 ][ 08 ][ 09 ][ 10 ][ 11 ][ 12 ]

[ 13 ][ 14 ][ 15 ][ 16 ][ 17 ][ 18 ][ 19 ][ 20 ][ 21 ][ 22 ][ 23 ][ 24 ][ 25 ]

Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика