Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика

М . Кушникова , В . Тогулев .

КРАСНАЯ ГОРКА :

очерки  истории « американской» Коммуны в Щегловске , провинциальных нравов , быта и психологии 1920-1930- х гг .

( документальная версия ).

Глава вторая.

В ГОД СМЕРТИ ЛЖЕКУМИРА…

Американская индустриальная колония «Кузбасс» и Красная горка в 1924 г.

Страница 16 из 17

Послушный советский аппарат. — Мы уже писали, что в 1924 г. чистится «соваппарат». Все «неблагонадежные», с «плохим» социальным прошлым и происхождением подвергаются чистке. Отныне им уже не разрешалось работать в органах власти. Но раз вычищали, в основном, по политическим мотивам, то, значит, «под нож» попало немало опытных аппаратчиков, на которых всегда и в любые времена держалась власть. Стало быть, «вычищенным» надо искать замену. Самим себе создав трудности, теперь их приходилось дружно преодолевать. Уком посылает в самые что ни на есть низовые советские звенья практикантов — учиться управлять. Об одном таком «практиканте» судим по заявлению курсанта губпартшколы 1-й ступени Ащеулова в Щегловский уком от 17 апреля 1924 г. Трудно представить, — недоучившийся курсант посылается на стажировку, чтобы стать управленцем! «Настоящим, — писал Ащеулов, — прошу назначить меня практикантом в Мунгатский волисполком, так как я не имею практики совработников и поэтому прошу не задержать». ¹⁴³⁵

Получается, — исполкомами руководили недоучки? Вышибали аппаратчиков-профессионалов и заменяли курсантами партшкол. То же самое можно сказать про аппарат профсоюзный и партийный.

Сегодня, работая с архивами, мы часто удивляемся полному разброду и неразребихе в бумагах 1920-х годов, в которых невозможно уловить даже контуры какого-либо логического порядка. Не оттого ли, что в укомах и прочих партийных заведениях просто не было профессиональных «канцеляристов»?

Чтобы найти бумагу в бумажном завале укома, нужно было потрать уйму времени. Особенно это касалось личных документов. Дело осложнялось путаницей и отсутствием определенного порядка в движении личных дел при переезде коммуниста из одной местности в другую. Можно было дело пересылать по почте, а можно выдать на руки коммунисту. По этому поводу иногда возникала переписка (бумага по поводу бумаги!). Читаем, например, телеграмму некоего Боброва из Томска от 25 апреля 1924 г.: «Личное дело Боброва не отсылайте, еду сам = Бобров». И — виза на телеграмме: «Личное дело выдано лично товарищу Боброву, смотри алфавитную картотеку». ¹⁴³⁶

Слежка. — Таким образом, каждое движение коммуниста отслеживалось. Следили не только за коммунистами, но и за движением их личных бумаг. Как только какой-либо, даже самый неприметный коммунист выбывал, даже из самой далекой и заброшенной комячейки, тут же следовало донесение в уком из нижестоящего волкома. В партии система «прописки», таким образом, была гораздо сложнее, чем в целом для граждан. В какой форме доносилось о выбытии коммуниста? Читаем письмо ответсекретаря Зарубинского волкома РКП (б) в уком от 18 февраля 1924 г.: «Зарубинский волком РКП сообщает, что из ячейки № 57 Хорошеборской выбыл 1 член партии Пушкин Василий Ильич в Щегловский ЧОН. Зарубинский волком просит снять такового с учета 17 апреля 1924 г.». ¹⁴³⁷

Но даже если коммунист никуда не выбывал, а партийные документы его пребывали «в движении», оное всегда сопровождалось особыми письмами. Так, Томский губком 11 апреля 1924 г. препроводил в уком кандидатскую карточку Валентина Вольфридовича Арнольда, колониста, за № 2635. По сему поводу — особое письмо завучетом губкома Фигурина: «При сем препровождается кандидатская карточка за № 2635 для выдачи на руки согласно списка, помещенного на обороте сего». «На обороте сего» действительно обнаружили список, который состоял… из одного человека. ¹⁴³⁸

Получив и кандидатскую карточку, и сопровождающее ее письмо, уком отсылает в губком уведомление, что карточка и «сопроводиловка» в укоме получены. Жаль, что порядки тех времен не требовали от губкома сообщать в уком, что в Томске получено уведомление по поводу уведомления!

Спрашивается: зачем уведомлять уком о высылке кандидатских карточек или партбилетов, если таковые и так налицо и упакованы в том же пакете, что и уведомление?

Ну как не изумиться, например, такому письму зав. учраспредом губкома Фигурина в Щегловский уком от 14 апреля 1924 г.: «Препровождаются партбилеты в количестве девяти (9) штук для выдачи согласно предлагаемого списка. Получение подтвердить. Приложение: 9 партбилетов №№ 399747, 399757, 399761, 399762, 399775, 399776, 399778, 551107, 551108». ¹⁴³⁹

Что это были за партбилеты? Кто бы еще знал… Имена и фамилии опускаются — они не важны. Собственно, коммунистам имена не нужны, у них имеются номера. Как в концлагерях (или как у Оруэлла!). Рядом, впрочем, имеется писулька, нацарапанная простым карандашом с указанием восьми фамилий, напротив каждой опять-таки — номер, но номера не совпадают с обозначенными выше. Среди фамилий есть и колонистские: Вуйчич Михаил Милованович (541170), Лассман Фриц Янович (542480), Пугарь Флориан Иванович (542481), Лехтинен Вайно Адольфович (541171), Авдеев Федор Романович (541169), Дноси Франц Семенович (542409), Видра Леонце Адамович (541173), Дряхленко Иван Михайлович (542478). Партбилеты указанным коммунистам выдали в марте 1924 г. ¹⁴⁴⁰

В подколотой рядышком ведомости выданных, изъятых и утраченных партбилетов все обозначенные фамилии фигурируют наряду с теми, у кого партбилеты в марте 1924 г. изъяли: Хмелев Афанасий (474476, исключен), Прокудин Иван (2357136, исключен), Котов Иван (235642, исключен), Голубев Борис (169972, исключен), Креков Алексей (234841, исключен), Братчиков Яков (234766, выбыл механически). ¹⁴⁴¹

Контролировалось не только движение коммуниста и бумаг на него, но и отслеживалось его поведение. Секретным порядком губком собирал сведения на интересующих его коммунистов. Так, 11 апреля зав. орготделом губкома Челядин и зав. учетстатом запросили срочным и секретным письмом характеристику на коммуниста Глазкова: «В целях накопления материалов, характеризующих товарища Глазкова, орготдел губкома просит выслать деловую оценку работы по занимаемой им должности зам. зав.агитотдела укома». ¹⁴⁴²

Разумеется, приказание было выполнено. Раз губком секретно собирает сведения — значит, либо ищет компромат, либо хочет выдвинуть Глазкова на более ответственную должность. Поэтому укомовец Скобников посылает на Глазкова характеристику не вовсе блистательную, но и не «грязную». «Товарищ Глазков, — пишется в заказной характеристике, помеченной 15 мая 1924 г., — работая заместителем заведующего агитотдела, проявил надлежащую энергию и заинтересованность в работе, слабостями его было уклонение от технической работы, связанной с учетом проделываемой работы, получения и распределения литератур и т.п., обращение внимания исключительно на рабочий район, больше внесение предложений, соображений и советов, чем их практическое осуществление». ¹⁴⁴³

Такую характеристику не назовешь лестной. И губкомовцы тысячу раз подумают, прежде чем Глазкова выдвинуть на руководящую агитпроповскую работу в каком-нибудь другом райкоме. Помимо характеристики, написанной в свободном ключе, имелась еще напечатанная типографским способом в виде опросника. Когда собирались сведения в губкоме, заставляли заполнить также и такую «типографскую» форму. На ней стоит неизменный «секретный» гриф. У Глазкова в «шапке» над словом характеристика написано: «пересмотренная». В «шапке» указано еще, что Глазков Михаил Прокопьевич — ответработник уездного масштаба Томской организации РКП Щегловского уезда, личное дело № 449765, группа 2-Б. Опросник состоит из 22 пунктов и подписан секретарем укома Ивановым и заворготедлом М. Колесниковым, равно и секретарем ячейки Марковым. Интересно, что же «секретного» содержалось в характеристике?

Все мы, «тогдашние», смотрели фильм «Семнадцать мгновений весны» и помним «характеристики» на членов рейха, которые, согласно представлениям советского писателя Юлиана Семенова, должны были составляться на нацистов в духе: «истинный ариец, характер нордический, выдержанный». Но разве не то же самое читаем мы в приведенной выше анкете? «Настойчивость, энергичность, устойчивость, уменье, наклонность» имеется… способности наличествуют… истинный марксист… большевик. Советские писатели и режиссеры мерили рейх нашими, советскими, мерками. И, как видим, не ошибались. Тотальный учет и слежка за членами собственной партии у большевиков возникли гораздо раньше, а дело фискальства и контроля было поставлено куда масштабнее, чем в рейхе. Подумать только, — на одного только Глазкова — сразу несколько ВИДОВ характеристик: мы процитировали характеристику «в свободной форме», характеристику «анкетную», а был еще — специальный «Отзыв», тоже оформленный в виде опросника. Он подписывался секретарем укома и зав. орготделом. «Досье» на коммуниста Глазкова оказывается куда подробнее, и обширнее, чем скупые строчки характеристик на «арийцев» в сценарии Ю. Семенова. Читаем:

На отзыве имеется приписка, сделанная рукою партфункционера М. Башинского: «Отзыв утвержден комитетом на заседании от 27 мая 1924 года по протоколу за № 6716-с».

«Морально устойчив, в порочащих связях не замечен». — Когда коммунист перебирался на новое место жительства, «досье» на него (личное дело) следовало за ним. Один раз оступившись и сделав неверный шаг на политической или бытовой стезе, — твое личное дело замарано навеки и тебя вряд ли выдвинут на руководящую работу. Те же, у кого «досье» вполне приличное, откомандировываются в распоряжение вышестоящих парторганов, в случае, если таковые имеют виды на потенциального советского или партийного руководителя. Поэтому в делопроизводстве укома довольно часто встречаются документы о чьем-либо «откомандировании». Из протокола заседания президиума укома от 20 мая 1924 г.: «Слушали об откомандировании тов. Вафиной в распоряжение Томгубкома. Постановили: Не возражать, тов. Вафину откомандировать». ¹⁴⁴⁵

Разумеется, такие бумаги возникали «не с бухты-барахты». Как правило, на откомандировании настаивал сам губком. В случае Вафиной это подтверждается специальным письмом секретаря губкома и и.о. зав. орготдела губкома в Щегловский уком от 6 мая 1924 г.: «Предлагается командировать тов. Вафину из Кемеровского рудника в распоряжение Томгубкома для работы среди женщин». ¹⁴⁴⁶

Это письмо могло означать следующее: Вафину «проверили», досье губкома глянулось. Вафина, конечно, может немного «поломаться», на то она и женщина, но предложение, конечно, примет. На письме стоит виза укомовца Колесникова: «Вызвать тов. Вафину, в случае отказа поставить на президиум». Стало быть, особенно не «поломаешься»…

Конечно, в иных случаях откомандирование в распоряжение губкома осуществляется по желанию самого командируемого. Если в основе лежат личные мотивы — переезд осуществляется, как правило, на свои кровные. Пример — некоей Богатыревой. Из протокола заседания укома от 20 мая 1924 г.: «Слушали заявление Богатыревой Елены, члена РКП Кемеровской организации, о разрешении выехать в распоряжение Иркутского губкома. Постановили: Не возражать против выезда тов. Богатыревой при условии переезда на свои средства». ¹⁴⁴⁷

13 июня, как следует из визы на протоколе, постановление укома было послано в ячейку уездной милиции, к которой, очевидно, и была прикреплена Богатырева. Поводом же к отъезду послужили поиски работы, что следует из ее заявления в уком от 20 мая 1924 г.: «Прошу командировать меня в распоряжение ЕРКУТСКОГО (так в документе, — авт.) ГУПКОМА ввиду отъезда моего мужа в город ЕРКУТСК для подыскания работ. Прошу не отказать в моей просьбе, в чем и подписуюсь». ¹⁴⁴⁸

На заявлении виза: «Безработная. Разрешить».

Как пополнялось досье. — Иногда за пополнением досье приходилось обращаться в другие города. Причем досье собиралось не только на коммунистов, но и на исключенных из партии. Так, временно исполняющий обязанности Начподива 26-й стрелковой дивизии в Красноярске 15 мая 1924 г. запросил у Щегловского укома сведения на мобилизованного в Щегловске коммуниста Ефима Ивановича Дубровского, который оказался дезертиром: «Из прибывших досрочно призванных коммунистов член РКП (б) тов. Дубровский Ефим Иванович дезертировал из Красной Армии. Тов. Дубровский был членом РКП (б) с мая 1921 года, партбилет образца 1922 года за № 466270, крестьянин села Верхо-Томского Вознесенской волости. Прошу сообщить, был ли исключен из РКП означенный товарищ, так как его сослуживцы заявляют об этом». ¹⁴⁴⁹

Виза на письме, проставленная укомовцем М. Колесниковым: «Сообщить, что был исключен». На всякий случай запросили Вознесенский волком РКП. 30 мая 1924 г. оттуда поступают сведения: «В щегловский уком РКП при сем возвращая выписку из протокола № 2/12 об исключении т. Дубровского Ефима, Вознесенский волком сообщает, что таковой взят на военную службу, адреса неизвестно». ¹⁴⁵⁰

Исключили же Дубровского за пьянство. За какой-то месяц Дубровский превратился из коммуниста с безупречным досье в преступника: сначала — исключение из партии, потом — дезертирство. На его карьере можно было ставить крест. Об исключении же узнаем из протокола заседания укома от 15 апреля 1924 г.: «Слушали дело Дубровского Ефима, члена РКП В-Томском ячейки, обвиняемого в варке самогонки и пьянстве, что не отрицает и сам обвиняемый в своем показании в деле (входящий № 1282). Постановили за варку самогонки и пьянство Дубровского исключить из РКП». ¹⁴⁵¹

В документах сказано, что Дубровский призывался досрочно. Значит — по собственному желанию. Очевидно, хотел искупить вину или в Верхотомке после исключения житья не стало. Так или иначе, Дубровскому пришлось несладко. От хорошей жизни не дезертируют. Поражает, однако, что политотдел дивизии, откуда дезертировал Дубровский, обращается в Щегловский уком не с просьбой разыскать беглеца, а за порочащими Дубровского данными об исключении. Бумага вновь оказалась важнее человека.

Впрочем, что удивляться? Бывали ситуации, когда партбилеты присылались в Щегловск откуда-нибудь из Тьму-Таракани, и по сему поводу возникала переписка (уведомления и уведомления об уведомлении), хотя, казалось бы, не проще ли выписать партбилет на месте? И пусть самому коммунисту это неудобно. Ничего — потерпит. Главное — порядок в бумагах соблюден. Из письма секретаря Славгородского (!) укома РКП (б) в Щегловский уком от 16 мая 1924 г.: «При сем посылается партбилет за № 543918 для выдачи Первушину Григорию Парамоновичу. В получении подтвердите. Личное дело Вам послано 19 марта сего года № 106/с». ¹⁴⁵²

14 июня 1924 г. уведомление о получении партбилета в Славгород было выслано, а 2 июня билет был выдан на руки Первушину. До выдачи же партбилета не имевшие его по тем или иным причинам пользовались удостоверениями на бланке укома. Таковое было выдано, например, Щегловскому коммунисту Ф. Я. Наумчуку Речицким укомом 9 мая 1924 г.: «Удостоверение дано тов. Наумчуку Федору Яковлевичу в том, что он действительно является кандидатом РКП с 17 апреля 1924 г., утвержден общим собранием Речицкой организации 6 мая 1924 г., что подтверждаем подписями и приложением печати». ¹⁴⁵³

«Свои». — Особый вид документов связан со льготами, на которые были вправе рассчитывать коммунисты, особенно же при должностях. Наиболее ценившиеся льготы — отсрочки от призыва на военную службу. На них рассчитывать мог не всякий. Секретари райкомов — могли. В марте 1931 г. в распоряжении щегловского укома по делам призыва оказался секретарь Анжерского райкома Шекурин. Потребовалась специальная бумага от губвоенкома А. Кулагина и начмоботделения Эктова секретарю Томского губкома комсомола от 31 марта 1924 г., чтобы спасти Шекурова от призыва: «На основании телеграммы начальника политического управления Западно-Сибирского военного округа от 27 марта с.г. за № 2295, подлежащим очередному призыву в ряды Красной Армии, как родившимся в 1902 году, секретарю Анжеро-Судженского райкома Шекурину и секретарю Желдоррайкома Лабезнову губвоенкоматом будет представлена временная отсрочка от призыва, о чем сообщаю для сведения». ¹⁴⁵⁴

Губком РКСМ, получив предписание губвоенкома, сообщает о нем весьма срочном письмом в Щегловский уком. Под письмом — автограф завинформотделом губкомола. Щегловчане, 4 мая 1924 г. сообщили радостную весть Шекурину, о чем свидетельствует специальная виза. Другая виза говорит о том, что Шекурина откомандировали в распоряжение ЦК РКП.

Ссылка на ЦК РКП весьма любопытна. Вряд ли в ЦК будут интересоваться такой сошкой, как Шекурин. Очевидно, все решалось на губернском уровне, а ЦК проводил губкомовские решения «автоматом». Интересно, что ссылка на ЦК РКП мелькает в иных удостоверениях о предстоящей выдаче партбилета, который якобы должен быть прислан именно из ЦК. Вряд ли это было так. ЦК мог утвердить губернские списки вновь принятых, но кажется невероятным, что Москва выписывала каждый отдельно взятый партбилет. Хотя в документах говорится именно об этом. Читаем, например, удостоверение, выписанное секретарем Томского горуездного комитета от 5 января 1923 г. с пометкой «временно»: «Дано сие тов. Маликову Никифору Захаровичу в том, что он действительно является членом РКП с апреля 1920 года, настоящее удостоверение действительно впредь до получения партбилета из ЦК РКП». ¹⁴⁵⁵

Это удостоверение было отпечатано на пишмашинке, однако подобных было так много, что существовали такие же формы, отпечатанные типографским способом. Возможно, это объясняется тем, что в стране был голод на бумагу и партбилеты не на чем было печатать. Коммунисты годами носили вместо партбилета маленькие листочки удостоверений, которые истирались, а бланков новых не хватало, их подклеивали полями от почтовых марок, а на обороте ставили отметки о выплате членских взносов — и, опять же, отметок было столь много, что ставить их было уже некуда. Вот, например, перед нами удостоверение на коммуниста Новичкова, выданное Щегловским укомом 20 ноября 1922 г. и подписанное укомовцем Колесниковым. Удостоверение все изодранное, исписанное, подклеенное. ¹⁴⁵⁶

Очевидно, хлопот с такими удостоверениями — «полон рот». Того и гляди порвется, затрется или затеряется, а отвечать — как за потерю партбилета. Новичков просит: замените. Но не все так просто, как кажется. На замену изодранного удостоверения требуется санкция укомовцев. Секретарь ячейки ГПУ 12 апреля 1924 г. шлет в уком прошение: «препровождая при сем удостоверение члена партии Новичкова Михаила, просьба взамен такового выслать новое ввиду отсутствия места для отметки об уплате членских взносов». ¹⁴⁵⁷

20 апреля новое удостоверение Новичкову выдали. В делах встречали несколько подобных удостоверений, иные из них — без всяких сопроводительных записок. В том же деле, например, нашли удостоверение на некоего Хлонова П. С., коммуниста с 3 апреля 1920 г., выданное губкомом РКП (б) 5 декабря 1922 г. Чем объяснить, что оно оказалось подшитым в делах укома? Возможно, удостоверение отобрано при исключении из партии. Но, быть может, просто изъято и заменено на партбилет нового образца. ¹⁴⁵⁸

Дороже матери родной… — Отчего в делах укома так много «частностей», касающихся партбилетов, удостоверений и личных дел? Это легко объяснимо. Разве не учили нас еще десять лет назад, что для коммуниста партбилет чуть не дороже матери, и разве в советских школах не рассказывалось, как коммунисты во время войны прижимали партбилет к сердцу, когда шли в атаку, а в музеях демонстрировали обагренные кровью партийные корочки с дырочкой от фашистской пули? Клочок бумаги с нацарапанными буквами в стране, где жизнь не стоила полушки, был дороже самого человека. А посему из-за получения, обмена или просто выдачи партбилета или личного дела возникала масса переписки. Читаем заявление коммуниста ячейки ЧОН Василия Пушкина от 31 мая 1924 г., направленное в уком: «Ввиду откомандирования меня в Якутскую Автономную республику по линии ЧОН, прошу снять меня с учета и выдать личное дело. Основание: предписание комбата… за № 633 от 30 мая с.г.». ¹⁴⁵⁹

В тот же день 31 мая 1924 г. Пушкин действительно был откомандирован в Якутию, что следует из визы на заявлении, и личное дело ему выдали. Предварительно, однако, затребовали от него расписку, которая и была укому выдана: «Даю настоящую расписку в получении личного дела 31 мая 1924 г. № 466454, в том и подписуюсь». ¹⁴⁶⁰

Трудно сказать, что понадобилось щегловским чоновцам в Якутии. Приказы сверху не обсуждают. Куда чоновца пошлют — там ему и служить. Очевидно, среди якутских оленеводов потребовалось навести порядок. Пушкин не одинок. В далекую Якутию направляет стопы еще один щегловский коммунист — Петр Ефименко. В тот же день 31 мая 1924 г. он пишет заявление в уком примерно такого же содержания, как Пушкин: «Ввиду откомандирования меня по линии ЧОН в распоряжение Якутского ЧОНа прошу снять меня с учета и выдать личное дело. Основание: предписание комбата 23 ОН за № 632 от 30 мая 1924 г.». ¹⁴⁶¹

Того же 31 мая Ефименко отбыл вместе с Пушкиным в далекую Якутию. Жил себе спокойно Ефименко в Барачатской волости Щегловского уезда и не думал-не мечтал, что когда-нибудь «поедет и помчится на оленях утром ранним». В дорогу его позвало распоряжение Барачатского волкома РКП (б), который 27 мая снабдил его справкой за № 189: «Справка выдана настоящая… члену РКП т. Ефименко Перу Родионовичу в том, что на основании распоряжения по линии ЧОН от 26 мая 1924 г. за № 622 выбыл в распоряжение ШтаЧОН «у» и снят с учета в ячейке». ¹⁴⁶²

Об отсылке в далекую Якутию щегловских чоновцев «особ-назначенческое» начальство проинформировало уком РКП секретной запиской 30 мая 1924 г. Записка об этом — 5 x 10 см и содержит всего несколько строк: «По приказанию комбата препровождаю копию отношения ШтаЧОНгуба № 84/орг/с и копию приказа ЧОНгуба № 61 для сведения». ¹⁴⁶³

ЧОН-губа (то есть губернский штаб ЧОНа) устроил в Щегловске маленький переполох. Шутка ли — отправляться чуть ли не на войну в Якутию. Вся же «каша» заварилась из-за письма помощника начальника ЧОН-губы Модокиенко и адъютанта Павлова командиру 23-й части особого назначения Щегловского батальона от 3 апреля 1924 г.: «Препровождается на обороте сего циркулярное распоряжение КомЧОНгуба Томской для исполнения. Получение настоящего подтвердите». ¹⁴⁶⁴

«На обороте сего» действительно находим текст циркуляра, заверенный подписью адъютанта Павлова. В циркуляре, изданном начальником штаба Михайловым, говорится о нехватке в Якутии завхозов и что штат ЧОНа в Якутии неукомплектован. А «если завтра война»? Если якуты поднимут мятеж или угонят за границу государственных оленей? Тут, конечно, без щегловских коммунистов никак не обойтись. Поднимать завхозное дело ЧОНа в Якутии — первейший долг коммуниста. Из циркуляра: «В ЧОН Якутской Автономной Социалистической Республики, — строго секретно сообщал Михайлов, — требуется командный состав из числа комбатов, комрот, завхозов и т.д., до комвзводов включительно. КомЧОНгуб приказал широко оповестить об этом комсостав вверенной Вам части и о лицах, изъявивших желание служить в ЧОН ЯССР немедленно сообщить мне для доклада». ¹⁴⁶⁵

Согласно выписки из приказа по частям особого назначения Томской губернии от 17 мая 1924 г., подписанной КомЧОН губернии Чукаевым, начальником штаба Михайловым и заверенной автографами начштаЧОНа губернии Анисимова и адъютанта Смирнова, изъявили желание служить в краю оленеводов лишь три ЧОНовца. Из целой губернии — всего три! И все три оказались щегловчанами. Дружба народов — в действии. Да и как якутам обойтись без ЧОНа? Поможем несчастным якутам! Из приказа: «Откомандировываются 1) Комроты 23 ОН Щегловского баталиона тов. Ефименко, 2) Комвзвода того же баталиона тов. Подъяблонский Григорий, 3) Комвзвода того же баталиона Парвасюк А., в распоряжение ЧОН Якутской Автономной Советской Социалистической Республики (г. Якутск). Оставшиеся вакантные должности комвзводов заместить временно, впредь до прибытия краскомов, окончивших нормальные школы, милиционным комсоставом. Исполнение для доклада КомЧОН ЗСВО донести». ¹⁴⁶⁶

Мучения колонистов. — Поскольку уком РКП (б) тщательно фиксировал всякие убытия-прибытия коммунистов или, точнее, убытие-прибытие партбилетов, он не мог пройти мимо фактов отъезда колонистов из Кузбасса. Каждый партбилет должен быть зафиксирован, а причины пересылки оных из одного места в другое тщательно аргументированы. А поскольку процедура пересылки личных дел и партбилетов была непростой и длительной и требовала иногда даже санкции ЦК РКП, колонистам следовало подождать — полгода, год или два, пока их отъезды в другое место России, а чаще всего за рубеж, партийные инстанции согласуют между собой и, посоветовавшись на самых разных уровнях, решат, в какое место пересылать партбилет и — пересылать ли.

Весной 1924 г. колонистам Урхо Каупинену и Виктору Витанену жить в Кузбассе опостылело. Они запросились на родину. Но партбилет им терять не хотелось. Довели об этом до сведения Томского губкома, а последний запросил у укома — кто такие означенные колонисты и под какими номерами у них партбилеты. Пришлось пояснить. Заворготделом и завучстатподотдела укома 30 мая 1924 г. в губком сообщили: «На № 3433 Каупинен Урго и Витанен Виктор — оба рядовые члены партии, рабочие АИК. Каупинен — с июля 1921 г., партбилет № 466294, Витанен с ноября 1921 г., партбилет № 464000». ¹⁴⁶⁷

Интересно, что столь неторопливый запрос (который шел до Щегловска аж 10 дней) по столь пустяковому поводу, как номер партбилета и партстаж двух колонистов, был ответом на телеграмму укома. Очевидно, колонисты торопились уехать и просили уком убыстрить разрешение отъезда по партлинии. Отсюда — телеграмма. Губком же не торопился. Отпускать колонистов партийцы никогда не спешили. Другое дело — выдворять… Из письма зав. орготделом губкома Дениса и секретаря Пономарева в Щегловский уком РКП (б) от 19 мая 1924 г.: «На Вашу телеграмму № 1336, вх. 3433, относительно тов. Каупинен Урхо и Витанен Виктор сообщите сведения, требуемые циркуляром губкома № 160 от 13 ноября 1923 г., после чего будет запрошен ЦК РКП». ¹⁴⁶⁸

Итак, губком настроен на затяжную бюрократическую игру с согласованиями. Укомовцы же, на которых, очевидно, давят колонисты, симулируют сочувствие. Выясняется, что Каупинен и Витанен, не имея средств на дорогу, распродали все вещи и ждать им некогда. Укомовцы, похоже, в их положение входят, ибо на письме губкома читаем визу М. Колесникова от 28 мая 1924 г.: «Зав. учстатом срочно с этим же пароходом выслать и просить скорее ответить, указав, что товарищи распродали вещи и требуют ответа, одновременно сообщить этим товарищам о результатах». ¹⁴⁶⁹

Вообще, «срочность», с какой укомовцы принялись за дело по выбиванию разрешения на отъезды колонистов, удивляет. Каупинен и Витанен подали заявления в уком еще 25 марта 1924 г., т.е. за два месяца до того, как уком послал телеграмму в Томск. А результатов — ноль. Заявления их если не игнорируются, то уж «заматываются» — это точно. Из заявления Урхо Каупинена в уком от 25 марта 1924 г.: «Так как я намерен уехать из Советской России в Америку, то прошу благосклонно Вашего разрешения для отъезда на следующих основаниях: 1) Время, два года, которое я по договору обещался пробыть здесь, исполнится, 2) Моя работа в партии на месте, где я не знаю языка, неважна, 3) Дальше я еще неспециально квалифицированный рабочий, так что и промышленность от моего отъезда не пострадает. Ожидая утвердительного ответа, товарищески — Урхо Каупинен, № партбилета 466294». ¹⁴⁷⁰

На заявлении виза: «Вопрос до выяснения оставить открытым», и дата — 1 апреля 1924 г. Как видим, укомовцы не торопятся. Выясняют. Между тем, колонист Виктор Витанен в тот же день 25 марта 1924 г. пишет заявление, которое как две капли воды похоже на только что процитированное: «Так как я намерен уехать из Советской России в Финляндию, то прошу благосклонно Вашего разрешения для отъезда отсюда на следующих основаниях: 1) Я болею уже долгое время и так не очень способен для работы, 2) Время работы в колонии по договору два года, исполнится, 3) Я не очень важен здесь за свою профессию, так что промышленность не страдает от моего отъезда, 4) Моя деятельность здесь в партии ни к чему, так как я не знаю языка. Ожидая утвердительного ответа товарищески Виктор Виттанен». ¹⁴⁷¹

Виза — все та же: «Вопрос до выяснения оставить открытым». Почему вопрос «заматывается» и волокититься? Потому что судьба несчастных колонистов в губкоме никого не волнует. Эка невидаль — подождут. А вот если бы речь шла о собственных, направленных в распоряжение губкома, партийных чиновниках — откуда только прыть и резвость! Те же губкомовцы, когда нужно направить какого-нибудь партийца на должность в уком или райком, не скупятся на телеграммы с пометкой «срочно». Местные партчины — не чета каким-то заезжим американским авантюристам! Вот телеграмма некоего губкомовца Мясникова, полученная в укоме 15 мая 1924 г.: «Срочно откомандируйте Терехина в Кузнецк завучстатом». ¹⁴⁷²

Для Терехина — и телеграммы-молнии, и срочность. А чтобы выбраться из Кузбасса двум колонистам, распродавшим все вещи, — подождать! В ближайшие полгода на помощь губкома рассчитывать не приходилось. Таким образом, губкомовцы поделили партийную массу на «наших» и «чужих». На «блатных» и «отверженных».

Дороже всех сокровищ мира… — Остается, правда, непонятным, почему колонисты не могут покинуть Кузбасс без партбилета. Неужели тоже считали партийную корочку дороже жизни? Неужели точно так же, как и русские, были лишены здравого смысла и успели зашориться местечковой советской пропагандой?

Листаем укомовские документы. И натыкаемся на расписки коммунистов в получении кандидатских карточек. Подумалось: а зачем нужны такие расписки? Расписки дают в банке, когда выдается под залог какая-нибудь сумма. Расписку можно взять с соседа, когда одолжил денег. А что означала расписка в получении партбилета? Неужели кусочек картона — такая уж ценность, что выдача его документируется чуть ли не при свидетелях и с приложением печатей? Читаем: «Расписка. Я, нижеподписавшийся Казнев Максим Петрович, даю настоящую расписку Красному волкому РКП в том, что я получил кандидатскую карточку № 1744, в чем и подписуюсь». ¹⁴⁷³

Номер партбилета — как номер заключенного в концлагере. Коммунист должен его запомнить навсегда. Может быть, именно поэтому при получении билета в расписке от коммуниста требуют точно воспроизводить «свой» номер — номер в строю серых особей, старающихся быть похожими на своих кумиров. Читаем: «Расписка. 1924 года февраля 3 дня я, нижеподписавшийся, кандидат РКП Вагановской комячейки Решетов Аверьян, в том, что кандидатскую карточку за № 1748 получил от Красного волкома РКП (б), в чем и подписуюсь». ¹⁴⁷⁴

Но — как указанные выше расписки попали из Красного волкома в уком? Ответ прост: расписки пересылались «наверх» при специальном сопроводительном письме и подшивались в укомовском делопроизводстве. Вот еще расписка: «Я, нижеподписавшийся, Егоршин Василий Иванович, даю настоящую расписку Красному волкому РКП о получении кандидатской карточки за № 1739в чем и подписуюсь». ¹⁴⁷⁵

Подумать только — даже такая мелочь, как расписки, требовала исключительного к себе внимания. Учетно-статистический подотдел укома подшивал как расписки, так и сопроводительные письма, с которыми таковые пересылались из волкомов в уком. Сопроводиловка к распискам, подписанная ответственным секретарем Красного волкома РКП (б) Цибрюком в уком 16 мая 1924 г.: «Красный волком засим препровождает три расписки о получении кандидатских карточек 1) Корнев Максим № 1744, 2) Решетов Аверьян за № 1748 и Горшин Василий № 1749». ¹⁴⁷⁶

«Свои» и «чужие». — В те же дни упомянутый выше Красный волком отправляет в уком еще одну бумагу — удостоверение об откомандировании коммуниста Кулигина в Тульскую губернию. Препятствий к выезду Кулигина, естественно, не намечается. Уком с решением волкома согласился. И тут как не вспомнить, что иностранцы добивались выезда к себе на родину месяцами и уезжали вопреки партийным запретам. Так что у укома были «Сынки» и «пасынки». Кулигин — из «сынков». Удостоверение на Кулигина, выданное Красным волкомом 9 мая 1924 г.: «Предъявитель сего тов. Кулигин Федор следует в город Щегловск в уком РКП для снятия с учета ввиду выезда в пределы Тульской губернии. Основание: Отношение Щегловского укома РКП от 17 марта 1924 г. за № 830». ¹⁴⁷⁷

И получается, что откомандирование одних происходит, что называется, без сучка без задоринки, а колонистам перемещение из одного места в другое воспрещается без санкции Москвы. Притом, что многие просились уехать даже не за пределы СССР, а просто в другое место России, т.е. добивались заветного ОТКОМАНДИРОВАНИЯ, которое без труда и особых хлопот мог добиться любой член РКП. Но только — не колонист. Для откомандирования обычной партийной особи только и требовалось, что решение укома и согласие самого коммуниста. Вот, например, некто Тронин специальным письмом председателя фракции ЦРК М. Вдовина направляется в распоряжение укома, и никаких проблем у него не возникает. Проблемы — только у аиковцев. Читаем: «Уважаемые товарищи, — пишет Вдовин в уком 16 мая 1924 г., — согласно Вашего предписания товарищ Тронин с 16 мая откомандируется в Ваше распоряжение». ¹⁴⁷⁸

И все. Никаких более бумаг не нужно. Все решается «автоматом». Потому что — «свои». Притом, что ЦРК действует на территории предприятий АИКа, но вес имеет наравне с укомом, а в различных процедурных вопросах куда больший, чем Рутгерс и его команда. Однако в финансовом отношении Правление ЦРК зависело от колонии: отделения ЦРК располагались на химзаводе, руднике «25 Октября» и в городе Щегловске, Центральный склад ЦРК — на химзаводе, там же — сапожная мастерская ЦРК. Финансовое состояние ЦРК и даже его местоположение (удобное или не вовсе) зависело от Рутгерса. При этом у колонистов Рутгерса — минимум свобод и даже права передвижения нет, ибо санкции от ЦК РКП на переезды колонистов — не дождешься, и в этом отношении даже самый захудалый щегловский кооператор при надлежащем согласии укома был куда более свободен, чем воспитанный на «Билле о правах» колонист.

Совсем другая «история». — Нам не раз приходилось слышать упреки в свой адрес, что, мол, намеренно шокируем общественность, показывая совсем «не ту» историю, какая была на самом деле, и из массива партийных документов выбираем самые что ни на есть скандальные, и поэтому история у нас получается необъективной. Мы решили «исправиться» и представлять документы не только в максимальном цитировании, но и приводить возможно большее их количество. И получилось вот что: введение в исследовательский оборот нескольких тысяч на первый взгляд «нейтральных» и скучных документов, которые не кажутся находками первостепенной важности, во-первых, никоим образом не разрушает те выводы, к которым мы пришли в других книгах, посвященных периоду АИК, а во-вторых, показывает, что местная история 1920-х годов отнюдь не была сугубо зажигательно-эпической, как это представлялось по прочтении, скажем, известных краеведческих книг Евгении Кривошеевой или Ивана Балибалова. Перед нами — обычная канцелярская рутина 1920-х годов, за которой «бурление жизни» если и угадывается, то весьма и весьма слабо. Вот очередной случай, подобных которому в архивных папках мы находили десятки и сотни. Некий кузнецкий коммунист Василий Николаевич Прозоров просит кузнецкий уком воздействовать на уком Щегловский, дабы прислали в Кузнецк, по месту жительства Прозорова, его партбилет и личное дело, которое очутилось почему-то в Щегловском уезде.

Удивительное дело: партия настолько не доверяла своим членам, что отказывалась выдавать им на руки не только личные дела, но в иных случаях даже партбилеты. И от этой маниакальной подозрительности возникала масса переписки. Пустой переписки. Мы цитируем ее не только ради избранного нами принципа «цитировать все», но и чтобы показать удивительную недалекость и ограниченность партноменклатуры тех лет, которая по поводу присылки одной бумажки исписывает целую кипу. Заявление Прозорова в Кузнецкий уком: «Прошу Кузнецкий уком затребовать от Щегловского укома все материалы на меня по Всероссийской переписи членов партии, т.к. я Всероссийскую перепись проходил при Красном волкоме Щегловского уезда в 1922 году при ячейке Брюхановской».

На обороте этого заявления завучстатом кузнецкого укома поставил угловой штамп и написал в Щегловский уком отношение: «Кузнецкий уком, — писал он 16 мая 1924 г., — просит выслать на товарища Прозорова личное дело и партбилет, если такового при Щегловском укоме нет, просьба указать, куда и когда услано». ¹⁴⁷⁹

Укомовец Колесников, получив отношение из Кузнецка, ставит на нем визу: «В учстат: сообщить», и дату — 23 мая.

Маниакальное священнодейство. — Очевидно, многие понимали всю нелепость правил хранения, выдачи и пересылки партийных документов. Не иначе какой-то чиновник в Кремле, снедаемый манией подозрительности, из обычной почтовой или канцелярской процедуры по пересылке или выписке партбилета затевал некое затянувшееся священнодейство. «Низам», наверное, приходилось объяснять, почему столько хлопот вызывает чисто процедурный вопрос. Простейшее объяснение: им внушали, что партбилетом в любой момент может воспользоваться «враг». Отсюда — меры предосторожности.

Губкомовцы в нижестоящие укомы сообщали, что где-то в соседней губернии был украден (предположительно тем-то и тем-то имярек) партбилет и что нужно проявить бдительность и при появлении потенциального вора на территории укома — обезвредить его и партбилет отобрать. Так на повестку дня и в повседневный обиход постепенно входило слово «бдительность». Из весьма срочного и секретного письма Енисейского губкома РКП (б) Томскому губкому от 19 апреля 1924 г.: «Аферистом неким Пичуевым Михаилом Александровичем украден у члена РКП Красноярской организации т. Полякова партбилет за № 192990, выданный Екатеринбургским укомом РКП, а посему Енгубком просит в случае предъявления партбилета № 192990 отобрать таковой и предъявителя привлечь к ответственности за кражу и присвоение чужого партдокумента». ¹⁴⁸⁰

Указанное письмо Томский губком в копии разослал всем укомам, правда, месяц спустя — 17 мая 1924 г. Попала копия в Щегловск. На ней стоит гриф «Секретно» и еще — три визы. Первая — подписанная 22 мая 1924 г. укомовцем М. Колесниковым: «Орготделу, завучстатом проследить». Вторая — «Секретно сообщить волкомам и ячейкам от отобрании билета в случае предъявления и задержании предъявителя». Третья — «Сообщено по волкомам отношением … 24 мая 1924 г.». Так об утере партбилета в соседней губернии поставили в известность все ячейки совсем другой губернии. Сверхбдительность походила на маразм…

Быть может, именно от осознания всеобщего омаразмирования и погрязания в ворохи бумаги ради самих бумаг — столько выходов из РКП по «механическим» причинам? Каких только предлогов, порою, не выдумывали малограмотные щегловчане, чтобы увильнуть от партсобраний, членских взносов и «бумажной мути». Чаще всего называли «болезненное состояние», хотя больным было все общество. Из протокола заседания Щегловского укома от 20 мая 1924 г.: «Слушали заявление Кадошникова Ивана, члена РКП Максимовской ячейки о выходе из партии по болезненному состоянию. Постановили: Согласно заявления Кадошникова Ивана считать выбывшим из РКП». ¹⁴⁸¹

Сохранилось и заявление Кадошникова, в котором он не объясняет, почему РКП ему опротивела, а старательно подыскивает предлог, как наиболее деликатно вырваться из-под укомовской длани. Заявление прислано в уком при сопроводительном послании ответсекретаря Мунгатского волкома Кабанова от 7 мая 1924 г.: «При сем препровождается копия протокола, заявления гр. Кадошникова и партбилет за № 235587». И — визы: «Доложить президиуму», «Считать выбывшим из РКП». ¹⁴⁸²

В самом же заявлении Кадошникова сказано, что он стал совершенно глухой. А глухим в партии не место. Вдруг кто-нибудь что скажет на партсобрании контрреволюционного — а Кадошников не услышит. Можно, конечно, послать его на лечение. Но проще исключить из партии. Что и делают. Так выглядела забота «товарищей о товарище». Впрочем, как следует из процитированной записки, Кадошников «товарищем» уже не считается, а называется «гражданином». Из заявления Кадошникова: «Заявление в Максимовскую комячейку 1924 года апреля 7, заявление Максимовской комячейки члена РКП(б) Ивана Ивановича Кадошникова. Дорогие товарищи! Прошу я Вас, чтоб о выписке из партии в виду моей болезни. Дорогие товарищи! Это вам не секрет моя боль, что я Кадошников, тяжелый слухами ухами. Дорогие товарищи! Не подумайте что-нибудь иного, но хотя я и вам пишу, но против партии ничего не имею, РКП(б) вывела нас на высокую точку зрения и всегда она остается в моем сердце. Дорогие мои товарищи! Не оставьте моей просьбы, к сему заявлению подписуюсь сам своей рукой, член Максимовской ячейки Кадошников Иван Иванович. Приложения партбилет, членские взносы уплочены сполна». ¹⁴⁸³

Государственная конюшня . — Дело Кадошникова разрешилось довольно оперативно. «Баба с возу — коню легче». Это когда колонистов надо было удержать в Кузбассе любой ценой — тогда их дела волокитились месяцами и даже годами. Все прочие дела, при заинтересованности партийных инстанций, могли разрешаться довольно быстро. Вот, допустим, некто Иван Невежин работал заведующим транспортным подотделом в Щегловском уисполкоме. И воспылал желанием работать в государственной конюшне города Томска (была такая). Кони — это вам не колонисты. Конь важнее любого аиковца. А посему — колонисты дожидались бумаг месяцами, а Невежин прорывается к своим рысакам да кобылкам в считанные дни. Из укомовского протокола от 20 мая 1924 г.: «Слушали заявление Невежина Ивана, члена РКП городской организации, заведующего транспортным подотделом УИКа. Постановили: Против откомандирования тов. Невежина не возражать, поручив фракции УИКа освободить от занимаемой должности, орготделу подыскать заместителя». ¹⁴⁸⁴

«Откомандировать в распоряжение райкома» — это завуалированное: «Направить на службу в томскую конюшню». Очевидно, на конюхов был большой спрос, раз губерния отыскивает Невежина аж в Щегловске. Причем запрашивает особой бумагой: «Первый райком РКП г. Томска, — писал завучетным подотделом райкома в Щегловский уком 10 мая 1924 г, — просит выслать личное дело и кандидатское удостоверение на тов. Невежина Ивана Поликарповича, находящегося в нашей организации на работу в ГЗУ. Состоял в ячейке коммунальной». ¹⁴⁸⁵

«На работе в ГЗУ» (городском земельном управлении) — это значит, в конюшне. Как старательно, однако, партийные чиновники обходят ставшее уже неприличным слово «конюшня». Вот ГЗУ — другое дело. Звучит солидно. Иностранцам приходилось ожидать реакции на их прошения годами — а с заявлением насчет «ГЗУ» все утрясается практически мгновенно. Из заявления Невежина в Щегловский уком от 15 мая 1924 г.: «Прошу откомандировать меня в распоряжение Томского 1-го горрайкома, так что согласия такового и назначения меня на службу в госконюшню уже имеется, удостоверение за № 426, прошу вашего согласия». ¹⁴⁸⁶

Слово «конюх» неприятно режет ухо. А «служба в государственной конюшне», — другое дело. Советская власть пытается облагородить и онаучить наименование любых профессий. «Все работы хороши, выбирай на вкус». И поэтому вместо «развозчика навоза по полям» — «сотрудник государственной ассенизаторской (или санитарной) службы». Звучит. Теперь своей профессией можно гордиться. И конюха препровождают в Томск при особых важных бумагах. Из письма заворга Щегловского укома и зав. учетстатом в 1-й райком города Томска от 29 мая 1924 г.: «Препровождается личное И. П. за № 399762, командированного в ваше распоряжение при удостоверении от 24 мая т. г. за № 117/р. Приложения: упомянутое». ¹⁴⁸⁷

Интересно, что партийцы ведают назначением даже конюхов. Контролируют кадровую политику вплоть до распоследнего ассенизатора. А уж про ключевые должности — и говорить нечего. Назначения ответственных лиц производились беззастенчиво в приказном порядке. Захотел, например, уком сделать коммуниста Пономаренко (в те же самые дни) председателем Правления ЕПО «Смычка» — и назначение состоялось. Мнения членов самого ЕПО никто не спросил. При завидной простоте нравов все происходило быстро и беззастенчиво. Из укомовского протокола от 20 мая 1924 г.: «Слушали: Об использовании тов. Пономарева (фамилия искажена, правильно Пономаренко, — авт.), командированного губкомом (входящий № 135/с — 136/с). Постановили: 1) Направить в распоряжение фракции ЕПО «Смычка», рекомендовать провести председателем Правления ЕПО, 2) Тов. Семенова оставить членом Правления, предоставив ему отпуск, 3) Тов. Панова из состава Правления отозвать, рекомендовав использовать на другой работе в Смычке». ¹⁴⁸⁸

Поражают две детали. Во-первых, отношения губкома о назначении Пономаренко носят секретные номера. Стало быть, насаждение «своих», партийных кадров по указке сверху стараются не оглашать. Во-вторых, описка. Укомовцы не знают даже фамилии нового председателя — и при этом его рекомендуют, поскольку «верхи» за укомовцев уже все решили. Сохранилось и прямое указание губкома РКП(б) назначить Пономаренко на должность: «Командированного в Ваше распоряжение тов. Пономаренко Я. К., — писал зав. орготделом губкома Челядин Щегловскому укому в секретном отношении от 6 мая 1924 г., — губком рекомендует провести в состав Правления ЕПО «Смычка» в качестве председателя Правления и уполномоченного Губсоюза». ¹⁴⁸⁹

Слово «рекомендует» в письме из губкома следует понимать так: «приказывает и требует немедленного исполнения». А для того, чтобы настоятельность требования была очевиднее, в уком посылается еще одно письмо — от председателя комфракции Томского Губсоюза Зуева. «Для усиления состава Правления Общества Потребителей «Смычка», — пишет Зуев 9 мая 1924 г., — в Щегловск командирован тов. Пономаренко. Принимая во внимание, что тов. Пономаренко высококвалифицированный кооперативный работник, фракция Губсоюза просит провести его в члены Правления П/О с возложением на него обязанности Председателя Правления». ¹⁴⁹⁰

«Милицейская история». — Назначения и увольнения «своих» всегда проходили гладко. Пономаренко — «свой», колонисты — «чужие». Для устройства на работу, перевода, или увольнения колониста требуются санкции самых разных начальников, включая чекистских. Колонисты как бы спрашивали разрешения: а дозволяется ли нам помогать Советской России?Тогда как «своих» пристраивали на теплые места туда, куда пошлет уком. Иногда на новом месте коммунисту не работалось. Склоки и подсиживания, интриги отравляли жизнь. Тогда коммунист просился у укома на другое место. И таковое обычно получал. Удобства «своих» — первее всего.

Весной 1924 г. в Щегловске начальник милиции и его помощник подали заявления об увольнении.Укомовцам пришлось разбираться, в чем дело, ибо история наделала немало шума: надо же, милицейское начальство разочаровалось в собственной работе. Из протокола заседания укома от 20 мая 1924 г.: «Слушали заявление Мутова Матвея, члена РКП, помощника начальника милиции, об увольнении со службы ввиду частных перебросок. Заключение тов. Зыбченко (начальника административного отдела УИКа), что старого работника, освоившего работу по милицейской линии, дающего надежды на выдвижение в командные должности, увольнение нежелательно. Переводится на должность участкового надзирателя в Щегловск. Постановили: С заключением тов. Зыбченко согласиться, в просьбе к увольнению тов. Шутова отказать за недостаточностью оснований». ¹⁴⁹¹

Ни из протокола, ни из заключения Зыбченко, упомянутого в протоколе, причины перевода Шутова с должности на должность не указаны. Правда, в иных документах, связанных с Шутовым, поминаются «склоки», но в укомовских «верхах» о них предпочитали не распространяться. Читаем заключение Зыбченко от 19 мая 1924 г., направленное в уком: «Так как Шутов с работой по милицейской линии, без сомнения, стал осваивать и в дальнейшем может быть назначен на средние командные должности, поэтому с мотивами тов. Шутова к увольнению его из рядов милиции не согласен, ввиду того, что поступление нового элемента в милицию не дает успеха нашей чисто правовой и повседневной работе. Тов. Шутова предлагаю назначить на должность участкового надзирателя». ¹⁴⁹²

Нашлось и заявление самого Шутова. Он просит уволить его с должности по причине… частой перемены должностей. Ничего более нелепого и представить невозможно. Создается впечатление, что милицейский чин просто не отдает себе отчет в том, что пишет: «Прошу Вас, — пишет он начальнику милиции 19 мая 1924 г., — уволить меня ввиду как-то частого перевода с должности на должность, а поэтому больше служить не желаю, прошу удовлетворить мою просьбу». ¹⁴⁹³

Итак, поскольку Шутову не нравится прыгать с одного места работы на другое, его заставляют перепрыгнуть на третье. Логика удивительная. Впрочем, и мотивы, показанные им в рапорте, выглядят более чем неубедительно. Но тогда — каковы же истинные причины? И тут — еще одно письмо. И. о. ответственного секретаря Крапивинского волкома РКП(б) 17 мая 1924 г. сообщал в Щегловский уком, что на бывшем месте работы вокруг Шутова плелись интриги, но он, де, «в них не участвовал». Что могло означать подобное письмо? Что Шутов не интриган? Но какое это имело отношение к его увольнению? Загадка. «От совещания секретарей волкомов РКП (б) от 20 марта с.г., — пишет и.о. Крапивинского ответсекретаря, — вынесена резолюция по докладу отсека (т.е. ответственного секретаря, — авт.) Крапивинского волкома РКП тов. Фролова, в которой упомянуто об отзыве тов. Шутова, о замешивании его в происходивших склоках, но так как товарищ Шутов приехал в с. Крапивино в первую половину февраля месяца 1924 года, а склоки происходили ранее до Шутова, и он в склоках не участвовал, а посему и Крапивинский волком РКП просит в этом… тов. Шутова не считать виновным и в настоящее время нет таковых». ¹⁴⁹⁴

Тоже странная бумага. Во-первых, почему Шутов не мог участвовать в склоках по причине, что таковые существовали в Крапивине и до его прибытия? Что, — разве он не мог «подключиться» к интригам сразу же по приезде? И, наконец, странно, что бумага, подписанная должностным лицом Крапивинского волкома, критикует поведение ответсекретаря того же волкома. Стало быть, склока не только в милиции, но и в волкоме РКП (б). Ответсекретарь волкома нападает на Шутова, а некто, замещающий ответсекретаря, — Шутова оправдывает и наскакивает на того, кто Шутова обидел. К склоке подключается начальник милиции, помощником которого Шутов являлся. Из протокола заседания Щегловского укома РКП (б) от 20 мая 1924 г.: «Слушали заявление Холкина Ивана, начальника 5-го района милиции, об увольнении от службы и разрешении выехать в распоряжение Уржумского укома Вятской губернии. Заключение тов. Зыбченко (начальника Административного отдела УИКа), что ввиду недостатка опытных работников комсостава увольнение нежелательно. Постановили: С заключением тов. Зыбченко согласиться, в просьбе об увольнении тов. Холкину отказать, поручить Комфракции УИКа предоставить ему отпуск». ¹⁴⁹⁵

Поскольку начальник милиции — какая-никакая, а величина, пришлось о конфликте довести до сведения Томского губисполкома. Начальник административного отдела уездного исполкома (по совместительству начмилиции) Зыбченко и старший делопроизводитель Жуков 11 мая 1924 г. сообщают укому и одновременно в Томск: «При сем препровождается копия рапорта начальника милиции 5-го района и заключение начальника административного отдела Щегловского УИКа на ваше распоряжение. Приложение: Упомянутое». ¹⁴⁹⁶

20 мая 1924 г. укомовец поставил на письме визу: «В просьбе Холкину отказать, дать ему отпуск с поездкой в Уржум». Очевидно — раз Холкину хочется в Уржуме служить и он связан с ним какими-то узами, отчего бы не удовлетворить его стремление побывать в Уржуме, хотя бы в отпуске? В рапорте Холкина о склоках и интригах — ни слова, хотя нам известно, что таковые в его отделении милиции имелись. Склоки не озвучиваются, а подразумеваются. 15 мая 1924 г. Холкин рапортует начальнику административного отдела Щегловского уисполкома: «С 23 марта 1913 года я выбыл из пределов своего постоянного места жительства Уржумского уезда Вятской губернии, где у меня остался небольшой запечатанный домик и до настоящего времени не реализован, в годы империалистической и гражданской войны выехать не представлялось возможным ввиду отдаленности, это одно, а во вторых работы по партлинии. С 1920 года по настоящее время нахожусь на службе в совучреждениях, на неоднократные мои просьбы выехать в Россию для определения, удовлетворены не были, а поэтому прошу вашего ходатайства перед Щегловским укомом РКП (б) об увольнении меня со службы в распоряжение Уржумского укома РКП (б), в чем прошу не отказать». ¹⁴⁹⁷

Надо же, какие совпадения. В отставку подают сразу и начальник милиции и его помощник, один воспылал любовью к далекому Уржуму, которого не видел уже 11 лет, другой же просится на другую должность… из нелюбви к перемене должностей. И все это — на фоне склок, о которых поминал ответсекретарь Крапивинского волкома. Сколько удивительных совпадений в одно и то же время. Однако нач. административного отдела Зыбченко предпочитает делать вид, что в совпадения верит. В его очередном «заключении» про склоки помину нет. Потому что Зыбченко — шеф Холкина, и уже поэтому не будет выносить сор из избы. Поэтому его «Заключение» — более чем нейтральное: «Ввиду того, — пишет Зыбченко, — что способных работников в умилиции чрезвычайно большой недостаток, благодаря чему на местах зачастую бывают громадные залежи дел и разного рода переписка, наполняя архивы допотопных веков возникших дел и при перемене старых работников в милиции новыми, безусловно, на ходе работ еще больше отразится в худшую сторону. На основе моих кратких мотивов со своей стороны полагаю только тогда отпустить, когда будет выслан способный работник укомом РКП (б) или административным отделом ГИКа». ¹⁴⁹⁸

Двойное дно. — Как видим — на поверхности одни мотивы, а истинные причины — как бы двойное дно. Если бы не письмо ответсекретаря Крапивинского волкома о «склоках», можно было бы подумать, что в милиции — тишь и гладь и милицейское начальство желает сменить место работы по самым что ни на есть прозаическим причинам. Выходит, что достаточно выпасть какому-нибудь документу из обоймы — и смысл исторического факта, пусть даже мелкого, кардинально меняется. За 70 лет правления большевики истребили массу документов. Однако даже самый на вид ничтожный документ рано или поздно может оказаться «к делу» и даже в состоянии изменить саму концепцию того или иного исторического явления. Поэтому чистки архивов нанесли культуре и историографии края урон непоправимый.

Конечно, документы исчезали не только по причине чисток и истреблений. Иные по головотяпству партийных чиновников просто терялись в дороге — таких случаев тоже было немало. Вот, например, губернская контрольная комиссия 7 апреля 1924 г. отослала в Щегловский уком требование за подписью ответсекретаря Ситникова и технического секретаря А. Гордиевской вернуть в Томск личное дело некоего Туркеева, но оказалось, что таковое в Щегловске никем и никогда не получалось. «Настоящим, — писали из Томска, — Томская губернская контрольная комиссия просит выслать дело Туркеева Михаила, которое послано было вам 12 июля 1923 г. за № 622 для передачи в суд». ¹⁴⁹⁹

И что же? Можно представить удивление укомовцев, когда они обнаружили, что никакого дела контрольная комиссия не посылала и что под названным номером из Томска прибыла совсем другая бумага. Так что — потеряли документы. По рассеянности или по оплошности. «Уком сообщает, — «ловит» губернских контрольщиков заворготделом укома 29 мая 1924 г., — что просимое вами дело Туркеева Михаила нами получено не было. Отношением же Вашим от 12 июля 1923 г. № 622 препровождала выписка из протокола заседания президиума № 25 от 25 июня 1923 г.». ¹⁵⁰⁰

Итак, — документ затерян. Подобных случаев масса. В той же архивной папке, например, находим сопроводительные записки к посылаемым в какие-либо другие места документам. Записки, повторимся, имеются, а вот упомянутые в них документы в папке не подшиты. Зачем нужно было подшивать «сопроводиловки» (точнее — копии с них), если суть дела все равно не выяснить без тех документов, к коим они прилагались? Читаем, например, «сопроводиловку» Щегловского укома, направленную 29 мая 1924 г. Усть-Вымскому укому РКП Автономной области Коми: «Препровождая при этом выписку из протокола общего собрания Ертомской организации РКП Щегловский уком просит сообщить, в каком положении дело тов. Неволина, и если он утвержден кандидатом, то вышлите на него личное дело и кандидатскую карточку». ¹⁵⁰¹

Сопроводительное письмо сохранилось, а упомянутая в нем выписка из протокола отсутствует. Затерялась, или с нее не сняли копию. И это вуалирует по крайней мере наполовину смысл документа. Так «терялись» факты истории, пусть маловажные, но если терялась «мелочевка» — значит, создавались предпосылки для сокрытия куда более важных и серьезных архивных документов и дел. Так в местной истории появлялись досадные «лакуны»…

О «важных» и «неважных» докумен тах. — Определимся: «неважных» документов не бывает. То, что сегодня кажется неважным, назавтра вызывает всеобщий интерес. Вот, скажем, заявление коммуниста Чернопатина. Он работает сторожем в АИКе, а хотел бы — забойщиком. Потому что зарплата больше и числится как бы «пролетарием», то есть чувствует себя «хозяином жизни». Неважный документ? Но ведь психологичный же. Сегодня сторож Чернопатин хочет в забой, а завтра будет метить на место Рутгерса, от которого именно и зависит: дать удовлетворение Чернопатину или огорчить его. В укоме решили огорчить. Так что обошлись без Рутгерса. Чернопатину отказали. Маловажная страница архивного дела, не заслуживающая внимания? Возможно. Но она — есть. И в 1924 году ей какое-никакое, а внимание уделяли. Именно это нам и интересно. «Заявление, — пишет неудачливый сторож, — от товарища Чернопатина, прошу уком РКП дать мне работу в шахте или в заводе, но только не сторожем на пристани, как партийцу и профессионалисту нет такого места, товарищи приехали со мной и после меня, а мне не дают места в забое и в заводе, а мне нет места, кроме сторожа. Что я могу сделать на эти 15 рублей, семейства четыре человека, прошу вас дать мне места. Чернопатин». ¹⁵⁰²

На заявлении — пространная виза. В ней сообщается, что беде Чернопатина может помочь только Рутгерс (если захочет): «Сообщить через ячейку: перевод может быть сделан лишь при согласии Администрации АИКа». Имеется также приписка самого Чернопатина, сделанная красным карандашом: «Во время 1920 года, когда был клич Владимира Ильича на помощь Красной Армии, то я бросил семейство раздетых и разутых, пошел добровольцем на врангелевский фронт, а теперь мне нет места кроме сторожа». Просьбе Чернопатина, как уже сказано, в укоме не вняли. Потому что — всего лишь сторож. Не «свой». А потому Чернопатина как бы отдали на откуп Рутгерсу. А у Рутгерса на первом месте — заботы хозяйственные. Революционные заслуги местных коммунистов его не впечатляют — лишь бы работали хорошо… Точно так же и Чернопатину — ему до хозяйственных проблем Рутгерса дела нет. Главное — побольше денег получить («за что боролись? Разве не за лучшую долю?»).

Чего добивался Чернопатин своим письмом в Щегловским уком? Очевидно, рассчитывал, что на заседании президиума будет постановлено обязать Рутгерса удовлетворить желание Чернопатина. С партийной дисциплиной вынуждены были считаться все, в том числе и Рутгерс. Возможно, Чернопатину вспоминались случаи, когда за неподчинение партдисциплине коммунистов исключали из партии. И, стало быть, грознее оружия против Рутгерса, чем постановление укома, по мнению Чернопатина, быть не могло. Что, конечно, никак действительности не соответствовало, однако ж основания для надежды на помощь укома были. И как им не быть, коли действительно в нашем распоряжении документы о нескольких случаях, когда коммунистов за непослушание исключали. Вот, например, из письма заведующего учетно-статистическим подотделом укома в Бачатскую ячейку РКП от 29 мая 1924 г.: «Уком сообщает, что постановлением от 24 августа 1922 г. за № 46 т. Бабарыкин Петр Васильевич за неподчинение партдисциплине из рядов РКП исключен, других материалов, послуживших исключению, не было». ¹⁵⁰³

Непослушание — великий грех перед партией. Такой же, как в последующие годы — неискренность перед горкомом и обкомом. Ослушаться постановления укома нельзя никак, — отсюда надежды Чернопатина на принятие решений, обязывающих Рутгерса, не исполнить которые, по его мнению, глава АИК не может. Однако действительность была проще. За «непослушание» наказывали сошку мелкую. Для начальства приберегали другие мотивы. Да, собственно, и в низах «ослушников» иногда жалели. Того же Бабарыкина, например, решили после исключения принять в партию вторично, о чем узнаем из письма секретаря Бачатской ячейки В. Кидалинского в Щегловский уком от 30 апреля 1924 г. под грифом «секретно»: «Настоящим просьба сообщить причины исключения из РКП (б) т. Бабарыкина Петра Васильевича, т.к. из протокола президиума Щегловского укома от 22 августа 1922 г. основательных причин к исключению нет. В данное время тов. Бабарыкин вновь вступает в ряды РКП (б), а посему просьба дать все материалы, послужившие поводом к исключению его из РКП (б)». ¹⁵⁰⁴

Странно, что ячейка считает причины исключения Бабарыкина из партии «неосновательными». Однако вступить «в ряды» вторично, даже при осознании упомянутой «неосновательности», было непросто. В мае 1924 г. прием в партию был затруднен. С одной стороны — объявили о Ленинском призыве, с другой — еще не получили на местах директивы XIII съезда РКП (б) с новыми правилами приема. Так что Бабарыкину, очевидно, пришлось ждать долго — столько же, сколько будущим коммунистам, поименованным в специальной «Справке о принятии в члены и кандидаты РКП (б) по Зарубинскому волкому по протоколам заседания волкома», подшитой рядом. В списке — с нетерпением ожидающие получения партбилета: Рабаков Петр Павлович, Полушкин Григорий Константинович, Запольских Николай Никифорович, Иконников Петр Андреевич, Елонов Сафон Васильевич, Елонов Иван Васильевич, Синицын Иван Макарович, Тимофеев Степан Егорович, Пономарев Сергей Никитич, Севастьянов Василий Митрофанович, Медведев Семен Семенович, Вышегородцев Григорий, Малоховский Василий Константинович, Гончаров Захар Федорович. Но всем им пришлось ждать. Уком ожидал инструкций сверху и прием временно откладывался, что следует из резолюции укомовца Михаила Башинского: «Сообщить волкому, что вопрос о приеме этих товарищей будет рассматриваться комитетом после директив XIII съезда партии». ¹⁵⁰⁵

Странная разборчивость. — Итак, — прием в партию временно откладывается до получения директив XIII съезда РКП (б). Однако читаем документы, из коих следует, что партбилеты в том же мае 1924 г. все-таки выписываются и Щегловский уком запрашивает «верхи» на предмет выдачи таковых для того или иного коммуниста. Стало быть, уком был весьма разборчив. Кому-то — отказ, а за кого-то — хлопоты. Вот, например, некто Никита Халимов. Секретарь укома 29 мая 1924 г. лично хлопочет о выдаче Халимову кандидатской карточки перед губернской контрольной комиссией. И никаких директив XIII съезда Секретарю укома в данном случае не требуется. «Препровождая при этом, — писал секретарь, — товарищеское письмо Халимова Никиты в дополнение к нашим № 1453 от 24 мая 1923 г., уком просит сообщить, утвержден ли указанный выше товарищ кандидатом в члены РКП». ¹⁵⁰⁶

Никакие директивы XIII съезда, на которые ссылались укомовцы, отмечая отсутствие таковых в провинции, не помешали ходатайствовать о выдаче нового партбилета некоему Степану Ивановичу Петрову. Ходатайство было послано в Щегловский уком из укома Рубцовского 8 мая 1924 г.: «Рубуком просит выслать личное дело и новый партбилет на товарища Петрова Степана Ивановича, который, будучи уполномоченным Топкинского ОДТГПУ, был переведен из кандидатов в члены РКП при Топкинском ж.д. подрайкоме 21 июня 1923 г., о чем запрашивался Кольчугинский уком и который своим отношением № 813 сообщает, в Ленрайкоме партбилет и личное дело на вышеуказанного товарища нет, т.к. находящейся не работает на станции Топки, некоторые состояли у нас, а некоторые состояли на учете в Щегловском укоме, откуда и можете дополнительно запросить личное дело и партбилет». ¹⁵⁰⁷

Укомовец Колесников 23 мая 1924 г. накладывает на письмо визу: «Зав. учстатом выдать, если есть возможность вообще». Имеется в виду — выдать партбилет. Но поскольку тот же уком отказывает в выдаче «до получения директив» нижестоящим волкомовцам, то, очевидно, циркуляры предписывали выдачу партдокументов приостановить. Отсюда — сомнения Колесникова в возможности удовлетворить просьбу Рубцовчан «вообще».

Учстатотдел, следуя резолюции, наложенной Колесниковым, приступил к проверке. Выяснилось, что ее выполнить было нереально, так как Петров вообще не числился состоявшим в Щегловской организации, поэтому орготдел укома готовит отношение в Рубцовск с предложением поискать личное дело и партбилет Петрова в каком-нибудь другом месте: «На ваше отношение от 8 мая с.г. за № 1829 уком сообщает, что тов. Петров Степан в списках как член РКП по Щегловской организации не числился и не числится. Поскольку же товарищ Петров, состоя на учете в Топкинском ж.д. подрайкоме, который являлся подотчетным Ленинскому райкому РКП, то более точные сведения и может Вам дать последний». ¹⁵⁰⁸

Невежливое напутствие. — «Отфутболили» дело Петрова в Ленинский райком — и успокоились. Спихнуть свои заботы на соседа — принятое правило игры. Нет бумаги (или человека) — нет проблемы. Впрочем, мы не правы, иногда подведомственное укому лицо уезжает — а за ним шлейф скандалов. То есть — проблем. Жил-был в Щегловске некто Вафин. Который имел связи в Томске. И надумал он из Щегловска уехать в Анжеро-Судженск. И заручился на то согласием губкома. Но чем-то не потрафил местным укомовцам. И в момент, когда губком дал указание и «добро» на откомандирование Вафина в Анжерку, укомовцы взяли, да исключили Вафина из партии вообще. Как прощальный Вафину привет. Томичи запросили причины, по коим откомандирование Вафина задерживается. И получили ответ от заворготделом, датированный 24 марта 1924 г.: «На Ваше отношение от 14 марта с.г. за № 1076 уком сообщает, что по постановлению укома от 20 мая 1924 г. за № 6/21 тов. Вафин из членов РКП исключен, материал на которого передается в губернскую контрольную комиссию, ввиду чего вопрос о его откомандировании отпадает». ¹⁵⁰⁹

Не может не удивить «игра дат»: губкомовцы просят откомандировать Вафина аж 13 марта, а исключение происходит через два месяца, т.е. 20 мая. Что может означать только одно: укомовцы Вафиным недовольны и никак не хотят ограничиться лишь убытием его в другую местность, а непременно стремятся его наказать исключением. Такое вот желание «досадить и изничтожить». Притом, что еще за месяц до исключения Щегловский уком на заседании 11 апреля 1924 г. с откомандированием по просьбе губкома согласился, о чем читаем в протоколе: «Слушали отношение орготдела томского губкома от 1 марта с.г. за № 1076 об откомандировании тов. Вафина в распоряжение Анжеро-Судженского райкома РКП (входящий № 1202). Постановили: Против откомандирования тов. Вафина не возражать, поручить орготделу откомандировать». ¹⁵¹⁰

Но — откомандирование по каким-то причинам затянулось, и последовало исключение из партии. Виза на протоколе почему-то проставлена месяц спустя: «Губкому сообщить, что по протоколу укома от 20 мая 1924 г. за № 6/21 Вафин исключен из РКП и материал передается в губернскую КК, ввиду чего вопрос об его откомандировании отпадает». Так было сорвано постановление губернских партвластей. Получается, что нижестоящий уком рискнул не просто проигнорировать протокол укома, но и как бы объявил его недействительным. И ослушался письма заворготделом губкома Каменского от 19 марта 1924 г., в котором недвусмысленно предлагалось Вафина отпустить в Анжерку: «Губком предлагает срочно откомандировать тов. Вафина в распоряжение Анжеро-Судженского райкома РКП, снабдив его средствами на переезд. Об исполнении сообщите». ¹⁵¹¹

На письме визы: «На комитет», «Не возражать», «Откомандировать». Последняя помечена 11 апреля. Но что-то произошло, и настроение укома поменялось. Впрочем, — поменялось ли? Вопрос об откомандировании Вафина разбирался целый месяц, то есть волокитился. И губкому пришлось послать в Щегловск даже специальное письмо-напоминание: «Общая канцелярия, — писал заведующий канцелярским сектором губкома Н. Родионов 27 марта 1924 г., — Томского губкома РКП (б) просит ускорить ответ на наш № 1076 об откомандировании Вафина в Анжеро-Судженский райком». ¹⁵¹²

Но даже после этого напоминания вопрос волокитился еще целых две недели, прежде чем был решен положительно. Губком беспокоится и шлет напоминания. Казалось бы, — Вафину, что называется, «сесть да ехать». Однако проходит еще целый месяц, и следует исключение. И это в условиях, когда Томский губком торопит и считает вопрос об откомандировании срочным. Странное непослушание. Между тем, Щегловский уком в те же самые дни волокитит и почти срывает еще одно откомандирование, но теперь уже не в Анжерский райком, а в Прокопьевский. Из Прокопьевска тоже шлют в Щегловск удивленный запрос: «В чем дело?». На этот раз дело касается некоего Маясарова. «Прокопьевский райком РКП, — писал зам. секретаря (Канифатов?) 13 мая 1924 г., — просит сообщить, почему до сих пор не откомандирован в наше распоряжение тов. Маясаров для работы среди нацмен согласно отношения Томгубкома РКП от 8 апреля за № 1493». ¹⁵¹³

Заметим, что и Вафин, и Маясаров — «нацменовские» работники. И губкомовцы постановили лишить Щегловский уком сразу двух нацменов. И это в условиях — когда Щегловск, особенно с приездом колонистов, походил на «интернациональный» Ноев ковчег: «каждой твари по паре». Возможно, укомовцы не хотели лишать себя более или менее грамотных «спецов» по нацполитике. Отсюда — нежелание подчиняться приказам губкома и полное их игнорирование. Хотя давлению «верхов» все равно пришлось уступить, особенно в последнем, «прокопьевском», случае. В Прокопьевск 27 мая следует письмо из Щегловского укома: «На отношение Ваше от 13 мая с.г. за № 575 уком сообщает, что тов. Моясаров откомандирован в Ваше распоряжение 8 мая 1924 г. при командировочном удостоверении № 87/р». ¹⁵¹⁴

<< Назад    Далее>>

 Страница 16 из 17

[ 01 ][ 02 ][ 03 ][ 04 ][ 05 ][ 06 ][ 07 ][ 08 ][ 09 ][ 10 ][ 11 ][ 12 ][ 13 ][ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ]

Примечания Содержание

Ждем Ваших отзывов.

По оформлению и функционированию сайта

Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика