Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика

М . Кушникова , В . Тогулев .

КРАСНАЯ ГОРКА :

очерки  истории « американской» Коммуны в Щегловске , провинциальных нравов , быта и психологии 1920-1930- х гг .

( документальная версия ).

Глава вторая.

В ГОД СМЕРТИ ЛЖЕКУМИРА…

Американская индустриальная колония «Кузбасс» и Красная горка в 1924 г.

Страница 8 из 17

Руководящие указания. — Особая папка посвящена руководящим указаниям, спускаемым для исполнения в Щегловский уком. Указания были двоякого рода. Одни из них касались всех райкомов и укомов губернии и присылались в Щегловск «для сведения». Они нас почти не интересуют, поскольку не отражают «местной специфики». Иное дело — указания, касающиеся исключительно щегловских дел. Таковых в папке совсем немного. Вот, например, некая «проходящая телеграмма». Она была принята из Томска (стало быть, из губкома?) непонятно когда (стоит дата 29-го, но месяца не обозначено). Текст касается кемеровских иностранцев: «Рядовых иностранцев коммунистов можно откомандировывать непосредственно ЦК РКП». ¹²⁰⁹

Очевидно, уезжающие иностранцы откомандировывались сначала в губком, а губком откомандировывал их в распоряжение ЦК, и теперь губком как бы самоустраняется от игры в откомандирования, поскольку все понимают, что Томск — всего лишь промежуточная инстанция. На обороте телеграммы любопытная запись: «Топари Матвей о выезде в Финляндию». Что она могла означать? Что телеграмма послана в ответ на какое-нибудь заявление Топари? Загадка. Но тут хоть смысл самой телеграммы ясен, а в иных случаях вообще трудно разобрать, о чем речь в телеграмме. Вот, например, из Томска, из губкома прислана функционером Каменским телеграмма, на которой нет никакой даты: «Аккуратно исполняйте наш 618 высылке сведений каждому четвергу количество поданных заявлений зпт утвержденных зпт всего ранее принятыми 750». ¹²¹⁰

Очевидно, речь — о какой-нибудь инструкции или циркуляра. Таковых в Щегловск спускалось во множестве — они писались под копирку или печатались типографским способом и рассылались по всем укомам и райкомам. Из их вороха нас заинтересовало разве что отношение ЦК РКП «О порядке выезда иностранцев для сведения». Оно датировано 17 сентября 1924 г. и имело к застрявшим в Кузбассе колонистам самое непосредственное отношение. «Орграспредотдел ЦК сообщает, — говорилось в отношении, составленном на основании постановления Коминтерна, — что товарищи, желающие вернуться в страну, из которой они прибыли, должны получить разрешение соответствующей секции Коминтерна и разрешение ЦК РКП, после чего они могут хлопотать о визе». ¹²¹¹

Гражданские права колонистов находились как бы в подчинении партийных обязанностей. Если Коминтерн и ЦК велит — визы не дождешься. И, стало быть, застрянешь в СССР навеки. Можно только представить, какие чувства вызвало у колонистов это постановление. Свобода (как слова, так и передвижения) в СССР ничего не стоила без санкции РКП…

Курсанты губпартшколы. — Совсем тонкая папка — с перепиской об оказании материальной помощи курсантам Губпартшколы, командированным на учебу из Щегловска. Тяга молодежи к знаниям в ту пору была двоякой. Кто-то стремился в технические и гуманитарные вузы, а кто-то — в партшколы, ибо именно последние были трамплином для дальнейшей карьеры. Особыми постановлениями губкома РКП на командирующие организации, отправляющие курсантов обучаться партийным законам в Томск, возлагались обязанности по оказанию студентам материальной помощи. Томские партийные власти зорко следили за тем, чтобы райкомы и укомы о курсантах не забывали. 2 октября 1924 г. губком принял даже особое постановление по этому вопросу, и спустя всего лишь два (!) дня губпартшкола запросила Щегловский уком «сообщить в срочном порядке, что сделано вами по постановлению бюро Томского губкома». ¹²¹²

Запрос аналогичного содержания поступил в Кемеровский райком (датирован тем же числом 4 октября 1924 г.). ¹²¹³

С ответом на запрос Щегловский уком не торопится. 17 ноября 1924 г. из Щегловска в Топкинский и Кемеровский райком отсылается письмо с просьбой сообщить, большое ли семейство находится на иждивении курсантов Носова, Исакова и Сухова и «каково их имущественное положение». ¹²¹⁴

Иными словами — проверяют, стоит ли оказывать матпомощь курсантам. Под запросом — подпись председателя комиссии взаимопомощи Тачкова. Имеется также маленькая записочка, нацарапанная, видимо, тем же Тачковым: «Коченов Петр, Дончеев, сколько семьи, где и как живет, имущественное состояние, нуждается ли в пособии (заключение бюро ячейки)». ¹²¹⁵

Очевидно, указанные в письмах данные собирались для составления специальных отчетов и таблиц, которые надлежало отправить в губком. Таковые нашлись, но оказались помеченными почему-то сентябрем 1924 г., и подписаны они зав. губпартшколой. Очевидно, руководствуясь списками, составленными в Томске, укому и надлежало разбираться, кому помогать, а кому — отказать. В списке же курсантов — всего 5 человек. ¹²¹⁶

На таблице имеется приписка: «Сведения о числе членов семьи взяты со слов», а также резолюция, помеченная 17 ноября 1924 г.: «Топкинскому и Щегловскому райкомам РКП и поверхностной ячейке сделан запрос о состоянии семейства».

Переписка. — Персональными делами (будь то курсантов или прочих коммунистов) в Щегловском укоме обычно занимался зав. орготделом Колесников, которого в самом начале 1924 г. сменит на этой должности С. Тачков. Все перемещения коммунистов с места на место, командирования, увольнения и новые назначения — в их компетенции. Зав. орготделом лично следил за тем, чтобы коммунисты были при должностях и при деле. Когда надо, — оказывал давление в устной или письменной форме. Например, чтобы пристроить коммуниста Сотникова на должность в АИК, М. Колесников лично хлопочет перед профсоюзником Тимощенко. «Тов. Тимощенко! — пишет Колесников 17 января 1924 г., — Товарищ Сотников просит, чтоб его перевели из каменщиков, которым он сейчас работает, на коксовые печи химзавода мастером по обжиганию кокса, причем он с этой работой знаком, говорит, что раньше работал на Юге. Причем мастер коксовых печей тов. Ломаченко согласен его принять, т.к. он когда-то работал с Сотниковым вместе на Юге и его знает. Дело только в том, чтоб вопрос согласовать с управляющим химзавода Маллером, а мастер туда нужен, и я полагаю, что вы это сделаете по профлинии». ¹²¹⁷

Из рабочих — в мастера. И все по протекции. Разве можно сомневаться, что покровительство Колесникова в конце концов «сыграло»? Об этом красноречиво говорит виза на письме: «Устроен на коксовые печи». Партийная солидарность, что называется, сработала. Была ли от этого польза производству? Не знаем. Специалистов не хватало и на ответственные должности принимали кого попало. Быть может, поэтому культурой на производстве в Щегловске и не пахло, а машины на химзаводе, например, намеренно выводились из строя и в их трущиеся детали подсыпали песок. О чем читаем в письме уполномоченного РВСГ по химзаводе В. К. Отдельнова (того самого, который вскоре станет заведывать химзаводом) в рудком ВСГ от 9 января 1924 г.: «Завком химзавода доводит до сведения, что после обнаружения песка и цемента в среднем подшипнике трубины такое же явление обнаружено в дробильне угля в одном из подшипников вала, приводящем в движение дробильные аппараты, об этом завком ставит в известность и просит поставить вопрос перед Управлением о том, чтобы перед пуском в ход все машины и аппараты тщательно осматривались». ¹²¹⁸

Почему рабочие вредили и подсыпали песок в подшипники? Возможно, мстили коммунистам-администраторам за то, что задерживают зарплату, которая обесценивалась буквально на глазах ввиду инфляции. Рабочие находились на грани забастовок. Чтобы снять напряжение, укомовцы спускают в комфракции рудкома ВСГ, уисполкома и в кооператив циркуляр Сиббюро, в котором предлагается выплачивать зарплату без задержек, в противном случае привлекать хозяйственников к судебной ответственности. Испугался ли циркуляра Рутгерс? Вряд ли. «Выше головы — не прыгнешь», и если наличности нет — рабочие обречены ожидать сколь угодно долго, пока она не появится.

Наверное, над циркуляром Сиббюро ЦК в Щегловске потешались, однако ж резолюция на нем стоит — «к руководству», так что до сведения Рутгерса циркуляр, конечно же, дошел. Подписан он Секретарем Сиббюро Кассиором и датирован 29 октября 1923 г. В нем сказано: «Решения руководящих парторганов ставят на очередь задачу борьбы с обесценением зарплаты, выдаваемой рабочим и служащим. Разрешение этой задачи должно идти в двух направлениях: надо приблизить срок выплаты заработной платы, установленный коллективом договором, ко дню исчисления ставки, т.е. ко дню перевода товарного рубля на совзнаки, с другой стороны, надо повести решительную борьбу со всякими задержками в выплате заработной платы, которые, как показал опыт последнего времени, являются причиной большинства конфликтов в производстве. В осуществление этих задач Сиббюро ЦК предлагает: 1) Содействовать профорганизациям Сибири при осуществлении директив Сиббюро ВЦСПС о приближении дня выплати ко дню исчисления курса (перевод товарного рубля в совзнаки) с тем, что этот промежуток должен быть доведен до одной недели. Это должно быть сделано путем соответствующей директивы хозорганам. 2) Во всех случаях появления сколько-нибудь значительной задержки в выплате заработной платы и появления задолженности, губкомы должны принимать меры к выяснению, в спешном порядке, причин этой задолженности, и в случаях, когда причина лежит в халатности, нераспорядительности и т.д., санкционировать привлечение руководителей хозорганов к судебной ответственности. Особенно строго должны преследоваться как в общесоветском, так и в партийном порядке случаи, когда при наличии задолженности по заработной плате хозорганы несут массу расходов по оплате спецов, постройке новых зданий и прочим работам, которые могут быть отложены, такие случаи вызывают обычно сильное недовольство рабочих. О ходе осуществления настоящей директивы сообщайте в периодических отчетах». ¹²¹⁹

Щегловский уком в лице секретаря Иванова и зав. орготделом Колесникова не преминул воспользоваться этим циркуляром для «подкусывания» Рутгерса. 28 января 1924 г. укомовцы сообщали в комфракции исполкома, профсоюзов и прочие организации, что, де, наблюдаются случаи, когда в хозяйственных кассах деньги есть, а зарплата задерживается. Поскольку в Щегловске кроме аиковских предприятий практически никаких больше не было, упрек в адрес Рутгерса расшифровывается без труда. «Препровождая на обороте сего, — писали укомовцы, — копию циркуляра Сиббюро за № 151, Уком констатирует, что одной из самых частых причин постоянных конфликтов и недоразумений с рабочими является невозможность быстрого повышения уровня заработной платы, а также несвоевременность ее выплаты. Но помимо этого особенно часто продолжают наблюдаться случаи, когда, несмотря на получение из центра или наличия в кассах хозяйственных и административных органов денежных средств, выплата заработной платы все же задерживается или в целях использования этих средств на какие-либо хозяйственные и коммерческие нужды или чаще всего по всяким мелким поводам: то некогда деньги получить из Финоргана, то не закончен подсчет, то не составлены требовательные ведомости и проч. Поэтому предлагается к неуклонному исполнению все директивы Сиббюро ЦК РКП, Губкома, уком тем более указывает на недопустимость задержек выплаты зарплаты и будет решительно с этим бороться. Никаких отговорок и ссылок на неготовность требовательных ведомостей и прочие технические затруднения быть не может. Надо работу аппарата механизировать и построить так, чтобы он не служил тормозом и задержкой удовлетворения законных требований рабочего. Фракциям вменяется в обязанность смотреть за выплатой денежных средств и т.п., немедленно ставить уком в известность в соответствующий профорган». ¹²²⁰

Кто виноват? — Создается впечатление, что в невыплате заработка были виновны хозяйственники. Однако поскольку невыплата — повсеместна, то причины, конечно же, скорее в близорукой и неумной политике верхов. Хозяйственников же выставляют «козлами отпущения» и стравливают с рабочими. А рабочие «бузят» и пишут доносы. На кого? На хозяйственников, конечно. Вот один из таких доносов — коллективное письмо рабочих Южной шахты на заведующего шахтой Родионова: «Настоящим доводим до сведения следующее: заведывающий Южной шахтой Родионов имеет у себя очень знаменитых и видных прислужников, а именно поверхностных десятников, в особенности как героя труда гр. Серкова, которому смены проводятся за счет рудоуправления, а на дежурствах его то и дело не бывает. Мы, рабочие, иногда по тем или другим надобностям разыскиваем, где десятник, а он, оказывается, уходит к Родионову то покрыть ему стайку, то почистить его лошадь, то вместе с ним ушел на рыбалку, то разыскивать самогон и т.д., а на шахте кругом идет хищение леса и теса и мы, рабочие, видя такую ненормальность, просим прекращения такого прислуживания, а заведывающего Южной шахтой отблагодарить за вознаграждение, которое он проводит за счет рудоуправления, а также и героя труда, чтобы он не позорил это званье, мы полагаем, что за чистку лошадей, стайки и розыск самогона это званье не дается, а поэтому нам как рабочим становится обидно присваивать такое званье. Вышеизложенное подтверждаем рабочие Южной шахты, кроме того, Серкову проводится ставка не как поверхностному десятнику, а как подземному, если начнут указывать Родионову, почему Серкову проводится как подземному, то Родионов отвечает, это дело не Ваше». ¹²²¹

На заявлении стоит виза: «Меры приняты». Очевидно, санкции и на Родионова, и на Серкова наложены. Рабочие добились своего — чувство мести оказалось удовлетворенным. Таких примеров немало. Вот написал кто-то донос на гражданку Орлову, работавшую в больнице, и тут же Щегловский уком в лице секретаря Иванова 17 января 1924 г. потребовал от рудкома ВСГ избавиться от Орловой как от «негодного элемента». Что значит — избавиться? Умертвить ее? Ведь если уволить с одного места — она устроится на другое. И ее «негодность» от этого не уменьшится. «Основываясь постановлением больничной ячейки, протокол № 12 от 29 декабря 1923 г., — пишет Иванов в комфракцию рудкома ВСГ, — уком РКП предлагает уволить или перевести из больницы гр. Орлову как негодный элемент, относящуюся чрезмерно халатно к своим обязанностям». ¹²²²

Как видим, увольнение инициируется комячейкой и уком лишь проводит ее волю в жизнь. Но что такое гражданка Орлова? Так, незаметная особь. Ячейки же иногда позволяли себе требовать снятия с должностей видных в АИКе специалистов. Например, — заведующего канатной дорогой. И уком в конфликте с АИКом берет сторону именно ячейки. Так, в ту же фракцию рудкома ВСГ зав. орготделом укома Колесников 17 января 1924 г. препроводил «на распоряжение и устранение» (???) выписку из протокола № 5 заседания комячейки при канатной дороге от 24 ноября 1923 г. В выписке — компромат на заведующего канаткой. «Слушали, — зафиксировано в протоколе, — о неправильном распределении рабочей силы. Тов. Жиганов сказал, что зав. канатной дорогой не в курсе дела, к которому он приставлен, часто поступает неправильно, например: молотобойца с трехгодичной практикой поставил, где не нужно, а в молотобойцы дает человека, не державшего в руке молота и, конечно, не дающего никакой продуктивности в работе. Бывают случаи грубого обращения с рабочими и следующего… заявления: он говорит, что пока не выгоним всех русских рабочих, до тех пор не поднимем индустрии, вследствие чего создаются конфликты, например: 8 ноября заведывающий ударил рабочего; дело передано в конфликтную комиссию, до сего времени нет результата. Еще на канатной дороге есть один десятник, который абсолютно ничего не делает, в мастерской он ничего не понимает, а в деле указывает, считается помзаведывающего, этим только раздражает рабочих, в заключение, оба заведывающий и подзаведующий не на месте. Постановили: Просить райком РКП довести до сведения рудкома ВСГ для принятия соответствующих мер и просить рудоуправление, чтобы оно отозвало этих лиц, заменив их соответствующими данному делу». ¹²²³

На выписке стоит виза: «Дело передано в суд». Однако нельзя не отметить, что не только зав. канаткой жаловался на леность и тупость русских рабочих. Разве не о том же писал колонист Тучельский? Разве не говорил он, что русские на работе спят и «гадят» прямо на рабочем месте? Правда глаза колет. Именно поэтому с иностранными спецами борются с помощью судов.

Символы. — Зав. канатной дорогой ударил рабочего 8 ноября, т.е. в праздничный день. Рабочий, конечно, был пьян — допустил рабочий промах или опустился до прямых провокаций и оскорблений. И получил сдачи. Да и можно ли было верить пьяному русскому рабочему, которому, как известно, — «море по колено»?

Особое место в русском быте занимали праздники. До революции — церковные, после революции — еще и особые, идеологические. Ради праздника могли бы зав. канаткой и простить. Все-таки праздник был особый — символический, самый главный для большевиков. А к символам последние всегда относились трепетно. Символы — это партбилет, красный галстук, красная косынка, памятная дата.

В 1924 году самой памятной из памятный была смерть Ленина. Событие чрезвычайной важности. Обсуждалось оно в секретном порядке на заседании Щегловского укома 23 января. Присутствовали члены Иванов, Колесников, Скобников, Глазков, Тихомиров, Рутгерс, Сальманен, Заборский, Амосов, Черемных, Марков, ревизкомовцы Беляков, Гущин, зампредуисполкома Малиновский, инструктор ГИКа Половкин. Обсуждали «порядок осведомления населения о смерти товарища Ленина». Постановили:

- Немедленно приступить путем расклейки объявлений и радиосводок по всем учреждениям, рабочим цехам и прочим видным местам к извещению населению городского рабочего района о смерти товарища Ленина.

- В 7 часов вечера устроить по цехам рабочего района и в нардоме города Щегловска общие собрания рабочих, служащих и населения для передачи полученных сведений о смерти тов. Ленина.

- Поручить фракции УИКа в самом срочном порядке размножить извещения через выпуск бюллетеней и разослать по уезду.

- День похорон товарища Ленина 26 января ознаменовать траурной демонстрацией.

- Для проведения порядка демонстрации создать комиссию в составе товарища Скобникова, членов Белякова и Тимощенко. ¹²²⁴

Так в Щегловской глухомани началось насаждение идолопоклонства. Разумеется, на протоколе укома стоит виза: «Исполнено». Посмели бы «не исполнить»! А рабочая масса — именно такая, что новая форма религии, языческая, обожествляющая идола, не встречает практически никакого сопротивления. Потому что вечно пьяный, отравленный парами самогона рабочий, к аналитическому и ассоциативному мышлению не способен, его ассоциации не идут дальше тривиальной связки: зарплата — кабак — кружка пива. И хотя в протоколах укома находим постановления о необходимости бороться «с социальными болезнями», на деле такая борьба никому не нужна, потому что пьяному и загнобленному рабочему легче втолковать символы новой веры. Конечно, — на бумаге, в полном соответствии со ставшей нормой двойной моралью. В жизни — все наоборот. Укомовцы — в первых рядах за улучшение быта и условий труда щегловских рабочих. Из протокола № 2 заседания укома от 16 января 1924 г.: «Слушали о врачебно-контрольной комиссии по социальным болезням (докладчик т. Рутгерс). Постановили: Поручить тов. Тимощенко выяснить состояние работы комиссии и на следующем заседании доложить комитету». ¹²²⁵

Примечательно, что в первых рядах борцов с «социальными болезнями» (т.е. со вшами и пьянством) — Рутгерс. Иностранец. Остальных — как бы вопрос не касается. Потому что главное — чтобы голодный, хмельной и нередко гниющий от сифилиса рабочий верил в Идола.

Антисоветский элемент. — Были ли в Кемерове такие, что в идола не верили? Наверное, были. Но искать их надо опять-таки среди аиковцев, т.е. среди наиболее трезвомыслящих. На таких укомовцы с упоением навешивали ярлык «антисоветского элемента». Не избежал этого заведующий рудником имени 25 Октября (входящим в систему АИКа) Соловьев. 22 января 1924 г. на укоме в отношении Соловьева прозвучало зловещее: «антисоветский элемент». Соловьев — из окружения Рутгерса. И, понятное дело, коли Рутгерс окружает себя «антисоветчиками», то кто же он после этого? Из протокола заседания Щегловского укома от 22 января 1924 г.: «Слушали протокол закрытого собрания ячейки рудника «25 Октября» от 12 декабря 1923 г., постановленного ходатайствовать о замене заведывающего рудником гр. Соловьева как антисоветского элемента, окружившего себя подобными же лицами, бюрократа и не считающегося с шахткомом. Постановили: 1) Поручить комфракции рудкома ВСГ расследовать сущность возбужденного вопроса и результаты доложить Комитету. 2) Поручить тов. Скобникову при поездке в Крапивино заехать на Рудник «25 Октября» и ознакомиться с действительным положением его и жизнью ячейки». ¹²²⁶

Это постановление — почти незамаскированная атака на АИК. Получается, что комячейка разбирается в делах колонии лучше, чем Рутгерс. Ячейка разглядела антисоветского типа, а Рутгерс, выходит, — политический слепец. Выводы укома с конца 1923 г. — гораздо весомее и опаснее, ибо уком слился с кемеровским райкомом РКП, и не считаться с ним было нельзя. Наверное, Рутгерс это понимал и от заседаний объединенных комитетов (которые созывались еженедельно по вторникам в 7 часов вечера) ничего хорошего не ожидал. Все его дурные предчувствия подтвердятся в следующем, 1925-м году. ¹²²⁷

Памятник идолу. — Дабы не прослыть ненадежным коммунистом, окружающим себя подозрительными спецами, Рутгерс всюду демонстрирует «идейность». Входит в комиссию по сооружению памятника Ленину (на ряду с секретарем укома Ивановым, предуисполкома Залмаевым, уполномоченным ГСПС Марковым и председателем рудкома ВСГ Тимощенко), о чем читаем в протоколе заседания Щегловского укома от 29 января 1924 г., в котором комиссии поручалось «в двухнедельный срок отработать ориентировочную смету по оборудованию памятника и наметить порядок изыскания средств». ¹²²⁸

Средства, конечно, изыскали и памятник соорудили. Началась эра идолопоклонства, продолжающаяся по сю пору. Если в 1924 году в Щегловске был один памятник Ленину, то в 1999 году — их аж шестнадцать!

Для того, чтобы поклонение идолу было всеобщим, нужно низвергнуть всех прочих богов. Именно поэтому наряду с сооружением памятника в Щегловске уком насаждает среди коммунистов различные антирелигиозные курсы. В январе 1924 г. по этому поводу из укома отправлено всем комячейкам Кемрудника и химзавода, фракциям рудкома ВСГ, рабклубов Кемрудника и химзавода специальное письмо, подписанное секретарем Ивановым: «В целях ознакомления и подготовки из среды коммунистов хорошо подготовленных специалистов по вопросам истории возникновения религии, ее сущности и т.п. нами организуются на Кемруднике и химзаводе кружки антирелигиозников. В кружки могут входить все члены и кандидаты, а также и беспартийные товарищи рабочие. Запись в кружки производится у секретарей ячеек, которые списки записавшихся представляют в уком РКП не позднее 28 января с.г. Помимо этого все желающие могут обращаться и непосредственно к кружковому руководителю в часы работ кружка, а также и в агитотдел укома РКП. Занятия будут производиться один раз в неделю с 7 час вечера на Кемруднике, помещение партклуба, барак № 85, на химзаводе в рабклубе. Первые собрания кружков состоятся на Кемруднике в среду 23 января в 7 час. вечера. О времени дальнейших собраний записавшиеся договорятся на этих первых собраниях. Работы кружков пока будут вестись только на русском языке, причем если запишется достаточное количество товарищей (не менее 5 человек), не понимающих русского языка, организуется кружок на английском языке. Необходимо широко информировать об этом всех коммунистов и беспартийных». ¹²²⁹

Забота об иностранцах. — Вот ведь какая забота о колонистах! Если не понимаешь по-русски, — организуем тебе переводчика. В общем, радоваться бы иностранцам и восхвалять щегловских добродеев из укома.

Не все, однако, так просто, как кажется. Тот же уком не упускал случая поучаствовать в «избиении» колонистов, — был бы повод. А поводом служили обычно доносы. Кто доносил? Да хотя бы секретарь комячейки Компанеец и коммунист Э. Г. Конта. 22 декабря 1923 г. они донесли в парторганы на американца Рубана. На доносе стоитвиза номенклатурного партийца: «Вопрос должен принять меры через АИК». Речь идет о мерах воздействия на Рубана. «Доводим до сведения о том, — писали доносчики, — что на Центральной шахте работает некто Рубан (член РКП), американец, по оборудованию копра и клетей. Дело в том, что Козловскому было задано пустить клеть, который и поставил (Рубан в это время болел), но по показаниям Рубана, клети якобы спустил Козловский на захватах по направляющим, но соль вся была в кулаках под клетями. И вот Рубан начинает переделывать все по-новому по его соображениям, но в действительности нисколько не улучшая работу, а только ту же самую переделывает и на замечание рабочих говорит, что не ваше дело, и я понимаю, и обращение не как коммуниста, а как старого жандарма, что создает некоторый антагонизм между рабочими и Рубаном, где уже были случаи конфликтов и рабочие им недовольны. А потому мы просим все это дело разобрать, как с клетями, которые приносят убыток предприятию, и такое обращение недопустимо со стороны Рубана, как члена РКП, к чему и подписуемся». ¹²³⁰

Почему рабочие ненавидели иностранцев? Очевидно, не только потому, что пресса не жаловала «капиталистов» и не только из чувства нелюбви к «непохожим». Многое зависело от того, что ключевые должности в АИК занимали именно иностранцы, а рабочие никогда не любили начальство, за исключением самых «верхов», вроде Ленина, Сталина, Ворошилова и прочих «кандидатов в памятники». Рубан — хоть мелкий, но начальник. И потому — ату его! Тем более, что поводы к травле он подает сам. Аналогичная ситуация в те же самые поры — в паровом хозяйстве. Им ведали иностранцы, и конфликты происходили каждодневно. Дело дошло до укома. Зав. общим отделом С. Тачков 2 февраля 1924 г. послал секретным срочным письмом выписку из протокола № 6 заседания Щегловского укома от 29 января о «бузе» в паровом хозяйстве электрического отдела АИК. Из протокола: «Слушали постановление ячейкового собрания Электрического цеха об устранении безхозяйственного положения парового хозяйства (докладывает тов. Букин, секретарь ячейки). Постановили: Поручить фракции рудкома ВСГ выяснить существующее положение парового хозяйства и результаты со своим заключением доложить комитету». ¹²³¹

На протокольной выписке стоит виза: «Вопрос улажен через АИК и личные переговоры с Рутгерсом». Как «разгребал» свару в паровом хозяйстве Рутгерс, нам неизвестно. Особой радости от вмешательства укома и комфракции рудкома ВСГ он, наверное, не испытывал. О сути же конфликтов узнаем из протокола № 7 ячейкового собрания электрического цеха АИК, которое было весьма бурным и закончилось аж в 2 часа ночи. Даты на протоколе не проставлено. Из протокола: «Слушали доклад монтера парового хозяйства тов. Лохтинец ¹²³² на финском языке, переводит на английский Хилтиней, с английского на русский тов. Гольдшмидт. В своем докладе тов. Лохтинец обрисовывает состояние котельного отделения 4 месяца назад и те улучшения, которые произвели рабочие сейчас и если не дадут самостоятельности тов. Лохтинецу, то он не отвечает за все то, что произойдет на химзаводе при пуске турбогенератора, кроме того, указывает на недостаточность арматуры в котельном отделении, не хватает колосников, нет в запасе водомерных стекол, инжекторы старые, не годятся к работе. Задаются вопросы, на которые Лохтинец отвечает».

Сохранилась запись и вопросов, и ответов.

ВОПРОС: Будет ли отвечать Лохтинец, если ему дадут самостоятельно в работе.

ОТВЕТ: Я не прошу ответственности, но хочу работать с таким заведующим, который понимает в котлах, а не только в турбинах.

ВОПРОС: Что предпринимает Лохтинец, если видит неправильности в распоряжении заведывающего тов. Бендора?

ОТВЕТ: Протестует против неправильности, но все же делает так, как говорит заведывающий.

ВОПРОС: Под давлением 8 атмосфер с огнем а топках спустили воды из парового котла через продувной кран, чье это было распоряжение?

ОТВЕТ: Распоряжение Бендора.

ВОПРОС: Подвергался ли котел опасности при таких спусках?

ОТВЕТ: Да.

ВОПРОС: В курсе ли дела парового хозяйства тов. Бендор и готовы ли к пуску насосы?

ОТВЕТ: Не знаю точно, но думаю, что он ничего не понимает. По получению арматуры задержки к пуску завода не будет.

ВОПРОС: Доведены ли до сведения рудоуправления, что не хватает колосников?

ОТВЕТ: Говорит, что Бендор как будто бы их требовал.

ВОПРОС: Когда был спущен пар, знал ли Бендор, что и воду спустили?

ОТВЕТ: Хорошо знал.

ВОПРОС: Кто отвечает за паровое хозяйство — Бендор или Лохтинец?

ОТВЕТ: Покуда Лохтинец был ответственным лицом, он отвечал, но когда у него отняли самостоятельность, он не отвечает.

ВОПРОС: Требовалась ли срочность спуска воды?

ОТВЕТ: Нет.

ВОПРОС: Кто следит за вентилем — Марагоди или Лохтинец?

ОТВЕТ: Вентиль поставил Лохтинец, пустил пар, но кто закрыл его, он не знает.

ВОПРОС: Почему Лохтинец как ответственный монтер не предотвратил спуска мгновенного пара и воды против распоряжения Бендора?

ОТВЕТ: Предотвратить он не мог, т.к. лишен ответственности и подчиняется распоряжениям Бендора.

Изложение ситуации сумбурное, но в общих чертах все ясно: с подачи Бендора из горячих котлов был выпущен пар и вода, что должно было неминуемо привести к порче оборудования. Недоброжелателям Рутгерса подвернулся под руку повод поговорить о некомпетентности иностранных спецов. Дело раздули необыкновенно. Подключили уком, профсоюзы, провели расследование на всех уровнях. Получалось, что русские «болели за производство» куда больше, чем Рутгерс (только непонятно, почему предприятия Щегловска до Рутгерса и после него работали намного хуже, чем при иностранцах!). Из протокола: «Добавление к докладу. Тов. Бендор давал распоряжение открывать вентиль, интересно, сознательно ли он давал такое распоряжение, когда труба была разведена на двух ослабленных болтах и если бы его открыли, из перегревательной воронки вода бы бросилась через вентиль и второй котел остался бы без воды с огнем в топке и подвергался бы сожжению. По докладу говорит тов. Остафьев. Указывает на ненормальности, допускаемые администрацией, говорит, что его машина ходила раньше лучше. Ремонт заставили записывать в особую книгу ремонта, но ремонта все же не производить. Записан был срочный ремонт осмотра цилиндра, низкое давление таковой было произведено только через три месяца. Бородин заявил Гольдшмидту, что у него стучит машина, на что не обратили никакого внимания. Мейкоп получил приказ произвести мелкий ремонт машины, а потом это распоряжение снова изменили».

Более всего поражает подозрительность русских. Даже если случилась неполадка и Бендор оказался не прав — стоит ли его подозревать в намеренной порче механизмов, т.е. во вредительстве? Русские, похоже, уже заболели манией преследования и подозрительности задолго до 1937-го года. Постановление собрания выглядело так: «Заслушав доклад тов. Лохтинец, монтера в паровом хозяйстве центральной химической станции химзавода, а также из ряда высказавшихся товарищей установили, что паровое хозяйство, т.е. котельный отдел при станции находится в крайнем безхозяйственном положении. Оразовались недостатки необходимой арматуры, а также благодаря халатности или незнания котлов таковые были подвергнуты опасности. Отмечая все это, необходимы срочные меры пресечения таковых ненормальностей. Доведя до сведения об этом уком, профсоюз и рудоуправление, собрание просит обратить серьезное внимание на это и устранить ненормальности в переводе распоряжений с английского языка на русский». ¹²³³

Интересно, что на собрание не предоставили слово или просто не пригласили Бендора — то есть того, которого обвиняют. Обличения и обвинения всегда предпочитали озвучивать за спиной — давнишняя практика сохранялась и в последующие 60 лет. Информировали Рутгерса постфактум, но на собрание-то — не пригласили. Впрочем, что удивляться. аиковцев не приглашали даже в комиссии по проведению местных партконференций — похоже, они казались там лишними. Читаем же мы выписку из протокола заседания Щегловского укома от 26 февраля 1924 г. о созыве XI уездной партконференции и узнаем, что докладчиком на заседании был Колесников, конференцию назначено провести 20 марта, фракции уисполкома предложено «изыскать средства для передвижения делегатов в город и обратно», а «для разработки организационных вопросов по проведению конференции образовать комиссию в составе т.т. Башинского, Агафонова, Тронина, Авдеева и Торопцева». ¹²³⁴

И выходит, что на партсобраниях да конференциях Рутгерса только критиковали за плохую работу, аиковцы же оставались как бы наблюдателями, ибо с их мнением мало кто считался. Конечно, это не касалось проведения особых «технических совещаний», на которых сама специфика вопросов требовала присутствия производственников. Приглашались же, однако, не все хозяйственники, а только коммунисты, что следует из пригласительных объявлений. «В субботу 9 февраля в 7 часов вечера, — говорится в одном таком объявлении, подписанном секретарем укома Ивановым и заведующим орготдела М. Колесниковым, — созывается совещание секретарей и исполбюро ячеек совместно с ответработниками коммунистами в помещении главной конторы Кемрудника, в комнате Технического Бюро. Предлагается прибыть всем членам РКП фракции на это совещание». ¹²³⁵

Кадровая война. — «Кадры решают все» — мудрый Сталин был, как всегда, прав. Укомовцы старательно продвигали на должности в АИК своих ставленников, и выживали иностранцев, собирая на них компромат (дело Бендора, изложенное выше, тому подтверждение). Рутгерс не оставался безответным. Зарвавшихся общественников из русских, которые брали на себя слишком много, он выгонял не задумываясь. Естественно, для видимости такие вопросы согласовывались как с профсоюзами, так и с укомом. Например, администрации АИК не нравилась слишком бурная активность некоего партийца Маркова (об этом мы писали в третьем томе «Страниц истории города Кемерово»). О желании избавиться от назойливого «товарища» руководитель отдела труда АИКа С. С. Шипман доложил в рудком ВСГ (февраль 1924 г.): «Отдел Труда Управления АИК согласно статьи 12 коллективного договора уведомляет, что предполагается уволить из механической мастерской правого берега слесаря Маркова (раб. № 1803). Материал по этому вопросу прилагается в дополнение к прежде переданному материалу. Просьба сообщить, имеются ли со стороны рудкома возражения против его увольнения». ¹²³⁶

«Материал», о котором речь, — две записки на английском языке (прилагаются также и переводы), подписанные колонистами С. Шипманом и Л. Вайтом. Обе они адресованы Рутгерсу. Первая датирована 1 февраля 1924 г. Шипман сообщает: «По делу тов. Маркова я желал бы установить следующие случаи: 1) В то время, когда была острая нужда в слесарях на химзавод, то было решено перевести несколько слесарей из механического отдела. Маркову был предложен перевод, но он отказался, я объяснил ему, что мы его пошлем в то место, где он больше всего нужен и если он не хочет работать там, где он больше всего нужен, он может взять рассчет, но он ответил, что я буду раньше рассчитан, чем он. Он тоже протестовал в присутствии многих рабочих, которые находились в то время в конторе, что американцам дается предпочтение перед русскими рабочими, что им даются теплые места, а русских посылают работать на мороз. 2) На собрании конфликтной комиссии, несколько недель тому назад, на которой присутствовали тов. Гульбе, Сорокин и другие представители профсоюза, т. Грегори, Вайт и я и некоторое количество рабочих, где Марков сделал замечание по адресу тов. Вайта, что он не из нашего класса, он не рабочий, он не товарищ нам, что он буржуй и т.д.». ¹²³⁷

Так выглядел «интернационализм» по-кемеровски, о котором много восторженных слов было сказано былыми историографами. Колонисты — буржуи. Марков очень точно отразил суть настроений темной реакционной массы, под названием РКП. Ибо Марков был видным кемеровским общественником. 2 февраля 1924 г. как бы в унисон заявлению Шипмана, Рутгерсу написал письмо сотрудник механического отдела колонист Л. А. Вайт. Суть претензий Вайта к Маркову такова: «Моя обязанность, — пишет он Рутгерсу, — известить вас, что в механической № 2 производятся беспорядки Марковым, раб. № 1803. 1) Не заполняет ежедневных индивидуальных табелей, как указано, и протестует, что эти карточки не практические. 2) Дает ордера в механически подсклад, противоположно ордерам заведывающего мастерской. 3) Протестует против данного ему помощника. 4) Задерживает работу, проводя время в ссорах с рабочими мастерской, до некоторой степени угрожая их жизни. 5) Не помогает заведывающему мастерской и другим рабочим в передвижке тяжелых машин в мастерской для ремонта. 6) Его поведение заставило тов. Майстеркевича оставить Кемерово. 7) Если не будет взят из механической, то заведывающий мастерской уйдет. 8) Держит больше собрания в рабочее время, чем понадобится. 9) Исполняет механическую работу без разрешения заведывающего мастерской». ^1238.

Устраивать собрания в рабочее время русские были мастаки — лучше балаболить, чем работать. Вместе с тем, сами рабочие в механическом цехе непорядки и неполадки тщательно фиксировали и доносили о них в уком. Отвечать за них, конечно, по их мысли, должен был Рутгерс или его помощники. Так что в АИК шла необъявленная война компроматов между иностранцами и русскими. Весьма типичный донос на руководство механического цеха написан неким Шумиковым 26 марта 1924 г. Адресован он в уком. Донос непростой. Дело в том, что он инициирован специальным отношением… из самого укома. «Согласно Вашего отношения от 21 марта № 898, — писал Шумиков, — сообщаю: 1) В механическом цехе было постановление цехового собрания о работе без перерыва — без обеда, и ответа нет, в каком положении этот вопрос, неизвестно. 2) Второй вопрос о вентиляторе для обслуживания кузнецкого горна, зачастую ломался и стоял на неправильности постановки, это говорит о невнимательности в сторону производства. Уполномоченный рудкома об этом очень хорошо знал, даже допущено было, что целыми днями стояли кузницы и не проводилось работы. 3) Рудком ВСГ через уполномоченного должен знать о том положении, что подростка, фамилии не пришлось выяснить, который как взрослый все часы проводил, также заменял молотобойца и до сих пор не прекращено».

Неясно, зачем Шумикову собирать сведения о непорядках в механическом цеху. И, главное — почему сведения направляются не Рутгерсу, а укому. Наводить порядок — обязанность Правления, причем же тут уком? Есть только одно объяснение: компромат был востребован, потому что шла скрытая война партийцев (заодно с профсоюзниками) с хозяйственниками. Поэтому донос Шумикова наверняка читался в укоме едва ли не под лупу. «Проведены были, — сообщает далее Шумиков, — клети для переклепки и втащили в механическую мастерскую и где и так негде повернуться, и эту работу, конечно, громадная ненормальность и стали расклепывать холодную, где недопустимо и этой клетью побили полы мастерских, несколько заклепок расклепали в мастерской, видя, что это действительно ребячество, тогда только вытащили клеть в кузницу, здесь предусматриваем, сколько труда было затрачено без всяких соображений, где требовалось при нагревании кузницы незначительных часов главное нервирование рабочих, где окончательно руки не подымают работать, как заявляют рабочие, они есть только нужно разыскать эти заявления».

Имеются «заявления рабочих»? Стало быть, рабочие баловались доносами, которые вдруг потребовалось «разыскать». Похоже, укомовцы были непревзойденными мастерами по сбору компромата. Да, собственно, заниматься этим было несложно: где ни копни — найдешь донос. И как уж вывернуть его с пользой для себя — учить укомовца не надо. Далее Шумиков подкидывает еще один компрометирующий «сюжет»: «Дело Словцева, кузнец механической мастерской, подавал заявление, почему его сокращают из кузницы, перевели в сторожа, который работал долгие годы по кузнечному, большинство его сослуживцев отзываются только с хорошей стороны, также я подтверждаю, когда работал молотобойцом и обращал внимание на Словцова — это машина с утра до вечера, где не разгибая спины работал, это также нервирует рабочих, конечно, могут сказать, что это мелочи, но также и Шумиков понимает, поскольку у нас на руднике это происходит и делается все же по местному, считать нужно фактами и в корне вырывать, и если мы все взятые вместе будем обращать все шероховатости и можно эти шороховатости изжить только не запугиванием, как некоторые товарищи выражаются, верно нужно и спросить факты, но нужно знать с кого, а это мы прекрасно знаем, есть много фактов, но не очень трудно добыть лишь потому, что рабочий определенно отвечает, сколько ни пиши, а все без толку, во вторых угрозой, конечно, не достигнем результатов, мне мыслится, если мы будем принимать все заявления через посредство коих действительно достанем и ликвидируем все недочеты, каковые наблюдаются, вот все что мог указать больше, пока нет если недостаточно». ¹²³⁹

Не всегда можно понять, о чем писал Шумиков. Доносил о непорядках. Доносы аккуратно подшивались и каждый в свое время «выстреливал». Если, конечно, не терялся. Впрочем, потерять донос было трудно. Дело в том, что они с необыкновенной легкостью «восстанавливались». Их автор писал еще и еще, и иногда находились доносы по поводу исчезновения доносов. Донос о пропаже доноса, например, принадлежит перу некоего Панова. Он датирован 1 апреля 1924 г., направлен в уком и касается «непорядков», которые учинил, де, заведующий Южной шахтой АИК Родионов. «Даю справку, — пишет Панов, — о сказанных фактах на заседании секретарей о заявлении на имя райкома ВСГ. Месяца три тому назад было подано заявление через райком РКП. Я, Панов, передал это заявление Глазкову, передать Тихомирову, который замещал Черных. После чего это заявление пропало неизвестно где, это заявление было подано горняком Иваном Федоровичем Захаровым, который указывал о ненормальных работах заведующего Южной шахты Родионова, который вел там нездоровую работу, товарищ Захаров просил ВСГ вызвать его лично по этому делу и просил назначить комиссию обследовать, где были такие работы, этого сделано не было, дознался заведывающий Родионов, перевел его на Центральную шахту, те следы преступления скрыты. Прошу уком вызвать Захарова Ивана, он живет в бараке № 145, который укажет, что его интересовало, вот о чем я говорил на заседании секретарей о том заявлении, которое сейчас неизвестно где». ¹²⁴⁰

Дух травли. — Имело место одно из двух: либо произвол хозяйственников, либо травля спецов. Возможно, оттого и «затерялось» в укоме заявление рабочих на Родионова, что пристрастность его подчиненных была очевидна? Травля была на повестке дня. Об этом открыто пишет секретарь комфракции рудкома ВСГ в Щегловский уком 4 апреля 1924 г. (нашелся только черновик этого письма): «Дорогие товарищи, на Ваш запрос заседанием укома от 1 апреля с.г. по данным заявлениям т.т. Муслимовым и Пановым против упущений рудкома еще раз приходится с сожалением констатировать, что далеко не изжит в некоторых партийцах дух травли и бестактности по отношению товарищей, занимающих руководящие должности (это вместо разумной коммунистической поддержки и общей заинтересованности в спайке рабочих масс, их культурного развития и экономического улучшения через посредство улучшения нашего производства). Укому, наверное, небезизвестно о нашей трудной (работе), рудкому приходится изживать антагонизм между специалистами (спецами) и по отношению рабочих к американским специалистам, а также и этой осторожности подхода разрешения вопросов рудкома с хозорганами (АИК). И если прибавить проводимые перемещения рабочих с Порываевского рудника в октябре месяце и декабрьско-январские сокращения штата рабочих около 300 человек, все это вместе взятое вынуждало рабочих быть нервными и как бы это гладко не проходило при всем нашем желании все-таки приходилось иметь много недовольных, если не всех, то тех, кто подлежал сокращению, а к тому же у них… при таком возбужденном настроении ясно, что могла привиться… дрязга и привитыми здесь было мало силы рудкома, а нужна была большая поддержка как хоть немного сознательных рабочих и главное членов РКП».

Каракули автора письма едва можно прочесть. Но главное он сказал: рабочие недовольны (и, следовательно, пишут доносы и кляузничают) потому, что их сокращают. Они считают виновниками аиковских руководителей, тогда как сокращение было повсеместным и касалось всей страны. Автор письма, стало быть, заступается за аиковцев. «Насколько это было действительно так, — пишет он далее, — вы могли видеть из союзной конференции и из целого ряда делегатских и общих собраний, об этом предоставляем судить вам… Отвечая по существу данных заявлений, отвечаем следующее. По заявлению Шумпкова. На первый вопрос об обеденном перерыве, вопрос рудкомом был разрешен 13 марта (выписка при сем прилагается), протокол заседания президиума от 19 марта 1924 г. № 19. В присутствии уполномоченного поверхностного отдела т. Сорокина, которая по оформлении протокола была ему вручена и оповещена на цехе (докладная записка т. Сорокина при сем прилагается). По второму вопросу о вентиляторе — рудком об этом знал и своевременные меры были приняты, управлению АИК на это указано и последним это устранено, свидетельствует об этом докладная записка зав. ОТЭ рудника (которая при сем прилагается), а также рудкому было известно, что клеть для ремонта была затащена в механическую мастерскую и когда к месту работы явился тов. Гульбе, как зав. ОТЭ, она была уже из мастерской вытащена для дальнейшего ее ремонта в кузнице, и видя, что… исправляется, осталось только пожелать, чтобы вечные ошибки исправлялись самими администраторами».

Таким образом, из письма следует, что рабочие «наливались» на администрацию АИК почем зря. Считали, что сами знают дело лучше любого техника или инженера. Впрочем, безграмотные и косные люди всегда думают, что компетентнее любого спеца и чувствуют себя «профессионалами». Суждения их смелы и категоричны. «По третьему вопросу, — говорится далее в письме, — о подростках, как бы было по отношению к ним нарушения кодекса о труде подростков. На этот счет можно сказать, что особенно в нашем районе, а в частности мехмастерская правого берега, поставлено дело не так уже плохо, как думают подавшие заявления и те, которые информировали, не зная даже, как говорит тот поп (???), не указано ни одной фамилии и ни одного факта, к кому бы можно приравнить нарушения и упущения рудкома (докладная записка представителя… в рудкоме при сем прилагается). По четвертому вопросу о том, что хороший кузнец Словцов (по словам подавшего заявление) находится сторожем. Да, это верно, что Словцов был переведен сторожен и рудком об этом знал. Но лучше старому человеку и обремененному семейством быть временно сторожем, чем быть уволенным по сокращению штата до декабря месяца. В кузнице мехмастерской работало 6 человек кузнецов, но работы на всех не было, что даже скажет и сам Словцов, и если были упущения, держали лишний штат, которому делать нечего, то на преступление сознательно идти нельзя и было оставлено только два кузнеца, которые теперь справляются с работой, а остальные, кто болен физически, были переведены на другие работы, например, кузнец Коронин был переведен в грузчики на канатную дорогу, но позднее также на должность кузнеца, Трубецкой на химзавод, Кукнин в больницу кочегаром, а он, Словцов, при мехмастерской сторожем. Это было не упущение, а сознательное перемещение, вызванное необходимостью».

Рабочие, таким образом, не принимали плана сокращения рабочих мест в АИК. Все хотели быть при должности, пусть даже на работе приходилось чуть ли не спать: ведь оказалось, что там, где работало 6 кузнецов, вполне могли справиться двое. Сократив рабочих, Рутгерс превратился во «врага № 1» для них. Ведь оставшимся двум кузнецам придется повышать производительность втрое, а русские работать не любили. «Итак, — подытоживает автор письма, — на указанные конкретные вопросы — конкретные ответы, что же касается запугивания за свободно высказанную мысль.., о которой говорит подавший заявление, то не знаю, к кому они относятся, но во всяком случае не к союзным работникам. Так, из подавших заявление видно, что сами податели говорят что попало, лишь бы было говорено, не чувствуя за высказанное никакой ответственности. Что же касается второго заявления т. Панова, то здесь просто мания искания виновников, хотя бы их и не было в среде союзных работников, а за это говорит само заявление. Во-первых, подавший заявление не знает, кто подавал материал и от кого он его принимал. Он указывает дважды, что от Захарова Ивана, но по наведенным справкам такового совершенно нет, а второе указывает что лишенный Захаров якобы заявлял в рудком о происходившем на Южной шахте и просил создания комиссии».

Автор письма, возможно, в этом месте «перегибает». Даже если не было заявления именно Захарова на непорядки в Южной шахте и на ее заведующего Родионова, то таковые принадлежали перу других рабочих — мы их цитировали выше, и на нас они произвели неблагоприятное впечатление: уже слишком много в доносах «грязи». Возможно, Родионова действительно смертно ненавидели уже потому, что он — рутгерсовский «прихвостень» и живет лучше, чем рабочие. «Таких заявлений, — говорится далее в письме, — кои письменно, так и устно в рудком от Захарова не поступали, да и вообще подобных заявлений не было (!!! — автор письма лукавит: доносы на Родионова, повторимся, мы уже цитировали, — авт.). Но желая осветить действительность, рудкомом разыскан не Захаров, а Макаров Иван, проживающий по указанному адресу. При выяснении оказалось, по словам Макарова, что подобное заявление им было передано действительно Попову, что же касается в рудком, об этом Макаровым заявлено ничего не было (смотри докладную записку т. Макарова, при сем прилагается). Подводя итоги вышеизложенного, можно сказать, что действительно необходимы… указания со стороны рабочих не промахи рудкома, которые присущи вечной организации но не (далее неразб., — авт.)…, которые кроме вреда и дезорганизации наших рядов ничего не дает». ¹²⁴¹

К делу о конфликтах в механическом цехе и на Южной шахте оказалась приложенной докладная записка уполномоченного ВСГ Сорокина в рудком от 3 апреля 1924 г., в которой сообщает, что никакой ответственности за непринятие мер к «разгребанию» склок он привлечен быть не может, поскольку соответствующие вопросы лично ставил в повестку заседания рудкома, но «склочную историю» президиум рассмотреть не успел. Так что с Сорокина — взятки гладки. «Сообщаю в рудком ВСГ, — писал Сорокин, — о том, что когда стоял вопрос на президиуме по обсуждению протокола механического цеха об обеденном перерыве, где было постановлено признать необходимым перерыв за исключением субботнего дня, о котором вопрос оставлен открытым и об этом мною было объявлено рабочим механического цеха и также на ячейковом собрании транспортного отдела во время моего доклада тоже было упомянуто». ¹²⁴²

Рудкомовцы, дабы выйти «сухими из воды» в истории, которую заварили наиболее склочно настроенные рабочие, запасаются в спешном порядке объяснительными записками от должностных лиц и разбивают аргументы, выдвинутые в рабочих доносах. Так, чтобы обелить аиковское руководство (и соответственно рудком, который обвинялся в непринятии мер) в истории с вентилятором, который начальство, де, чуть ли не намеренно поломало, чтобы досадить рабочим, взято объяснение от заведующего ОТЭ рудника, которое было отослано председателю рудкома Тимощенко лично: «По вопросу о вентиляторе могу сказать следующее: о том, что вентилятор механического цеха правого берега сломался, а также о том, что на ремонт его было затрачено около трех упряжек непроизводительно и что три дня кузница из-за этого не работала, что составляет около 10-ти упряжек. Я как заведующий ТЭО был информирован уполномоченным Сорокиным и мною были приняты следующие меры: вечером лично мною был посещен мехцех, где работали по ремонту вентилятора Крумин, Грегори и еще кто-то. На следующий день по этому вопросу, т.е. чтобы приняли самые энергичные меры по спуску вентилятора, я говорил с зам. главного директора тов. Корнблит, тут же был т. Рутгерс и на второй день после этого работа была налажена, т.е. кузница и литейная работали без задержек, все, что считал необходимым, я сделал через Управление АИК, но непосредственное вмешательство в работу считал и считаю недопустимым. Тов. Корнблит при мне же начала выяснять причины задержки, чем я считаю свой долг исполненным как со стороны Союза». ¹²⁴³

Таким образом, рудком шаг за шагом разбивает аргументацию доносителей-рабочих. Они оказались стукачами и бузотерами. На каждый их «чох» была приготовлена обстоятельная и деловая бумага. Подумалось: сколько отнято времени у хозяйственников и у профсоюзников, дабы развеять подозрения, внушенные укому местными «пролетариями». Так, обвинения рабочих, что рутгерсовская администрация почем зря эксплуатирует подростков в нарушение Кодекса законов о труде, разбиваются аргументами, привдеенными в докладной записке представителя профсоюзов (фамилия неразборчива), направленной 3 апреля 1924 г. председателю рудкома ВСГ: «По выяснению вопроса механического цеха (правый берег) подростки указали следующее. Нас 8 человек, заведывающий не заставлял работать начиная с октября месяца 1923 года и до сих пор. Иногда работали кроме своей работы, это мы готовили экспонаты для выставки за это нам не оплачивают. Подростка Компанейца, возраст 17 лет и 9 месяцев, Константин, в октябре посылали работать молотобойцем только одну смену, по этому вопросу было заявлено представителем в рудкоме, т.е. мне. Еще один был случай, Компанейца посылали в литейную, но он работал там только 1/2 часа и был послан на свою работу. В паровом хозяйстве работающие ученики Сорокин и Замковский посылались для смазки машин, Сорокина заведывающий не посылал, а он сам ходил, пробыли они в шахте 2 часа. По этому вопросу было заявлено представителю в рудком. Заключение: по первому вопросу мне заявлял Поларов, а чем я говорил с Волчком, который в дальнейшем не посылал подростков. В отношении того, что подростков посылали в шахту, я об этом знал, не говорил с заведывающим, потому что не находил нужным, это не всегда посылаются, и если посылаются, то не на продолжительное время». ¹²⁴⁴

Таким образом, заявление щегловских рабочих оказалось фальшивкой. Более того — анонимной фальшивкой, потому что по расследованию выяснилось, что один из якобы подписавшихся (Макаров) на самом деле никуда и ничего не писал, что и подтверждается его докладной запиской в кемеровский рудком (даты нет): «Докладная записка Кемеровскому рудкому от члена прфосоюза Макарова Ивана Федоровича на заданный мне вопрос, было ли заявлено рудкому о поданном мною заявлении о неправильных работах, никаких заявлений рудкому мною не сделано, ни письменно, ни устно, но было подано заявление о неправильных работах на Южной шахте на уклонке через т. Панова, но Панова куда девали, заявление, в чем и расписуюсь». ¹²⁴⁵

В общем, донос — да не тот. Стучал — но совсем не туда и не по тому поводу. Похоже, и рудкомовцы, и авторы доносов уже запутались в том, кто, что, куда, кого и зачем посылал. Тягу к доносам советская власть поощряла. Осведомители выгодны любой власти. Вот еще один доносчик — некий В. Криницын. Подумать только — вокруг пары-другой историй (мехцех, Южная шахта) — столько доносов! «Оченью 1923 г., — кляузничает Криницын, — не помню месяца, будучи случайно в кемеровском райкоме РКП, был позван т. Тихомировым, замещавшим тогда секретаря Черных, в кабинет для выяснения одного заявления, поданного в адрес райкома РКП. В заявлении указывалось, между прочим, на какую-то преступную работу, производимую зав. Южной шахты г. Родионовым, работая именно в том районе, на который указывалось в заявлении, я лично был удивлен тем, что нашей работе приписывают какую-то преступность. Преступности, как понимать таковую, там не было. А было вот что: закладывалась новая наклонная шахта. Ставился копер и как всякая новая работа это не удавалось сразу сделать именно так, как это требовалось в последующем применении этого копра, и его приходилось перестраивать два-три раза, чтобы окончательно приспособить к правильному обслуживанию новой наклонной, вот и вся преступность, как самого Родионова, так и нас самих, рабочих». ¹²⁴⁶

Таким образом, Криницын — рабочий. Он доносит не столько на Родионова, сколько — на других рабочих, которые обвиняли Родионова во всех смертных грехах. Доносчик разделывается с доносителями. Однако — действительно ли он в курсе содержания того самого «сигнала» о «преступности» Родионова? Ведь помним же мы, что Родионов обвинялся не в технических непорядках на шахте, а — в использовании рабочих на собственные нужды. Выглядит загадочной и надпись Криницына на обороте своего заявления: «После данного мною объяснения тов. Тихомиров поставил на этом заявлении крест и о дальнейшей судьбе этого заявления я лично более ничего не знаю». ¹²⁴⁷

Что могла означать такая приписка? Что Тихомирову были выгодны доносы рабочих на Родионова и что он с последним сводил какие-то счеты? Возможно. Так или иначе «доносительская» приписка бьет не только по первой волне доносов, но и по репутации укомовца Тихомирова. Завязалась интрига со многими неизвестными. На одной стороне — укомовцы, Тихомиров, Родионов, отдельные представители аиковской администрации, рабочие-доносчики, на другой — иные рабочие-доносчики, рудком ВСГ, часть аиковских спецов. Кто прав — кто виноват, не разберешь. Все хороши — перефразируя когда-то сказанное Булгаковым в «Мастере и Маргарите».

Помощь революции. — Склоки и интриги не отвлекали укомовцев от выполнения своих прямых обязанностей по насаждению идей революции и коммунизма в массы. Свирепая и не всем рабочим понятная аббревиатура МОПР (Международная организация помощи революционерам) напоминала чем-то слово «вепрь». С «вепрем» шутки плохи. Тем более, что взносы на нужды МОПРа выколачивались из Кемерова специальными строгими предписаниями сверху. 28 марта 1924 г. был спущен в «низы» циркуляр за подписью председателя губернского оргбюро Каменского, члена бюро А. Бутолина о порядке выбивания МОПРовской дани из рабочих. На циркуляре рукой укомовца стоит резолюция: «Исполнено». «Оргбюро губернского МОПРа, — сообщалось в циркуляре, — установило единый членский взнос по всей губернии 10 коп., к взиманию такового вам предлагается перейти начиная с 1 апреля с.г. Устанавливая такой минимальный членский взнос, оргбюро руководствовалось тем обстоятельством, что МОПР является классовой организацией и свою деятельность МОПР должен развить за счет массового привлечения в члены рабочих и крестьян, тем самым облегчая товарищам участие в Красной помощи, и в то же время за счет массового членства укреплять средства общества. Учитывая важность задачи, стоящей перед нами, оргбюро предлагает сосредоточить все внимание на максимальную вербовку членов в МОПР, разъясняя членам МОПРа задачи этого общества, а также знакомит членов о положении борцов за революцию в застенках реакции Западной Европы и Америки. Оргбюро на ближайший период работы предлагает поставить доклады на партийных собраниях, беспартийных собраниях, волостных сходах, цеховых и т.д. о значении МОПРа и добиться коллективного вступления в члены МОПРа. Наша задача добиться, чтобы не было ни одного члена, кандидата партии, ни одного члена профсоюза не члена МОПРа, разъяснять и еще раз разъяснять колоссальность задач, стоящих перед МОПРом и долг членов свободной пролетарской республики перед закованными в кандалы и брошенными в застенок товарищами. Оргбюро предлагает в 7-дневный срок сообщить число членов МОПРа, подразделив партийных отдельно от беспартийных, зарегистрированных вами, в дальнейшем же предлагается в ежемесячном отчете указывать число членов (партийных от беспартийных отдельно), сделав графу прибыло за месяц». ¹²⁴⁸

Котляренко против Семенаса. — Нет нужды объяснять, что поборы на МОПР рабочих возмущали. В стране — инфляция, рабочих сокращают и, стало быть, доходы их падают (в среднем), а в это время к ним пристают — помогай «жертвам капитализма»! И выходит, что рабочий видел врагов как в хозяйственниках (которые — сокращают), так и в РКП и ВСГ (донимавших всех и вся сбором «дани»). Рабочие ненавидят «верхи», а последние перегрызлись, погрязли в интригах, сплетнях, подсиживаниях. Налицо типичная провинциальная картинка. Делегатские собрания и конференции РКП «шпыняют» хозяйственников, а те, в свою очередь, небезответны. По малейшему поводу то и дело вспыхивают тяжбы. Укомовский функционер Семенас на собраниях возмущенно рассказывал, в каком удручающем положении находится аиковская больница. И поскольку таковая содержалась Рутгерсом — последовало разбирательство. Заместитель Рутгерса Котляренко объявляет Семенасу (и в его лице укому РКП) войну, которая начинается с письма в уком и рудком ВСГ от 31 марта 1924 г. «На делегатском собрании, — пишет Д. Котляренко, — член РКП Семенас сообщил (а затем на конференции подтвердил), что Кемеровская больница находится в неудовлетворительном состоянии, питание крайне скудное и без приношений из дому просуществовать невозможно и можно вместо выздоровления отправиться на погост. В своем ответе я сообщил, что заявление это проверю. На другой же день с утра я был в больнице без всякого предупреждения и в отсутствие врача, который, как я указал, был занят на освидетельствовании подростков. Осмотрев подробно все помещения больницы — приемную, палаты, аптеку, кухню и склад белья, а также опросив больных, в том числе и сына тов. Семенас, находящегося на излечении, я вынес следующие впечатления…»

Далее — то, что Котляренко увидел в больнице. Естественно, коли для Семенаса все показалось из рук вон плохо, то для его оппонента — как раз наоборот. Истина находилась где-то посередине, и ею манипулировали организации и лица по своему усмотрению, руководствуясь взаимными симпатиями и антипатиями. Котляренко осмотром больницы оказался более чем доволен: «Больница находится в общем в хорошем состоянии, помещения содержатся чисто, постельное белье нормальной чистоты, по заявлению больных, пища вполне питательная, ее вполне хватает, а многие заявили, что подаваемые порции они часто не съедают, в приносе пищи из дома необходимости нет и если это некоторыми и практикуется, то просто для разнообразия и тогда, когда больному хочется чего-либо определенного, а больница этого не дает (например, сыну Семинаса захотелось баранок и ему принесли их из дому), уходом больные также довольны. К недочетам надо отнести высокую температуру в помещении, в особенности в операционной комнате. Не веря первому впечатлению, я решил организовать комиссию для подробного обследования больницы, о чем сделал предложение рудкому и получив его согласие, издал приказ № 16. Результаты произведенного комиссией обследования изложены в прилагаемом акте от 13 марта. Кроме этого, для заслушивания комиссии и принятия мер мною было организовано специальное совещание с представителями рудкома, страхкассы и врачебного персонала. Постановления совещания изложены в прилагаемом протоколе».

Самый лучший козырь в борьбе с врагом — документ. И желательно, чтобы он был скреплен подписями ответственных должностных лиц. Чем больше подписей — тем больше веры. На сторону Котляренко (читай — АИК) встали инспектор труда, зав. ОТЭ рудкома ВСГ и зав. отделом труда АИК. Все они подписали бумагу, не оставляющую камня на камне от наскоков Семенаса на АИК. «Из всего этого материала, — продолжает Котляренко, — совершенно ясна полная необоснованность заявлений тов. Семенас и если бы тов. Семенас не был коммунистом, то я бы добавил, что не только необоснованность, но также злостность с целью сеять панику и взводить на Управление АИК вину в том, что фактически не имеется, и таким образом возбуждать рабочих против государственного органа. Пробыв здесь немного, я заметил стремление рабочих (видеть) вину Управления часто там, где ее не имеется, что объясняется, видимо, тем, что подобные голословные и необоснованные обвинения и заявления сходят с рук, оставляя тяжелое чувство у людей, работающих для поднятия промышленности, не покладая рук, а в умах рабочих вселяя мысль о том, что государственная организация промышленности ничуть не лучше частной промышленности. В особенности недопустимы подобные, ни на чем не основанные заявления со стороны сознательных рабочих (членов делегатского собрания и конференции), — а тем более коммунистов. Для пользы дела, правильного развития работы и нормальных взаимоотношений рабочих с администрацией необходима решительная борьба с вредными крикунами и шептунами, к которым необходимо отнести и тов. Семенаса. Ввиду изложенного настаиваю на привлечении тов. Семенаса к профессиональной и партийной ответственности и вношу предложение о рассмотрении этого дела и вынесения осуждения поступку тов. Семенаса с доведением его до всеобщего сведения рабочих». ¹²⁴⁹

В подтверждение своих слов Котляренко прилагает к письму акт специальной комиссии, куда вошли профсоюзные и хозяйственные представители, о том, что в аиковской больнице все прекрасно. Под актом стоят подписи инспектора труда Криницына, зав. ОТЭ рудкома ВСГ Гульбе и зав. отдела труда АИК Шипмана — лица в городе более чем известные. Сколько усилий, дабы привлечь клеветника к ответственности! «Марта 13 дня 1924 года, — говорится в акте, — мы, нижеподписавшиеся, заведующий тарифно-экономическим отделом рудкома ВСГ Гульбе В. В., инспектор труда Криницын и зав. отд. труда АИК Шипман С. С. на основании постановления пленума рудкома и приказа АИК за № 16 §2 приступили к обследованию больницы Кемрудника правого берега. При осмотре были опрошены около 50% находящихся больных и те больные, которые находятся на излечении более продолжительное время, были опрошены подробно о получаемой пище, качестве таковой, своевременность выдачи, в области ухода за больными и отношение медперсонала. На основании установленного осмотром составлен настоящий акт в нижеследующем: …В кухне вывешена норма питания больных за подписью старшего врача Никитиной, копия такой при сем прилагается. Была произведена пробы пищи, которая по заключению комиссии признана вполне доброкачественной — мясной суп вполне достаточным количеством мяса, пшенная каша вареная на молоке и скоромным маслом».

Итак, создается впечатление, что больница благоденствовала. И тогда непонятны жалобы рабочих на голодуху. Неужели в больнице кормили лучше, чем могли позволить себе рабочие вне ее стен? Возможно, многим кемеровчанам хотелось бы попасть туда, коли больница — одно из лучших мест города. «По взятым предварительным справкам, — говорится в акте, — при обследовании кухни взятые сведения о норме питания, больным подается питание четыре раза в день утром в 9 часов чай и хлеб, слабо больным какао — от 12 до 1 часа дня обед, в 4 часа пополудни чай и вечером в 7 часов ужин для обще палаты мясное (жареное), а для слабых рисовая каша. Сахар выдается утром на весь день... При опросе больных оказалось, что все указанное в пункте первом продукты и предметы они получают полностью, пища хорошего качества, умело приготовлена и во вполне достаточном количестве, некоторыми заявляется, что даже остается излишек. От некоторых высказано пожелание о перемене пищи, т.е. иногда заменять пшеную кашу чем-нибудь другим… Несмотря на то, что обследование было в самое рабочее время, т.е. когда шел прием больных и в кухне не поспели убрать после приготовления обеда, порядок и чистота в кухне вполне удовлетворительны. В палатах на всех кроватях белье и постельные принадлежности в полной чистоте. Белье без срока по мере надобности. Общая чистота больницы на должной высоте. Вентиляция вполне достаточная».

Интересно сравнить эти данные с теми, что мы приводили о состоянии кемеровской больницы в начале 1930-х годов (см. книгу «Кемерово и Сталинск: панорама провинциального быта в архивных хрониках 1920-1930-х гг.»). Больница, по отзывам тогдашних партийцев из горкома, походила на свинарник и затоплялась фекалиями, которые стекались прямо в больничный барак из близлежащего колодца. Выходит, что при Рутгерсе больница была образцовой, а после его отъезда превратилась в подобие отхожего места.

«При опросе больных, — читаем далее в акте, — также было обращено внимание на уход за больными, на что все опрошенные больные давали положительные ответы с полным удовлетворением, т.е. больные пользуются полным вниманием как со стороны медперсонала, а также и со стороны обслуживающих их больничных служащих… В отношении снабжения больных медикаментами, также установлено, что никаких недостатков нет, получают таковые немедленно и в достаточном количестве. Заключение: комиссия находит, что работа в больнице поставлена на должной высоте, питание вполне удовлетворительное и достаточно. Необходимо только пищу сделать более разнообразной, т.е. вместо ежедневной нормы пшеничной каши заменить в некоторые дни другой соответствующей (гречневой или рисовой). Из числа 43 больных получают только 8 человек (вполне здоровых по внутреннему состоянию) ржаной хлеб, а поэтому комиссия высказывает пожелание, чтобы всем больным выдавался пшеничный хлеб, так как это не может отразиться на общем состоянии бюджета». ¹²⁵⁰

В пользу заместителя Рутгерса Котляренко говорили и материалы заседания особой комиссии «по состоянию больничного дела», которое собиралось 21 марта 1924 г. На заседании присутствовали член Правления АИК Котляренко, член рудкома Гульбе, доктора Никитина и Митчель, представитель страхкассы Заплаткин и организатор Вокович. Все их подписи стоят под протоколом. Перво-наперво выслушали доклад Гульбе об обследовании больницы. Из протокола: «Слушали доклад тов. Гульбе о результатах обследования больничного дела комиссией, назначенной согласно приказа № 16 и постановления рудкома. Тов. Гульбе сообщает: Произведенное комиссией обследование выявило, что больничное дело поставлено вполне удовлетворительно. Было несколько мелких второстепенного характера жалоб. Пища питательная, выдается в достаточно количестве, имеется лишь один дефект, заключающийся в том, что больным ежедневно подавалась пшеная каша и они хотели бы ее чем-либо заменить. Чистота в общем весьма удовлетворительная. Медикаменты выдаются в надлежащем порядке. Поступают от амбулаторных заявления о том, что доктор Никитина не каждый день производит амбулаторный прием в больнице, а доктор Митчель недостаточно хорошо говорит по-русски, что создает затруднения для больных. Доктор Никитина сообщает, что по существующему расписанию амбулаторного приема она принимает больных 3 дня в неделю».

В постановлении по этому вопросу первым же пунктом — сведение счетов с Семенасом. Выходит, что обследовали больницу не для достижения объективного результата, а для того, чтобы наказать неугодного крикуна. Из постановления:

- Принимая во внимание результаты работы комиссии, считать, что заявление тов. Семенас, сделанное им на делегатском собрании, не подтвердилось и, следовательно, не имело никаких оснований.

- Для устранения однообразия пищи заменять пшеную кашу гречневой кашей, овощами и др. продуктами равной питательности.

- Предложить заведующему хозяйством составлять еженедельное меня, которое должно утверждаться главным врачом больницы.

- Признать необходимым, чтобы один из врачей ежедневно находился в больнице в течение всего времени амбулаторного приема, т.е. от 10 утра до 3 часов дня.

- Предложить тов. Воковичу осмотреть ванную комнату и озаботиться исправлением цементного пола.

На заседании отмечалось, что больница Кемрудника предназначалась только для целей АИК и лечиться в ней могли исключительно работающие в АИК. Может быть, оттого больница и была более или менее сносной, что в ней приходилось лечиться колонистам. Комиссии, впрочем, такая избирательность в приеме больных не совсем нравилась. Поэтому постановили в экстренных случаях обязать медперсонал принимать в больницу на лечение «чужих»: «Признать возможным прием посторонних больных в тех случаях, когда не имеется возможности получить врачебную помощь в Щегловске или другой какой-либо больнице. Установить для таких больных плату в 1 руль золотом в сутки».

Платные медицинские услуги! А как же право на бесплатную медицинскую помощь? Выходит, — оно лишь декларировалось. Впрочем, — благоразумнее заплатить, чем лечиться в больнице образца начала 1930-х годов, которая — бесплатна, но уж лучше обходить ее стороной, дабы преждевременно не попасть на погост.

Как положительный факт комиссия отметила окончание работ на строительстве заразного барака. Члену комиссии предложили «осмотреть барак и дать указание строительному отделу об устранении отмеченных на заседании недочетов».

Одновременно обсуждается вопрос об организации небольшого филиала больницы на левом берегу во время ледохода. Иными словами — о восстановлении некогда существовавшей при химзаводе больницы, которую упразднили, превратив в фельдшерский пункт во время массовых сокращений осенью 1923 г. Постановили: «Признать целесообразным распоряжение о развертывании нескольких больничных коек на левой стороне. Предложить товарищу Воковичу и доктору Никитиной осмотреть помещение амбулатории на левой стороне и отводимого вновь там же помещения и поручить квартирному отделу привести помещение в порядок, произведя надлежащий ремонт. Запросить кооперативную столовую о питании больных во время ледохода».

В протоколе часто поминается имя Воковича. Это тот самый Винько Вокович, который в 1926 г. напишет длинную исповедь по поводу несправедливостей, с которыми он столкнулся в АИК, — дело дошло даже до ареста (см. первый том «Страниц истории города Кемерово»). Но до ареста еще два года. Пока же в 1924 г. Вокович предлагает ввести особую карточную систему для учета больных и выписки рецептов, равно и «правильного наблюдения за больными». Карточная система всем пришлась по душе — учет и контроль были на повестке дня. Постановили: «Одобрить в общем план (Воковича), предложив доктору Никитиной, Воковичу и Заплаткину окончательно выработать форму карточной системы, согласовав их с формами, требующимися органами Социального Страхования».

На том же заседании было постановлено утвердить для иностранцев такой же порядок выплаты компенсации за дни болезни по бюллетеню, как и для русских. Но раз потребовалось такое постановление — значит, до той поры выплаты из страхкассы для иностранцев и для русских были неодинаковы? Насколько они рознились — загадка. Так или иначе, комиссия постановила «признать необходимым установить единообразный порядок для американских, так и русских рабочих в отношении получения из страхкассы выплаты за время болезни». ¹²⁵¹

Рука ГПУ. — Интересно, что такой чисто внутренний аиковский вопрос, как содержание больницы, решается с привлечением профсоюза и прочих общественников, включая уком, в делопроизводстве которого и найдены выводы комиссии Котляренко. В аиковские дела вмешивались кому не лень и иногда решали сугубо производственные, а особенно кадровые, вопросы за спиною у Рутгерса. Пример: уполномоченный ОГПУ по Щегловскому уезду Беляков и уполномоченный ЭКО того же ведомства Баранов 19 марта 1924 г. совершенно секретным письмом потребовали срочного снятия с работы на химзаводе некоего Кирижи под тем предлогом, что он арестовывался ГПУ (правда, затем был выпущен). Вздорность требований очевидна. Вина не доказана, но подозрение имеется, и вот ГПУ в категоричной форме требует освободиться от «ненадежного элемента». Изумляет и другое: почему ГПУ не обращается с такими просьбами к Рутгерсу — т.е. к тому, от которого в первую голову и зависит увольнение? Почему письмо Белякова адресовано председателю рудкома ВСГ Тимощенко? Недоверие Рутгерсу? «Рабочий химзавода Кирижи Михаил, — сообщается в письме, — арестованный ГПУ 10 марта, в данное время из-под стражи освобожден, необходимо его от производства под тем или иным предлогом убрать как подозреваемого, искусственном тормозе поднятию производства химзавода». ¹²⁵²

Стало быть, считается, то ГПУ лучше Рутгерса знает, кто — «тормоз производства» и кого нужно «убрать»! Разумеется, воля Белякова была исполнена. С ГПУ не спорят. Тимощенко проставил на письме визу: «Кирижи переведен на другую работу». ГПУ удовлетворено — рудком ВСГ в лице Тимощенко с его требованиями согласился. Да и как не согласиться. Лояльность нужно демонстрировать повсеместно и выполнять поручения сверху — ГПУ или партии. Например: в те же дни, 31 марта 1924 г., бюро Щегловского укома РКП (б) постановило поручить фракции рудкома ВСК взимание членских взносов на МОПР с беспартийных рабочих. И куда было деться? Тимощенко пишет на протоколе резолюцию: «К исполнению». И попробовал бы не «исполнить» — санкции не заставили бы себя ждать. ¹²⁵³

Доверие. — Впрочем, все держалось на доверии. Сегодня ты выручишь уком, помогая ему взимать дань на МОПР, или помогаешь ГПУ снять с работы «подозрительное лицо», — а завтра ГПУ или уком, глядишь, тоже тебе чем-либо пособят. В тот же день 31 марта 1924 г. Тимощенко, например, на заседании бюро лично обращается в уком с просьбой об «освобождении Козяйкина от обязанностей секретаря ячейки для работы исключительно в шахткоме». Просьбу Тимощенко не удовлетворили, но и не отказали (и то хорошо!). Постановили так: «Принимая во внимание пожелание совещания секретарей ячеек о слиянии работы шахткомов и такая работа ведется — вопрос о товарище Козяйкине оставить открытым». ¹²⁵⁴

Что оставалось Тимощенко? Оспаривать решения укома бессмысленно. Проставил на протоколе резолюцию: «К сведению» и успокоился. Разумеется, «проколы» случались отнюдь не всегда. Например, 24 марта 1924 г. Тимощенко выступает на бюро укома с докладом «О президиуме на конференции страхкассы». И президиум укомом был утвержден (рекомендовали Гульбе, Евсеенко, Заплаткина, Белоглазова и Парфенова). И опять-таки на протоколе — виза Тимощенко: «К сведению». Будто бы Тимощенко был не ОСВЕДОМЛЕН о своем собственном докладе на укоме. ¹²⁵⁵

Виза «К сведению» проставлялась Тимощенко обычно на документах, имеющих процедурный или организационный характер. 31 марта 1924 г. Щегловский уком постановил считать днями заседаний шахткомов «по вторникам для химзавода и поверхностных рабочих и по средам для Горного отдела». И опять знакомое — «к сведению». ¹²⁵⁶

Точно такую же визу находим на протоколе укома от 24 марта 1924 г. в той его части, которая касалась создания комитета страховой кассы. Докладывал по этому вопросу Тимощенко и сам же — визировал. Комитет создали из пяти членов и двух кандидатов. Члены: Заплаткин, Кученок, Евсеенко, Селиверстов и инспектор труда (фамилия не уточнена), кандидаты: Букин, Долотов. Была еще ревизионная комиссия страхкассы: Воронов, Шермин и Филатов. ¹²⁵⁷

Получается, что Тимощенко «принимал к сведению» те протоколы, где зафиксированы его доклады либо касающиеся его прямых обязанностей по Союзу Горянков. На выписке из протокола заседания укома от 21 марта — опять «к сведению». На укоме утверждали состав президиума и мандатной комиссии райконференции Союза горняков. В президиум предложили Баранова, самого Тимощенко, Криницына, Рязанова и Селиверстова, в мандатную комиссию вошли Авдеев, Шермин и Гандурин. ¹²⁵⁸

На том же заседании избираются кандидатуры в пленум и президиум рудкома ВСГ. Тимощенко на выписке из протокола ставит неизменное: «к сведению». В члены пленума намечено провести Тимощенко, Гульбе, Криницына (президиум), Пасынкова, Фальковского, Милорадова, Отдельных, Козяйкина, Правдина (от РКСМ), Тихомирова (от ИТС) и какую-нибудь представительницу от рабочих (фамилия не установлена). Кандидатами предложили Аглиуллина, Евсеенко и Кузина. ¹²⁵⁹

Опять-таки «К сведению» — выписка из протокола заседания укома за то же 21 марта 1924 г. На этот раз она касается ревизионной комиссии рудкома. В члены комиссии предложили Рязанова, Авота, Лебедева, кандидатами — Поплаухина и Новикова. Уком, однако же, внес в предложения рудкома некоторые изменения: было предложено поменять Поплаухина и Лебедева местами — Поплаухина сделать членом, а Лебедева оставить кнадидатом. ¹²⁶⁰

И, наконец, еще две выписки, на которых рукою Тимощенко выведено неизменное «К сведению». Обе они — из протокола заседания укома от 21 марта 1924 г. Одна из них касается предложения некоего Баранова ввести Репецкого ¹²⁶¹ в состав рудкома, на что уком ответил отказом: «Ввиду того, что новый состав пленума вполне удовлетворяет, ввод тов. Репецкого считать излишним». ¹²⁶²

Вторая выписка — о кандидатах на 4-й Всероссийский съезд горнорабочих и губернский съезд профсоюзов. Уком утвердил делегатами на Всероссийский Съезд — Аглиуллина, на губернский — Кузина, Андерсона и Бутолина. ¹²⁶³

<< Назад    Далее>>

 Страница 8 из 17

[ 01 ][ 02 ][ 03 ][ 04 ][ 05 ][ 06 ][ 07 ][ 08 ][ 09 ][ 10 ][ 11 ][ 12 ][ 13 ][ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ]

Примечания Содержание

Ждем Ваших отзывов.

По оформлению и функционированию сайта

Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика