Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика

М . Кушникова , В . Тогулев .

КРАСНАЯ ГОРКА :

очерки  истории « американской» Коммуны в Щегловске , провинциальных нравов , быта и психологии 1920-1930- х гг .

( документальная версия ).

Глава вторая.

В ГОД СМЕРТИ ЛЖЕКУМИРА…

Американская индустриальная колония «Кузбасс» и Красная горка в 1924 г.

Страница 15 из 17

Колонист Богданович подмечает противоречие между докладом Рутгерса и действительностью, которая в докладе приукрашивается. аиковское руководство Богдановичу не по нраву. Возможно, именно поэтому он уже в 30-е годы работает на Кузнецкстрое: советские порядки его устраивают вполне в отличие от аиковских, где сам Рутгерс как бы не «свой» и в СССР явно не ко времени и не к месту. Из протокола: «Товарищ Богданович говорит, что по окладу строительного отдела все обстоит хорошо, на самом деле это не так, слишком много десятников и они неопытные. Сезонные рабочие никуда не годятся, они только портят, а не строят».

За всеобщее равенство выступает коммунист Поляков (тот самый, который держал свинью под кухонным столом, за что получил доской по голове от колониста Шварца). Он за то, чтобы все жили в одинаковых квартирных условиях — пусть бы каждый имел право держать у себя под столом свинью! Еще он за то, чтобы потеснить вдов и курсантов. Из протокола: «Товарищ Поляков высказывается, против системы процентных надбавок. Наценка создает любимчиков старших и из рабочего делает подхалима. Затем товарищ говорит, что на печах не хватает спецодежды. Из-за невыходов рабочих часто на печи приходится посылать резерв и последний не во что одеть. По квартирному вопросу товарищ считает необходимым всех рабочих, живущих в Щегловске, переселить в квартиры вдов и курсантов, занимающих квартиры на руднике. В первую очередь необходимо удовлетворить производственников. Нечего разводить богадельню».

И то правда: зачем богадельни, когда в каждом бараке можно завести мини свинарник. Держал бы Рутгерс у себя под обеденным столом свинью — глядишь, прислушался бы к мнению Полякова. Следующий выступающий, некто Бахватский, весьма немногословен. «Необходимо снабдить учеников фабзавкомов инструментом» — заявляет он, и на этом его речь заканчивается.

Уравнительными настроениями одержим и коммунист Шатанов. Дабы рабочие между собой не «грызлись», он предлагает отменить надбавки и всем платить поровну. Дать бы ему власть — он и Рутгерсу платил бы сколько работникам электрического отдела, которые, по признанию колониста Тучельского, на службе, в основном, безмятежно спали. «Система надбавок, — считает Шатанов, — создает склоку между рабочими. Ее нужно отменить. На коксовых печах нет точной разбивки по категориям, часто бывают случаи, когда более тяжелая работа оплачивается хуже легкой. В колдоговоре необходимо детально проработать».

Интересно понять, какую работу Шатанов считает «тяжелой», а какую — «легкой». У Рутгерса, конечно, работа «легкая», у учительницы — тоже легкая. Врачи также на работе «дурака валяют», поскольку кайлом не машут. Инженеры, явно — белоручки. А вот землекопы и лесорубы — у тех работа тяжелая. Им бы и платить больше всех. Впрочем, советская власть именно так и делала. Академик в СССР получал меньше, чем шофер, который его возил. Такая система актуальна и поныне.

На фоне выступлений, которые порочили Рутгерса, диссонансом выглядит мнение некоего безвестного Букина, который заявил, что нападки на АИК со стороны других выступающих лишены оснований: «АИК работает в трудных условиях, как, например, возьмем факт с Кольчугинским углем. Есть люди, которые хотят всячески вставить палки в колеса и нам, партийцам, нужно с этим всячески бороться. Товарищи, которые выступали ранее, часто останавливались на мелочах, но эти мелочи порождают крупные недоразумения и АИК должен это учесть. Товарищ Компанеец высказывался, что ферма ложится непроизводительным расходом на предприятие. Это неправда: ферма не –превысила своих кредитов, а в скором времени она окупит себя. Наценки, по-моему, в принципе правильны, но они имеют свои недостатки, которые необходимо изжить. Так или иначе, они лучше сдельщины».

Таким образом, Букин — против того, чтобы разбираться в частностях. Важно увидеть главное — чем именно АИК прельстительнее, в том числе и для рабочих, по сравнению с другими рудниками. Увы, выступавшие, похоже, друг друга не слышали. Следующий оратор, некто Пасынков ругает Рутгерса именно по мелочи — в бане, де, нет хорошей сушилки для проветривания белья («кто про что — а вшивый про баню»). Из протокола: «Пасынков говорит о необходимости устроить на Центральной бане сушилку для белья. Выходя из шахты, рабочие сдают мокрую одежду, а приходя снова на смену, получают такое же мокрое. От этого терпит убыток АИК, т. к. гниет одежда и рабочие болеют. Проектируемые вентиляторы для этого не годны, сюда нужно паровое отопление. Затем товарищ говорит о том, что лес для крепей сырой и не годится для работы. Таким лесом только в 20 году крепили».

В самом деле, вопрос колоссальной важности: что лучше — батареи парового отопления, или вентиляторы! Очевидно, наскоки по пустякам начинают раздражать собравшуюся публику. Нет-нет, а раздаются голоса в защиту Рутгерса. Колонист Богданович берет слово во второй раз. Он удручен наскоками на американцев и встает на их защиту: «Некоторые товарищи говорят, что врубовые машины негодны для работы. Это не так. Когда мы перейдем на Волковский пласт, где уклон около 20 градусов, эти машины будут очень хороши. Здесь были нарекания на то, что сожгли динамит. При покупке динамита присутствовала комиссия, так что в негодности Управление не виновато. То же, что его спалили, очень хорошо, так как при работе могли бы быть несчастные случаи. Некоторые товарищи говорят, что лучшие квартиры предоставляются американцам. Во-первых, это далеко не так, а во-вторых вы забыли годы, когда американцы здесь зимой жили в палатках».

Однако в палатках жили отнюдь не все американцы. Первая их «волна» — жила. Им было невыразимо труднее, и уже поэтому колонисты разделились как бы на две партии: тех, кто успел пожить в палатках, и тех, кто не знал, что значит в Сибири спать в брезентовом мешке. Условно они делились на «трудяг», которые не боялись трудностей быта и «плохой» низкооплачиваемой и неквалифицированной, работы, и — «белоручек», привыкших работать в кабинетах, а для вдохновения на письменный стол даже ставили цветы. Намечался раскол, который подметил следующий выступающий — Семенас. Мира в АИКе не было — это главный вывод, который возникает после ознакомления с его речью: «Товарищ Семенас говорит, что шахта достигла довоенной нормы, а строители — нет, несмотря на то, что условия у них более благоприятные. Строительный отдел плох: часто рабочие сидят без дела только потому, что у них нет материала. На лесном складе много заведующих, но нет порядка. Рабочие часто не знают, что им делать. Товарищ замечал и такую несправедливость: один американец копал яму и пришел старший, тоже американец, и первый ему заявил, что он из Америки приехал не землю копать. На следующий день он был назначен старшим, причем данного ему дела совершенно не знал. Мы все только и кричим: ближе к производству, а на самом деле далеки от него. Надо подтянуться. Рабочий в шахте бьется, толку не добьется, если другие цехи не помогут. Далее товарищ говорит о том, что ферма приносит вред производству, так как отнимает нужные средства России, как, например, на ферму взяли лошадей, когда нужно было возить лес для шахты, хорошо, что выручили автомобили. Одной из крупных ошибок Управления АИК было то, что в прошлом году горняков оставили, а строителей рассчитали и поэтому нынешнее лето мы остались без плотников».

Колонист Струйк продолжает тему раздора и склок внутри колонии. Говорит он по-английски, Корнблит переводит. Однако, в целом, он настроен оптимистично — точно так же, впрочем, как и Корнблит с Рутгерсом. Он признает недостатки и упущения Правления АИК, но не считает их принципиальными. «Я, — заявляет Струйк, — думаю, что два года уже достаточно для того, чтобы прекратить эти ничего не дающие разговоры о пресловутом пароме. До сих пор говорили, что негодна конструкция, сегодня же я удостоился чести признания, что конструкция хороша, нехорошо выбрано только место. Но, товарищи, я сам знаю, что конструкция действительно не годится так же, как не годится и место. Что касается места, то его выбрали не мы, а нам его дали сверху, так как там, где говорит товарищ Арнольд, строить его было нельзя. Далее товарищ касается истории постройки парома: в то время, когда в срочном порядке, во что бы то ни стало, нужно было построить переправу, решили сконструировать паром, план составляли все, но так как все делали наспех, он был неудачен. В этом году товарищ Барс берет новый план, но строитель товарищ Арнольд отказался перестраивать паром. На этот поступок я обращаю ваше внимание как на недисциплинированость члена партии. Все же я думаю, что паром удастся переделать и ходить он будет. По-моему, конференция должна носить инструктивный характер, но не заниматься такими мелочами, это по меньшей мере недостойно коммунистов».

О том, что «достойно» и что «недостойно» коммунистам лучше всего, конечно, судить по следующей речи. Секретарь укома Черных — самый главный коммунист в уезде. Уж он-то, казалось бы, олицетворяет верх принципиальности и объективности. И что же? Сцепился на глазах у всех с Тимощенко и прилюдно стал сводить с ним счеты, указывая на его промахи и желание сорвать производственный план Рутгерса. Впрочем, его выступление едва ли не самое пристойное и взвешенное. Из протокола: «Товарищ Черных говорит, что один из наших недостатков это то, что мы все-таки далеки от производства в его целом. А отсюда проистекает отсутствие объективности, критики в суждениях и отсутствия знания дела. Мы не изучаем производства, мы видим только, что делается у нас под носом и потому часто останавливаемся только на мелочах, как, например, товарищ Аглиуллин говорил, что сделанная ошибка в том, что в один барак поселили одну национальность, по-моему, это совсем не так, стремление одной национальности сплачиваться и жить вместе вполне естественно и объяснимо, их объединяют общие интересы, общий язык и общий уклад жизни, так что в этом нет никакой ошибки. Здесь товарищ Тимощенко говорил, что нам не следует расширять производство, так как некуда будет поместить рабочих, я же думаю, что наоборот производство нужно расширять, ибо будет вторая батарея печей, кроме того, я думаю, лучше взять рабочего и не дать ему сразу квартиры, чем оставлять его в рядах безработных. Заканчивая свое слово, товарищ говорит, что если мы пойдем (по этому) пути в производстве, то тогда только выполним ту задачу, которую ставит перед нами партия".

Очевидно, выступлением Черных помянутый им Аглиуллин оказался задетым за живое. Потому что он тут же вторично берет слово. И опять — в который раз: квартиры между американцами и русскими распределены несправедливо. И, стало быть, к Рутгерсу непременно надо подселить пяток-другой щегловских работяг. Возможно, такое настроение возникло у Аглиуллина потому, что Рутгерс наделил его недостаточно просторными аппартаментами. «Мы, — сообщает Аглиуллин, — сюда пришли не хвалить друг друга, а выяснять наши недостатки, хвалить мы Правление не будем, а если мы по тому или иному вопросу молчим, то пусть Управление знает, что в этой области у них все благополучно. Далее товарищ еще раз останавливается на неправильном распределении квартир между русскими и американцами».

Наконец, все выговорились. Заключительное слово предоставили Бронке Корнблит. Не в пример прениям, оно было выдержано в оптимистическом и бодром духе. Русские — мрачный народ. Все выступающие только и делали, что брюзжали и, что называется, «брызгали слюной». Европейцы относились к жизни проще. Не все так плохо, как кажется на первый взгляд. «Прежде всего, — сказала Бронка, — остановлюсь на важнейшем. По некоторым указаниям, сделанным вчера на конференции, Управлением уже приняты некоторые меры. Дальше товарищ Корнблит возражает Компанейцу в вопросе о применении машин, приводит факты. Машиной приходится (добывать) до 300 футов по углю, ручным способом 50-70 футов. Стоимость машины выражается в 5000 рублей, заменяя рабочих в 4 раза, она вполне оправдывает себя. Дальше о применении цементной машины, которая стоит только 300 рублей, говорить много не приходится, ибо она, безусловно, принесет нам колоссальную пользу. Нельзя строить свое суждение так, чтобы отказываться от введения машин. Если товарищи указывают на неудачные машины паром-самолет, то почему же никто не обратил внимания на остальные машины, число которых доходит до 100 и которые введены удачно».

Корнблит весьма прозорливо подметила, что русские стараются видеть только недостатки. 99 машин, приносящих пользу — не заметить, зато одну, неудачно сконструированную, поставить в вину Правлению и обвинить его в разбазаривании всего и вся. (Думается, агрессия и злоба отнюдь не выветрилась из русских рабочих со времен гражданской войны, когда резвые партизаны, наливаясь злобой на «богачей», грабили, насиловали и убивали.) Корнблит отвечает и на другие обвинения, которыми осыпали Рутгерса в прениях: «О ферме. Ферма нисколько не влияет на повышение цен на уголь и от нее отказываться нельзя, потому что как экономически, а так же и политически, ферма имеет колоссальное значение. Там имеются свои заведывающие, которые за (это) отвечают. Тов. Рутгерс только является как контроль, потом исторически эта ферма была необходима, потому что когда мы приехали, нам сразу же нужно было подумать о том, как доставать продовольствие, ибо могло получиться так, что отсутствие продовольствия нарушило бы производственный план. Об ученичестве. Много говорилось и мы также много предпринимали по этому вопросу, но до сих пор нам не дали хороших учителей, а без последних ничего нельзя сделать, кроме того, подростков так много, что не хватает станков. О спецодежде. Задавалось много вопросов и много говорилось и некоторые товарищи высказали удивление, после того, как привела ряд цифр, куда расходуется спецодежда. Те трудности, с которыми мы встречаемся по добыче спецодежды, чрезвычайно мешают правильно и планомерно удовлетворить всех. О лесозаготовке. Было предположение, что заготовлено сухого леса хватит до июня, а там будет сырой. Управлением АИК был заключен договор с Сиблесом на 30.000 рублей, но они не доставили лес в силу омеления реки — причины недоставки леса не зависят от нас».

Таким образом, Корнблит «с чувством, с толком, с расстановкой» парирует все нападки на Правление, прозвучавшие в прениях. Наши местные критиканы подмечали непорядки, но не знали причин, по которым таковые происходили. Создавалось впечатление, что Рутгерс как бы задался целью испортить жизнь щегловчанам. В причины же никто не вникал — для этого нужен особый, ассоциативный, склад мышления, которым не владел рядовой рабочий. Поэтому аргументы, высказанные в заключительном слове Бронки Корнблит, парировать, в общем-то, было нечем. Завершает свою речь Корнблит разъяснениями по квартирному вопросу, а также по некой «инженерно-технической секции», которую Корнблит считает никуда не годной: по одиночке инженеры работают результативнее, чем скопом. «Квартирный вопрос, — заявляет Корнблит, — (якобы) американцам дают лучшие квартиры, чем русским, это не совсем так, и кроме того, нужно учесть те условия, из которых приехали колонисты. Когда мы приехали, то нам пришлось сидеть около двух годов в лачугах, поэтому если сейчас и дают квартиры американцам, то это продиктовано тем, что колонисты благодаря скверным квартирным условиям уезжают отсюда, заявляя, что мы не можем жить при таких скверных условиях (это было установлено анкетой, которую мы давали заполнить колонистам). Но если улучшают положение в квартирном вопросе колонистов, ухудшилось ли положение русских от этого? Нет. Потом, колонистов всего 250 человек, из них более 100 человек холостых и живут в коммунальном доме, для остальных же не так-то много нужно жилых помещений. По ИТС — всеми великими специалистами признана ни к черту не годной. По одиночке каждый работает хорошо, а в объединении в ИТС работать не могут».

После заключительного слова Корнблит приняли резолюцию. Она была довольно-таки нейтральной и вряд ли могла кого-нибудь к чему-нибудь обязывать. Ничего конкретного она не содержала. Общие слова — такие же, как и во всех прочих резолюциях, принимаемых партией или профсоюзами. Забавен ее тон — конференция УКАЗЫВАЕТ Рутгерсу на то, что нужно сделать то-то и то-то, но совершенно непонятно, в какие сроки и в каком объеме. В резолюции сказано:

- Заслушав доклад о деятельности Правления АИК и подробно обсудив его, Первая Партийная Производственная Конференция констатирует ряд достижений, достигнутых АИКом, как то: повышение производительности, повышение зарплаты, и т.д. Работу в целом конференция признала плодотворной и с особенным удовлетворением констатирует постепенный перевод всей промышленности на электроэнергию, тем самым развивая и расширяя все наше производство и в то же время укрепляя наше пролетарское государство. Кроме этого, Конференция считает необходимым Правлению АИК сделать ряд указаний на отдельные моменты в работе для того, чтобы в дальнейшем наше производство развивалось еще более интенсивнее.

- Учитывая громадную нужду в хорошо квалифицированных рабочих в области строительства, конференция считает нужным указать Правлению, чтобы оно приняло срочные меры к упорядочению аппарата в Строительном Отделе.

- Существующая система оплаты труда в виде нагрузок создает иногда конфликты между рабочими и администрацией, Конференция считает необходимым перейти на способ сдельных и аккордных работ на новых постройках и на предметы массового изготовления, в тех же работах, кои трудно поддаются индивидуальному учету, Управлению АИК совместно с рудкомом необходимо уточнить оплату труда.

- Высказавшиеся товарищи за ликвидацию сельскохозяйственной фермы, мотивируя тем, что она отвлекает внимание от непосредственной работы на химзаводе и Кемруднике, впали в ошибку и конференция считает такой взгляд неправильным. Учитывая важность фермы как с точки зрения экономической, а также и политической, конференция высказывается за то, чтобы Правление продолжало дело фермы и развивало его дальше, вводя лучшие культурные методы обработки полей, разведя племенной скот и т.д.

- Принимая во внимание, что жилищные условия все же недостаточно удовлетворяют нужды рудника, усилить меры для дальнейшей постройки жилых помещений.

- Считаясь с большим запросом масс в области культурно-просветительной работы, конференция считает необходимым поставить вопрос о постройке нардома в ударном порядке и закончить постройку последнего в самый кратчайший срок.

- Имея в настоящее время большое количество подростков, для которых необходимы фабзавучи, конференция высказывается за принятие всех мер к улучшению таких школ, для чего Правлению при содействии других заинтересованных организаций этот вопрос надлежит разрешить к началу учебного сезона.

- Управлению АИК заготовку годного леса в дальнейшем рекомендовать производить не только хозяйственным способом, но и сдавать в подряды, для того, чтобы избежать таких перебоев в доставке леса, какие мы имеем сейчас.

На этом обсуждение аиковских дел закончилось. Вторым пунктом повестки значился доклад председателя рудкома ВСГ Тимощенки. Тимощенко — враг Рутгерса. Настолько — что открыто на этой же конференции, как мы помним, выступил против расширения производственной программы АИКа на 1925 год. К счастью, Тимощенко еще не имел достаточного веса и опыта, и его доклад выглядел менее впечатляюще, чем у Рутгерса и Корнблит. И по размеру он был незначительный, и прений почти никаких не вызвал. «За истекшее время, — начал свой доклад Тимощенко, — работа рудкома в своих 70% проходила по разрешению вопросов тарифно-экономических и по охране труда, кстати сказать, на вопрос о наценке в принципе рудком смотрит отрицательно. Кроме того, рудкомом разрешен ряд других культурно-просветительных вопросов. Затем докладчик останавливается на организации института делегатов. Работа института делегатов выразилась в проведении Союзной работы среди широких масс и в проявлении активного участия в общегосударственной культурной работе, то есть по проведению различных кампаний. Из всех членов Союза вовлечено в институт 155 человек делегатов, что составляет 7% общего числа, из них партийцев 78 человек, РКСМ 7 человек, мужчин 147 и женщин 8. Институт был разбит на три секции: культурно-просветительная, по охране труда и тарифно-экономическая, первые две из-за недостатка руководителей и времени были нежизненны, на работе же последней, тарифно-экономической, докладчик останавливается подробно».

Ну кому могло быть интересно, сколько именно комсомольцев вошло в «институт делегатов»? Потому что — сколько бы ни вошло, все равно «делегаты» будут плясать под дуду укома. Тимощенко читает свой начетнический бюрократический докладец, ничуть не заботясь о том, интересен ли он собравшимся. «Организовано, — продолжает отчитываться Тимощенко, — 4 шахтовых комитета по 5 человек в каждом, из них 4 партийных и 1 беспартийный. Результаты работ шахтовых комитетов, безусловно, положительные, ими проделана порядочная работа. Лучший из комитетов был на химзаводе. Кроме того, на шахтах были организованы Красные уголки, чем предполагается приблизить рабочую массу к своим шахткомам. После этого докладчик приводит статистические данные о членах Союза: в апреле с.г. было 2230, в июне 2450, членов ОДВФ в апреле 779, в июне 822, кассы взаимопомощи в апреле 976, в июне 1110, членских взносов в апреле 1490, в июне 1310 руб. В общем можно считать, что членские взносы 89% вносят аккуратно. Рудком имеет следующие фонды: особый 1180, культурный 1149, оборотный 3085, взаимопомощи 56 руб.»

В общем, доклад Тимощенки напоминал скорее бухгалтерский отчет, калькуляцию или отчет по труду. Никаких выводов, никаких спорных моментов. Голое перечисление цифр. Очевидно, Тимощенко думал, что чем больше названо цифр, тем важнее и авторитетнее докладчик. В докладе Тимощенки выделяются небольшие подзаголовочки: «РАБОТА СРЕДИ НАЦМЕН: Работу среди нацмен нельзя назвать блестящей, т.к. для этой работы требуется инструктор, оплачивать которого рудкому не на что, кроме того, нет нужных людей. За отчетный период была организована одна школа Ликнеграмотности среди татар, выпустившая 63 чел. Налажена также доставка литературы на других языках. РАБОТА СРЕДИ МОЛОДЕЖИ: Этой работой ведает инструктор, выделенный рудкомом. За отчетный период провели ряд цеховых собраний, на которых были разрешены ряд производственных и других вопросов. Докладчик отмечает рост безработицы среди подростков в апреле 156 чел., в мае 47, в июне 71, в июле 109. РАБОТА СРЕДИ ЖЕНЩИН: Специального инструктора по работе среди женщин не имеется. В общем порядке к союзной работе привлечены двое в шахткомах и 8 делегаток. Большинство женщин в производстве заняты черной работой или же служат в Конторе. Еще недавно выступление женщин на собраниях было большой редкостью, теперь же они выступают в 20% из всех высказавшихся».

Как видно, Тимощенко старался придать всему сказанному как можно больше важности. Спесь — черта морального облика советского чиновника. Многим памятны подобные партийные чины из недавнего прошлого, которые от самомнения заходились в приступе самолюбования (а уж если имели степень или звание — и подавно). Легко представить напыщенного Тимощенку, который со значительным видом перечисляет с трибуны цифру за цифрой: «КЛУБНАЯ РАБОТА: Вся культурная работа проводится в двух клубах, находящихся на обоих берегах и имеющих 330 человек членов. При клубах имеются различные кружки, как то: художественный, физический, драматический, стенная газета и т.д. Членство добровольное. Большим недостатком в клубной работе является недостаток помещений. ЛИКВИДАЦИЯ НЕГРАМОТНОСТИ: За истекший период учет неграмотных производился три раза, на 1 октября 1923 г. — 480 человек, на 1 февраля 1924 г. — 440 человек, и на 1 июня с.г. — 550 человек. Увеличение числа неграмотных, несмотря на проводимые кампании, объясняется тем, что состав рабочих непостоянный, особенно за последнее время. Силами студентов за истекший период это число было уменьшено почти втрое. Кроме школ ликвидации неграмотности имеются кружки повышенного типа, где также работают студенты. Школ фабзавуча имеется 2 с количеством 118 человек, из 92 мальчика и 26 девочек. 106 учеников находится в производстве, посещаемость 90%, программа выполнена на 80%. Дальше докладчик останавливается на вопросах тарифных. Несмотря на целый ряд мер со стороны рудкома к тому, чтобы изменить своеобразную систему надбавок, последние еще существуют. С нового операционного года мы надеемся установить более твердые тарифы, переходя, в частности, на сдельщину и тем самым устраним недоразумения, возникающие из-за надбавки».

На этом доклад Тимощенки закончился. Вряд ли он произвел впечатление на присутствующих. «Под занавес» он зачем-то сообщил собравшимся, что «процент реализации зарплаты в кооперативе» равен 81, а количество рабочих членов ЦРК в октябре — 52%, в ноябре 55%, в декабре 63%, если вести отсчет от января 1924 г. (100%). Трудно сказать, зачем эти данные нужны были присутствующим и каким образом они отражали работу рудкома ВСГ, чему, собственно, и посвящен был доклад. И уж вовсе непонятно, зачем он к докладу приложил таблицу, в которой отражался средний заработок за поденную работу. Мало того, что существенных изменений такового не происходили, совершенно необъяснимо, зачем Тимощенке выпячивать статистику, которая не подчеркивает каких-либо плюсов в работе рудкома. Наверное, Тимощенко был просто неумен, раз не умел выгодно подать свои мнимые и действительные заслуги. Впрочем, возможно, читатель обнаружит в прилагаемой таблице данные, которые говорят в пользу Тимощенки (хотя мы таковых не заметили), поэтому приводим ее полностью.

Далее, после доклада и маленького приложения к нему в виде странной таблицы, последовали вопросы. Вопросы протоколист разделил на «важные» и «неважные». «Неважные» не протоколировались и ответы на них не фиксировались. «Важных» же было всего пять. Ответы на «важные вопросы» были так односложны, а потому и забавны, что не привести их текст мы не можем. Какова же их «важность», если она подразумевает столь односложные ответы?

Культурой речи Тимощенко явно не владел. Аргументировать ответы не мог и не умел. Доклад читал явно по бумажке (столько цифр упомнить невозможно!). Прения по докладу оказались такими же «аморфными», как и сам доклад. Первой выступила некая Завьялова: «Товарищ Завьялова, выступая по докладу рудкома, указывает, что профработа среди женщин ведется весьма слабо. Выделенный же профорганизатор по работе среди женщин тов. Чухманов числился только на бумаге, но фактически работы никакой не велось. Дальше товарищ Завьялова останавливается на вопросе привлечения женщин, особенно девушек, к ремесленному труду, как то: столярному и т.д.».

Коммунист Грунт (или коммунистка Грунт?) сообщает, что техническую неграмотность ликвидируют в Кемерове плохо. Подумалось: кто хочет — тот просветится. По заказу же «ликвидировать неграмотность» невозможно: нужно желание, время и особый склад ума, который не подогнать ни под какие графики ликвидации «технической неграмотности». Грунт, похоже, этого не понимает. Она думает, что безграмотный Тимощенко, возглавляющий рудком ВСГ, может кого-нибудь «просветить». Из протокола: «Товарищ Грунт останавливается на ликвидации технической неграмотности, указывая, что последняя поставлена неправильно, не могут заинтересовать слушателей, результатом чего — плохое посещение».

Оказывается, «слушателей» нужно еще убеждать в полезности ликвидации прирожденной или благоприобретенной тупости. Похоже, что невежество в Щегловске в особой моде. Разумеется, в отчетах рудкома все выглядело как раз наоборот. Например, по докладу Тимощенки взял слово некто Иваничкин и стал доказывать, что культработа в рудкоме стоит на высоте. Вот только непонятно, почему в Щегловске в те поры так процветали хамство и невежество? У Иваничкина и на этот вопрос готов ответ: население, де, «несерьезно относится к занятиям», организованным рудкомом. Из протокола: «Иваничкин останавливается на вопросе культработы, говоря, что культработа идет неважно, но если мы возьмем культработу в общем масштабе, какая сейчас проделывается здесь, то для Вас будет до некоторой степени неожиданно. У нас в настоящее время культработа развернута в широком масштабе. Организовано до 13 кружков Ленинского призыва, в которые вовлечено примерно до 170 человек вместе с колонистами, около этого же числа кружков по ликвидации технической неграмотности, вовлечено до 200 человек. Организованы Красные уголки в 4 местах и в скоро времени будут созданы еще, кроме того, существуют кружки Рабкоров, два кружка по изучению профдвижения, стенная газета (рукописная) и т.д. Работы начато много, но если не примут активного участия в этой работе сами массы рабочих и работниц, то результаты всей начатой работы будут неважные. Здесь обвиняют рудком, что он слабо ведет работу на культурном фронте, с одной стороны да, но с другой стороны рабочие и работницы сами виноваты в том, что несерьезно относятся к занятиям, не посещают кружки и т.д.».

Истлентьев (партфункционер) опровергает заявление Тимощенки, что у рудкома отношения с АИКом «хорошие». Забегая вперед, скажем: если иметь в виду следующий, 1925-й, год, то по сравнению с ним отношение профсоюзов к Рутгерсу в 1924-м году действительно покажется ангельски доброжелательным. Профсоюзы еще не опустились до прямой травли Правления АИКа. Все это только предстоит. Однако любви к Рутгерсу у Тимощенки действительно не было (доказательства уже приводились). Речь Истлентьева: «Несмотря на то, что тов. Тимощенко говорил о хороших отношениях с АИКом, я думаю, обстоит не совсем так, как, например, по вопросам о квалификации, что касается профработы, как, например, среди женщин и в нардомах, то такой по моему мнению, не ведется».

Коммунист Корниенко ставит Тимощенке в укор, что учащиеся школ Щегловска «страшно распущены», и предлагает укрепить школы «мужчинами-педагогами». То есть укрепить дисциплину. Удивляет, как в СССР, с его почти палочной дисциплиной и системой принуждения, находятся сторонники еще и дальнейшего «укрепления порядка». Страна превращалась в монолитную армию, с казарменными отношениями, которые начинали насаждаться чуть ли не с детского сада. Речь Корниенко: «Рудкому необходимо обратить внимание на нашу учащуюся молодежь, последняя страшно распущена. Туда нужно поставить мужчин-педагогов, которые и смогли бы взять учеников в руки. Вообще рудкому необходимо заглянуть в школы. В области охраны труда нельзя сказать, что ничего не делается, товарищам нужно не забывать, что наше предприятие молодое и сразу всего достигнуть нельзя»

В протоколе также зафиксировано выступление коммуниста Букина. Он подключается к спору, какая система оплаты лучше — сдельная или с надбавочными процентами. Иными словами — щегловские общественники дискутируют об изменениях, проводимых Рутгерсом в оплате труда рабочих. Вместо того, чтобы безоговорочно подчиняться приказам Рутгерса, рабочие рассуждают, хорошие они или плохие. Из протокола: «Тов. Букин защищает систему процентных надбавок. По его мнению, сдельщина для рабочего совсем не лучше, и конфликты эта система не устранит».

На этом запись прений в протоколе обрывается. Имеется, правда, небольшая оговорка, что «кроме указанных выше товарищей выступало еще ряд ораторов, останавливающихся на деталях работы рудкома», но речи их не протоколировались. После прений следовало заключительное слово Тимощенки, и оно выглядит столь же беспомощно, как и его доклад: «В заключительном слове товарищ Тимощенко останавливается главным образом на вопросе о тарифах, указывая, что последние нужно упорядочить как можно скорее. Нужно переходить на сдельную работу и только тогда нам удастся отменить процентную надбавку. Сейчас же процентную надбавку отменять нет никакого смысла, т.к. рабочие процентной надбавкой так или иначе заинтересованы. По работе среди женщин — правда, работа среди женщин поставлена слабо, на это уже указывали и товарищи работницы, но нужно и самим товарищам женщинам проявлять больше активности, так как работа среди них все-таки ведется, но они относятся к ней не с должным вниманием. Клубная работа точно также как и работа женщин неудовлетворительна, но тут есть причина уважительная — нет помещения, а в этом сарае (показывает на Нардом) много не поработаешь, когда будет построен новый Нардом, тогда будем налаживать клубную работу. По отношению клубной работы еще можно указать на то, что товарищи рабочие не научились ценить до сих пор важность тех кружков, которые создаются, они до сих пор продолжают смотреть на эти кружки спустя рукава, почему и не стремятся их посещать».

Резолюция по докладу Тимощенки выглядела еще аморфнее, чем сам доклад. Она содержала настолько общие и расплывчатые формулировки, что могла быть вовсе не принята во внимание, ибо никого ни к чему не обязывала. «После целого ряда вопросов, — говорится в ней, — и прений по докладу рудкома ВСГ, конференция постановила работу в целом считать удовлетворительной и в принципе постановку дела считать правильной. Кроме того, конференция считает необходимым ускорить организацию производственных совещаний, что рудкому необходимо проделать в самый кратчайший срок, и кроме того необходимо рудкому обратить самое серьезное внимание на культурно-просветительную работу, на работу среди женщин, молодежи и нацмен, т.к. в целом вся эта работа до сих пор проводилась слабо».

После принятия резолюции по докладу ВСГ приступили к третьему пункту повестки дня — докладу секретаря укома Черных «Об итогах работы производственных ячеек в области содействия производству». Доклад Черных был еще более расплывчатый, чем у Тимощенки. Тимощенко хоть цифры какие-никакие называл, а у Черных — сплошной словопоток про «авангард», «массы», «воспитание ленинского призыва»: «Товарищ Черных, ввиду недостатка времени, конференция затянулась, останавливается на главных моментах своего доклада с указанием основных задач. Для того, чтобы партия была действительно авангардом, для этого все наши члены партии должны быть в первую очередь знакомы не только с политикой, но и с работой. Нужно выдвигать более способных товарищей для участия в разрешении хозяйственных вопросов. В области вовлечения масс в производство у нас все-таки сделано мало. Для того, чтобы правильно учесть работу, хотя бы хозяйственника, нужно иметь определенную сумму знаний, этого мы должны добиваться во что бы то ни стало. Наша партия много сделала в области вовлечения масс в политическую жизнь, теперь перед нашей партией стоит задача вовлечь массы в производство. Мы должны поставить во главу угла нашей работы коллективное разрешение тех или иных вопросов. Перед нашими ячейками в настоящий момент является задачей помочь в работе хозяйственникам. Особенно работа должна быть поставлена серьезнее, когда мы воспитываем Ленинский призыв, нужно им привить и большевистскую дисциплину и тактику и все принципы нашей большевистской партии. Нужно воспитывать не только политкружками, но и непосредственной работой».

«Работа должна быть поставлена серьезнее, когда мы воспитываем», «Мы должны поставить во главу угла нашей работы разрешение тех или иных вопросов» — типичное партийное голословие. Стиль доклада Черных напоминает скорее первомайские лозунги. Неудивительно, что конспект речи Черных оказался таким коротким: конспектировать пустые слова — задача неблагодарная. Очевидно, столь же пустыми были и последовавшие за докладом вопросы, на которые Черных, конечно, отвечал, но записи ответов и вопросов не сохранилось. В прениях выступило 7 человек. Первым взял слово колонист Арнольд. Смысл его речи — «работать, работать и еще раз работать»: «Арнольд, беря слово по докладу, указал, что мы должны бороться с расхищением рабочих часов (просиживание за курением и т.д.) и добиваться правильного распределения рабочей силы».

Возможно, речь у Арнольда была поподробнее, и вывод, записанный в протоколе с его слов, как-то аргументировался, но протоколист очень спешил или просто ленился, поэтому запись выглядит невразумительно. То же самое нужно сказать о следующем выступлении некоего Тропина: «Тропин останавливается на том, что мало обращено внимания на механическую ячейку, которая в настоящее время находится в жалком состоянии».

Если посмотреть регламент конференции, то выступлениям по докладу отводилось 15 минут. Если речь Тропина была по времени именно такой, то как же она уложилась в две скупые строчки? Впрочем, следующему оратору, коммунисту Кампанейцу, повезло больше: в протоколе его речи отводится в два раза больше места, то есть целых шесть строк»: «Тов. Кампанеец останавливается на вопросе о выдвижении. Предлагает выдвигать лиц, знающих уже практическую работу и кроме того указывает на более легкое проведение в жизнь вопроса о вовлечении рабочих масс в производство там, где администрацией являются партийные товарищи. По отношению Ленинского призыва тов. Кампанеец предлагает в первую очередь дать политобразование».

Коммунист Кузин из доклада своего главного партийного начальника вынес только один вывод — нужно чаще собираться. «Собираться» можно было по-разному. В документах не отражено, как партийные чины «собирались», выпивали и «чокались». Самое приятное «собрание» — на банкетах; правда, они войдут в особую моду много позже. В 1924 году, впрочем, тоже «собирались» (вспомним, как знаменитый Василий Отдельнов «глушил» пиво с динамитом вместе с прочими спецами). Но Кузин, конечно, настроен на собрания иного рода: «Товарищ Кузин останавливается на том, чтобы необходимо в будущем иногда собираться всем секретарям ячеек для большей увязки всей партийной работы».

Колонист Богданович хвалит секретаря укома за «дельный доклад». Что очень и очень удивляет. Либо Богданович был лицемером и льстецом (и именно поэтому прижился в СССР и работал в 30-е годы на Кузнецкстрое), либо запись выступления Черных была протоколистом сильно «оглуплена», ибо ничего, кроме газетных фраз, в протокольной записи выступления Черных не содержалось. Возможно так же, что Богданович просто иронизирует, прекрасно понимая, в какой пустой роли находится его партийный наставник и учитель. Из протокола: «Богданович предлагает чаще делать такие дельные доклады, как настоящий доклад товарища Черных».

Возможна, впрочем, иная версия: протоколист, дабы польстить Черных, вставляет свои комплименты в речь (а точнее, вместо речи!) Богдановича. Нравы были простые… Череду пустословий, зафиксированных протоколами, продолжает выступление Аглиуллина. Он заявляет, что «надо помогать хозяйственникам». Как и в чем помогать — не сказано. Из протокола: «Аглиуллин говорит, что мы в первую очередь должны помогать своим товарищам хозяйственникам, не надеясь на то, что, де, он выделен и потому все сделает».

Затем предоставили слово партфункционеру Истлентьеву. В протоколе ему отведено даже больше места, чем заключительному слову докладчика. Как уже догадался читатель, Истлентьев тоже говорит «ни о чем» — лишь бы говорить. Итак, словесный поток Истлентьева: «Истлентьев высказывается за слова товарища Аглиуллина и указывает на необходимость всем старшим товарищам по партии втягивать в работу товарищей Ленинского призыва. Сегодняшняя конференция должна поставить задачей проводить не только такие производственные конференции, как данная, которая касается всего нашего производства в целом, но нужно проводить и цеховые производственные совещания и только тогда мы скорее научимся правильно работать. Разбирая работу на данной конференции всего нашего производства в целом, мы критикуем и указываем старшим товарищам из администрации, в дальнейшем мы должны, собирая цеховые производственные конференции, критиковать и указывать, а тем самым и помогать нашим товарищам хозяйственникам, которые работают в меньшем масштабе производства и только тогда мы добьемся положительных результатов».

И, наконец, заключительное слово Черных — последнее на конференции. «Словопоток продолжается!» — воскликнет читатель и будет прав. «Наши ПРЕНИИ (так в документе, — авт.), — говорит Черных, изобретая новое слово, — в большинстве своем затрагивали вопросы организационные. Здесь товарищи говорили о том, что уком не бывает на производстве, но производство настолько большое, что уком фактически не мог бы побывать всюду, да и это лишнее, а задача укома поставить ячейки так, чтобы уком был в полной осведомленности о производстве. Некоторые отрасли работы у нас слабы, но это по той причине, что мы не можем иметь достаточное количество работников, их нечем оплатить. В частности, мы не можем иметь платных секретарей. Конференции раньше созвать было нельзя и наша конференция вообще первая в Томской губернии. Что касается производственных кружков, то их должен создавать не уком и не профорганы, а ячейки».

Завершается конференция принятием резолюции по докладу Черных в два часа ночи, после чего все собравшиеся запели «Интернационал». Полагаем, что переполошенный пением толпы коммунистов район, в котором находился клуб, тихонько «благословлял» специалистов по партийной демагогии, — точно так же, как профессор Преображенский из «Собачьего Сердца» — певунов из домоуправления во главе со Швондером.

В резолюции по докладу Черных сказано: «Первая Партийная производственная конференция АИК Кузбасса, заслушав доклад товарища Черных о привлечении ячеек и фабрично-заводских комитетов к участию в производственной работе предприятий, и после обсуждения этого доклада Конференция констатирует некоторый успех работы производственных ячеек в основной их задаче вовлечения рабочих в политическую жизнь страны и в ряды партии и вместе с тем считает, что участие ячеек в производственной работе не имеет еще систематического строго планового характера».

Искусный составитель резолюции («успехи имеются, но…») выделяет далее четыре «дефекта работы». Почему именно четыре — кто знает. На наш взгляд, главного «дефекта» составитель так и не учел. Он — в стойкой неприязни местного населения и особенно профсоюзных и партийных верхов к Рутгерсу и колонистам. Об этом знали все, но говорить об этом вслух не осмеливались. Подмеченные же «дефекты», по мнению резолютчика, сводились к следующему:

- Отсутствие изучения и разработки отдельных вопросов производственного характера.

- Отсутствие в практике работы ячеек производственных кружков, экономических секций, специальной комиссии по разработке материалов и докладов, касающихся специально производства.

- Слабое вовлечение в производственную работу беспартийных масс рабочих и работниц.

- Слабое выдвижение рабочих и служащих, в частности, Ленинского призыва, по линии производственной работы.

«Отсутствие изучения отдельных вопросов», «Отсутствие комиссий»! Счастье, что не было специальных комиссий по вмешательству в деятельность Рутгерса — и без того уком и профсоюз по делу и без дела указывали ему на «непорядки», отвлекая по пустякам. Впрочем, вскоре вмешательство в дела АИКа со стороны РКП станет настойчивее. Ленина, который, как считалось, был инициатором создания АИКа, уже в живых нет, так что «проект» можно потихоньку дискредитировать с тем, чтобы года через два-три свернуть полностью.

Под протоколом оставлены места для подписей. Проставлены и фамилии тех, кто должен расписаться: Черных, Андерсон, Сервин, Рутгерс, Тимощенко, Семенихин, Коген-Ковальский, Иваничкин, Гульбе. На экземпляре протокола, которым мы пользовались, тем не менее, стоят только подписи Тимощенко и Иваничкина. ¹⁴¹⁰

Чистка госаппарата. — Смысл конференции, протокол которой мы добросовестно процитировали, — в предстоящем новом нажиме на Рутгерса. С одной стороны, его предприятия расширяются (в начале 1925 года), и идет подготовка к принятию в состав АИК Ленинских и Прокопьевских копей, а также Гурзавода. С другой стороны, РКП не может позволить Рутгерсу приобрести на горизонтах Сибири чрезвычайное влияние, и поэтому вполне отчетливо читается стремление ограничить его власть или хотя бы создать дополнительные контролирующие органы (вспомним призыв к «созданию комиссий» из резолюции по докладу Черных). Нажим уже готовится, но в полной мере он будет ощутим только через полгода, в 1925 году, о чем нами подробно написано в третьем томе «Страниц истории города Кемерова».

Наскоки на Рутгерса по времени совпали с всеобщим «закручиванием гаек» в СССР. Свирепствуют чистки госаппарата. Мимо Кемерова они тоже не проходят стороной. Вычищенные из госаппарата тут же исключаются из профсоюза, как это следует из письма ответственного секретаря комфракции райкома ВСГ Кузбасса в комфракцию Кемеровского рудкома ВСГ под грифом «секретно» от 8 октября 1924 г.: «Дорогие товарищи! Комфракция райкома ВСГ настоящим разъясняет, что: 1) Все члены Союза, уволенные по чистке госаппарата по первой категории должны немедленно исключаться из Союза, 2) Члены Союзы, уволенные по второй категории, должны исключаться из состава в порядке персонального рассмотрения каждого в отдельности, принимая во внимание постановление комиссии по чистке». ¹⁴¹¹

Разумеется, к чистке госаппарата приложила руку РКП. «Чистили», в основном, по социальному происхождению и по другим мотивам (например, участие в колчаковщине, даже по мобилизации, уже было поводом для чистки). Чистки наносили большой вред хозяйству страны: ведь «вычищались» не по деловым качествам, а по политическим. На означенном письме стоит виза Тимощенки, из которой видно, что ГПУ — в эпицентре чисток: «Тов. Щербакову выяснить, кто уже уволен и уехал за пределы рудника, 2) секретно запросить ГПУ списки и мотивы увольнения, 3) Не выехавшим с рудника книжки задержать при снятии с учета и весь материал провести через заседание фракции». Виза помечена 27 октября 1924 г.

К грязной акции ГПУ и РКП оказались причастными практически все профсоюзные и хозяйственные инстанции. Страна разделилась на «вычищенных» и «невычищенных». Положение первых было далеко не прельстительным. На руки им выдавалась справка (вместо отобранного профбилета), о том, что «предъявитель сего» — вычищенный. С таким «волчьим билетом» устроиться вновь на службу в госаппарате было невозможно. О том, как должны были вести себя профсоюзы во время чистки, Кемеровский рудком ВСГ инструктировался секретным письмом уполномоченного Наркомтруда по Сибири И. Кокосова от 14 октября 1924 г.: «Сибтруд сообщает для руководства: 1) все уволенные по чистке государственного аппарата по 1-й категории увольняются немедленно, 2) уволенные по 2-й категории увольняются не позже чем через две недели, 3) в том и другом случае выходное пособие не выдается, 4) всем уволенным по чистке выдается справка об увольнении с обязательным указанием, что лицо это уволено «согласно постановления комиссии по проверке «советского аппарата». ¹⁴¹²

27 октября 1924 г. на этой бумаге Тимощенко ставит визу: «Товарищу Щербакову к руководству». Таким образом, «к руководству» было принято указание нарушить Кодекс Законов о Труде: даже безупречно проработавший аппаратчик увольнялся без пособия только лишь по политическим мотивам. Так в СССР попирались законы.

Как уже было сказано, наиболее частой причиной политического свойства для чистки аппарата была служба в царских или колчаковских органах власти. Одновременно с нажимом на «колчаковский элемент» и вышвыриванием его из партии и из органов власти, «верхи» предписывают «низам» провести акцию по сбору претензий от пострадавших во время колчаковщины. О том, кто и как пострадал от красных партизан, помину нет. 8 декабря предрудкома ВСГ Тимощенко проставил визу на циркуляре губкома РКП (б) об учреждении названных выше комиссий, обязывающую некоего проф-функционера Щербакова обсудить вопрос на заседании фракции. Циркуляр был секретным и подписан секретарем губкома РКП (б) Вольфовичем и зав. агитпропотделом губкома Каценельсоном. В нем говорилось: «Томскому губернскому комитету Общества содействия жертвам интервенции в настоящее время предстоит окончательное выявление и сбор претензий частных граждан нашей губернии, пострадавших от интервенции. Обращая ваше внимание на то, что заключенный с Англией договор и предстоящее рассмотрение взаимных претензий, а также предстоящие переговоры с Францией выдвигают на первый план массовую кампанию по сбору контпретензий. Материалы, собранные Обществом, дают в наши руки сильное оружие, посредством которого советская дипломатия имеет возможность отбиваться от непомерных требований иностранной буржуазии. Перед партийными профессиональными и советскими организациями стоит важная задача по оказанию помощи органам Общества в их работе и принятию самого активного участия в деле практического проведения ударной кампании по сбору контр-претензий в кратчайший срок. Томский Губернский Губком РКП (б) имеет свои отделы и пункты по всей губернии, но работа местных органов Общества по сбору контр-претензий далеко не выполнена, что объясняется недостаточно активным участием в этой работе партийных организаций».

Что мог означать этот циркуляр? Кузбасс никогда не был под сапогом «интервентов». Возможно, имелись в виду пострадавшие, переселившиеся в Кузбасс с Дальнего Востока и из других мест, в коих наблюдалось присутствие иностранных воинских корпусов. Но могло быть иначе. Белочехи, которые служили Колчаку, тоже были как бы «иностранцами» и тогда пострадавшие от чехов — тоже «жертвы интервенции»? Как бы то ни было, циркуляром предписывалось:

- Ввести в состав уездных и районных отделов Общества по одному авторитетному партийцу, ответственному за ход кампании по сбору претензий.

- Используя уездные совещания представителей укома в отделе Общества, должен дать все необходимые указания по организации волпунктов Общества и сбору крестьянских претензий.

- Закончить кампанию по сбору претензий не позднее 20-х чисел декабря.

- Предложить фракции РИКов оказывать всемерную помощь волпунктам Общества содействия жертвам интервенции.

- На страницах местной газеты во время кампании помещать статьи, лозунги, заметки, обращая особенно внимание на конкретность материалов.

- Согласовать с укомами РЛКСМ о привлечении к практической работе по массовому сбору претензий комсомольцев.

- Для составления крестьянских претензий использовать все грамотные силы деревни. Для этого через союз рабпроса привлечь учителей, привлечь также учащихся, фельдшеров, агрономов, красноармейцев и т.д.

- Провести инструктивные доклады для агитаторов о задачах Общества и технике составления претензий, провести инструктивные доклады для рабкоров и селькоров с целью использовать стенные газеты и прессу для создания общественного мнения в пользу необходимости наших контрпретензий.

- В городе собрание претензий производить:

а) среди рабочих и служащих, путем выделения в учреждениях и предприятиях временных бюро или уполномоченных Общества, б) среди инвалидов через отделы Собеса, в) среди беспартийных детей через ОНО, г) среди всего прочего населения через кварткомы, применительно к милицейским участкам.

- При составлении претензий руководствоваться печатными материалами и разъяснениями, имеющимися во всех отделениях Общества.

Заметим, что сбор информации о пострадавших был затеян отнюдь не с целью помочь им и выдать компенсацию за физические и моральные страдания, а в чисто политических интересах для дипломатической игры с Западом. Не будь этих «интересов» — никто бы о «жертвах» и не вспомнил. «Вспоминание» произошло по совершенно конкретному случаю и — к определенной дате, как узнаем из концовки того же циркуляра: «Губком еще раз обращает Ваше внимание на всю важность окончания работ Общества содействия жертвам интервенции и необходимости полного сбора претензий не позднее 20-х чисел декабря, и на основании этого предлагает провести кампании в ударном порядке. О плане кампании предварительно заслушайте доклад бюро Вашего представителя в Правлении Общества. О принятых мерах поставьте нас в известность». ¹⁴¹³

Бдительность и политическая благонадежность. — Таким образом, моральный долг государства перед пострадавшими от интервенции за интересы советской власти оказывался как бы не то что невыполненным, а — продан в угоду политической конъюнктуре и дипломатии. Там, где политика — первее всего, для морали места нет. В любом факте общественной или хозяйственной жизни ГПУ и прочие политические органы старались узреть «войну идей». 15 ноября 1924 г. на химзаводе повредился дезинтегратор. А вдруг — враги повредили специально? В Щегловский уком следует отношение уполномоченного ГПУ с требованием проверить состав смены рабочих — а вдруг там окажутся политически неблагонадежные? 25 ноября 1924 г. уком отношение уполномоченного ГПУ заслушал, причем докладывал секретарь укома Черных лично. Постановили «поручить фракции рудкома ВСГ выяснить этот факт и просмотреть смену дежуривших рабочих». ¹⁴¹⁴

Текст самого отношения ОГПУ тоже сохранился. Он подписан уполномоченным ГПУ по Щегловскому уезду и уполномоченным по ЭКО 23 ноября 1924 г. и направлен не только секретарю укома РКП(б), но и Председателю рудкома ВСГ под грифом «совершенно секретно» и «срочно». В отношении предлагалось заменить весь состав рабочих, обслуживавших дезинтегратор: «15 ноября с. г. на работе рабочими дробилки в дезинтеграторе обнаружен кусок чугуна из болтового железа величиною равен 10 футам, в результате этот кусок чугуна проверил дезинтегратор, сломал 15 штук пальцев дезинтегратора. По предположению зав. дробилкой Матыко, члена РКП(б), якобы преступную роль в этом сыграли рабочие, работающие в этой смене, дабы отомстить за отмену премирования за подобное обнаружение, практиковавшееся при бывшем зав. дробилкой Аузине. Имея ввиду, что подобное явление повторялось и впредь могут повторяться, тем самым повлекут к остановке предприятия и заведующего дробилкой незаслуженной ответственности, тов. Матыко ¹⁴¹⁵ полагает необходимым заменить рабочих целую одну смену по указанию последнего, а потому в интересах предприятия ОГПУ, предусмотрев со своей стороны, полагает необходимым осуществить желание тов. Матыко, заменив рабочих из другого цеха путем согласования Вам с администрацией АИК. О принятых мерах уведомьте ОГПУ». ¹⁴¹⁶

На отношении виза: «Часть уже заменена на ответственных рабочих, нужно поставить магнит, тогда можно избежать подобных случаев». Интересно, что «политикой», как будто бы, в отношении и не пахнет, но то, что «случаем» занимается политическое управление, говорит само за себя. В связи с этим происшествием нельзя не вспомнить также исповедь инженера Вандорена, опубликованную нами в первом томе «Страниц истории города Кемерово». Вандорен писал, что все производство на химзаводе, НАЧИНАЯ С ДРОБИЛКИ (т. е. с того самого подразделения, в котором и произошел названный выше «случай») является «лишь оскорблением самого принципа технического ведения хозяйства».

Итак, даже в такие частности, как обнаруженный кусок чугуна в дробилке коксохима, вникают ОГПУ, уком РКП, рудком ВСГ. Все проявляют интерес к неполадкам в епархии Рутгерса. Все подмечается, фиксируется на заседаниях и потом выплескивается на Рутгерса. Те же инстанции всеми силами стараются ограничить его полномочия. аиковцы, начиная с осени 1924 г., без согласования с укомом не могли даже написать характеристику на спеца. Везде и всюду нужна была санкция парторганов. Зам. секретаря укома РКП М. Колесников и зам. зав. орготделом укома К. Шеин 18 сентября 1924 г. разослали всем комфракциям совершенно секретный циркуляр с требованием заколоживать выдачу хозяйственниками (то есть Правлением АИКа) характеристик, не поставив об этом в известность уком. Кадровая политика Рутгерса все более и более оказывалась в руках местных «деятелей», мало что мыслящих в хозяйственных делах. «Укомом РКП, — говорится в циркуляре, — отмечен ряд случаев, когда отдельные должностные лица, стоящие во главе того или иного учреждения или организации, дают отзывы не только о работе, но и о политической благонадежности того или иного спеца, в действительности враждебно настроенного по отношению к Соввласти и Компартии. В силу таких рекомендаций и отзывов, людям зачастую с пошибом афериста или уголовного преступника, людям, далеко не советски мыслящим, удается устраиваться на «теплые» места, откуда творят гнусное дело контрреволюции. Считая освобождение нашего соваппарата от чуждого элемента чрезвычайно важной государственной задачей, уком РКП категорически предлагает принять к исполнению следующее: 1) Какие бы то ни было отзывы и рекомендации, тем более ответработников — давать лишь исключительно с согласия партийного комитета, 2) Возможно строже и критически относиться при даче всяких оценок и отзывов беспартийных спецов, 3) Дать категорическое указание в строго-секретной форме по ведомственной линии нижестоящим органам, о согласовании подобных вопросов на местах с местными партийными организациями. Фракции ставятся в известность, что во всех случаях нарушения данной директивы вся ответственность возлагается персонально на руководителя фракции». ¹⁴¹⁷

На коротком поводке . — Содержание циркуляра, согласимся, возмутительно. Специалист, даже непартийный, не может получить нужную для увольнения с работы (или поступления на таковую) характеристику, без санкции «руководящей и направляющей». Примечательно и другое. Укомовцы держат своих подчиненных (руководителей фракций) на коротком поводке, стращая разными карами и предупреждая о «персональной ответственности». Тому находим множество примеров. Скажем, для того, чтобы мелкому парт-функционеру сделать доклад на заседании укома, требовалось предварительно переговорить о содержании выступления в аппарате укома и, во-вторых, за три дня до заседания представить в укомпартии в письменном виде свой доклад «для ознакомления», что следует из специальной приписки к особому «Списку распределения докладов на очередных заседаниях президиума Щегловского укома РКП(б) в ноябре месяце 1924 г.». Кстати, списки составлялись на каждый месяц, и рассылались по комфракциям и прочим «злачным» местам. Список за ноябрь визировался зав. орготделом К. Шеиным и зав. общим отделом С. Тачковым. ¹⁴¹⁸

Выглядел он так:

Итак, «мелкие» партработники сидели на короткой цепи и подавали голос на заседаниях только по сигналу хозяина. Чем короче цепь — тем злее сидящая на ней особь. Может быть, оттого профсоюзники и были так недовольны Рутгерсом, что тот был как бы «автономен» (судя по названию колонии), то есть условно свободен, а они — «на привязи»? Поэтому комфракция рудкома не упускает случая показать свою власть перед аиковцами по каждому удобному случаю. Вот, например, некто Кихтенко, член партии, 2 ноября 1924 г. написал донос в уком РКП(б) на старосту конного двора АИКа Морозова. У местных партработников появился новый шанс указать Рутгерсу на непорядки. В доносе сказано:

«Настоящим заявляю, что староста конного двора левого берега Морозов своими поступками приносит ущерб производству: на левом берегу транспортом фактически руководит Морозов, в общем, транспорт в производстве играет большую роль, несвоевременная доставка материалов тормоз, в особенности в строительном отделе нет материала, плотники сидят, не работают, смены пишут, лесной материал в большинстве доставляется с левого берега. 31 октября с правого берега были посланы рабочие с лошадьми для возки материалов к парому, десятник Сорокин сообщил Морозову, что вода в Томи поднялась, подтащить мостки, Морозов отнесся пассивно, а когда подъехал паром, мостки были подняты водой, паром сорвался, мотор, рабочие с лошадьми с 9 часов утра до 4-х часов вечера не работали — это ущерб производству. 30 октября с правого берега рабочие с лошадьми были посланы на левый берег возить материал, у одного рабочего Фатикова сломалась ось в телеге, когда последний пошел к Морозову просить телегу или ось, Морозов того или другого не дал, заявил, что нет. А когда Фатиков указал на телегу, то Морозов заявил: есть, а не дал, в результате рабочий и лошадь целый день не работали. Рабочему пришлось телегу без колес тащить на правый берег, лошадь пристала, рабочий, намучивши лошадь, и сам принужден был бросить на дороге ночью, но я уверен, что на конном дворе нужная ось есть, Морозов не считается с положением, свое имеет «я» и подрывает производство, таких ненормальностей за ним много». ¹⁴¹⁹

Секретарь укома Черных на доносе написал: «Фракции рудкома ВСГ уком предлагает выяснить и устранить ненормальности в работе старосты Морозова. О результатах сообщить в уком». Так донос попал в рудком ВСГ. Его отпечатали в копии на машинке и Тимощенко 22 ноября 1924 г. посылает эту копию аиковцу Чезарри, о чем свидетельствует специальная виза. ¹⁴²⁰

На задних лапках . — Итак, аиковцам указали на непорядки и по партийной линии приказали разобраться с жертвой доноса. Приказание укомовца Черных оказалось исполненным в точности (можно ли в этом сомневаться?). Потому что партийная «мелочь» была по-цирковому хорошо надрессирована. И иногда, желая показать усердие, исполняла обязанности с таким рвением, что это вызывало у хозяев беспокойство. Например, как мы уже упоминали, в Щегловске по указанию свыше укомовцам было поручено организовать чистку госаппарата, причем по двум категориям: наиболее «опасные» соввласти — по первой (немедленно) и менее опасные по второй категории (в двухнедельный срок). Укомовцы потрудились на славу. Всех вычищенных они удалили из соваппарата только по первой категории, чем изумили (а вернее, запутали) «верхи». Ответсекретарь комфракции райкома ВСГ Кузбасса 1 декабря 1924 г. в секретном письме в кемеровский рудком ВСГ удивлялся, почему из Кемерова не прислали в Новониколаевск подробных характеристик тех, кого вычистили по второй (наиболее благополучной) категории: «После прошедшей чистки госаппарата в наших районах многие вычищенные и исключенные Вами из членов Союза подают заявления в Сибирскую комиссию и получают удовлетворение в смысле условных изменений бывших решений или просто разрешения работать. Также приезжающие в Новониколаевск подают заявления в райком с просьбой восстановить в правах членов Союза. В Ваших протоколах Президиума в большинстве случаев исключение вычищенных из производства не фиксировалось, проводя исключение механически и для второй категории не придерживаясь нашего разъяснения (см. № 62 от 8 октября). Комфракция райкома ВСГ Кузбасса просит выслать нам список исключенных из Союза после чистки, краткие характеристики каждого лица в отдельности, характеризующие причины отстранения от работы в производстве и основные причины исключения из членов Союза». ¹⁴²¹

Что было ответить Тимощенке — не писать же, что, мол, переусердствовали и всех «покарали» по первой категории? С другой стороны — сознаваться и объясняться надо. Тимощенко накладывает резолюцию: «Товарищу Щербакову сообщить, что второй категории у нас исключения не было». Пришлось срочно готовить отписку. 20 декабря 1924 г. в комфракцию райкома ВСГ было послано секретное уведомление: «На Ваше от 1 декабря 1924 г. за № 78/с сообщаем, что случаев исключения из членов Союза, уволенных по второй категории, не было». ¹⁴²²

Итак, в укоме и рудкоме трудились в поте лица. Щегловские «трудяги» показывали свое служебное рвение, и прилежание. Вот, например, 21 октября 1924 г. Щегловский уком заслушивал отношение губотдела работниц от 15 октября за № 4551 «Об обследовании условий труда и быта работниц». Докладывала Завьялова. Она сообщила, что рудком ВСГ, упредив указания губкома, уже загодя, до всяких постановлений сверху, начал работниц «обследовать», а посему постановили «Поручить фракциям рудкома ВСГ и Межсоюзной по обследованию (работу) провести, материалы дать отделу работниц». ¹⁴²³

Трудно сказать, как именно «обследовали быт работниц» усердствующие функционеры из профсоюзов и укома. Неизвестно, что и как рассматривали профсоюзники и остались ли довольными. В «верхи» была послана некая анкета, из которой явствовало, как трудились и вели себя в быту работницы. О ее высылке анкеты сообщали в специальной «сопроводиловке» 20 декабря 1924 г., отправленной секретарем комфракции рудкома в окружком РКП(б): «На Ваше от 27 октября 1924 г. за № 2922 при сем возвращаем анкету по обследованию условий труда и быта работниц по исполнению». ¹⁴²⁴

Реорганизации. — В общем, щегловчане старались. Если надо — обследуют хоть кого, не только баб, но и мужиков. В процитированной выше «сопроводиловке» нельзя не заметить такую деталь: в ней поминается окружком РКП(б). Это новая партийная структура, образованная в конце 1924 года, в ходе партийной реформы. В те поры реорганизации были в большой моде. В 1923 году, осенью, как мы помним, Кемеровский райком РКП и Щегловский уком РКП объединились в структуру под названием Щегловский уком. И вот — новая реорганизация. В 1924 г. в Щегловске и Кемерове то укрупняли, то разукрупняли ячейки. В том же году из рудкома ВСГ хотели выделить химзавод и передать его Союзу химиков. Маленький заштатный городок трясло от партийных и профсоюзных реорганизаций. Быть может, именно оттого, что то объединяться, то разъединяться всем надоело, 11 ноября 1924 г. Щегловский уком постановил выделение химзавода из рудкома ВСГ считать преждевременным. От кадровых перестановок, как от лотереи, можно было ожидать как взлетов, так и сокрушительных падений в карьерах местных общественников. От реорганизаций не только устали, но их еще и боялись. Из протокола: «Слушали протокол фракции Кемеровского рудкома ВСГ от 10 ноября 1924 г. за № 20 по вопросу о выделении рабочих химзавода в Союз Химиков (докладчик т. Демидов). Постановили: С мнением фракции согласиться, выделение рабочих в Союз Химиков считать преждевременным». ¹⁴²⁵

Напомним, что реорганизации подвергались не только общественные, преимущественно партийные, местные структуры, но и АИК. В те же самые времена к АИКу присоединяют Ленинск (Кольчугино), Прокопьевск и Гурьевск, что также было сопряжено с кадровыми перетасовками. С другой стороны, весть о расширении АИКа и ее сравнительно благополучное, по сравнению с другими районами, положение (почему Правительство и рискнуло расширить АИК!) влекло в Щегловку массы безработных со всех концов страны. Так получилось, что множество реорганизаций не только наложились друг на друга, но и совпали с демографическим кризисом в Кузбассе и в особенности — в Щегловске. Ситуация выходила из-под контроля — так что секретарь укома Черных и заворготделом укома Демидов вынуждены были предписать особым отношением от 6 ноября 1924 г. комфракции рудкома ВСГ, принять меры к ограничению наплыва безработных в город. «В связи с тем, — писали они в секретном письме, — что в Кемеровском районе намечается наплыв безработных из других районов, что видно из постановления рудкома от 27 октября 1924 г., а также имея ввиду, что прибывающим безработным работа не обеспечена, уком РКП(б) рекомендует фракции провести соответствующие публикации в газетах районов, из которых наблюдается главным образом приток безработных». ¹⁴²⁶

Поручение укома было исполнено. На письме 14 ноября 1924 г. проставлена виза: «Опубликовать через газеты «Кузбасс», «Красное Знамя» и «Советскую Сибирь». АИК, стало быть, манила русских рабочих, которые в поисках «хорошей» работы и высоких заработков слетались в Кузбасс, как мухи на мед. Попытки укомовцев волевым (точнее — пропагандистским!) порядком вмешаться в демографические процессы не могут не вызвать улыбки. Пытаться мешать естественным (или искусственным) миграциям масс — все равно, что затыкать пальцем прорвавшуюся дамбу. Похоже, что укомовцы иногда выдавали распоряжения, — либо пустые, либо невыполнимые. С возможностями своих подчиненных Черных явно не считался. Вот, например, 13 ноября 1924 г. он предписывает фракции рудкома ВСГ «выделить из сметы 720 рублей на постановку работу среди пионеров в текущем 1924-25 году» и приказывает «средства выдать руководителю работами среди пионеров при укоме РЛКСМ». Дело как будто бы благое. Но Черных — как тот клоун, который, не учитывая возможностей своих дрессированных собачек, заставляет их «летать бабочкой». Если денег нет — откуда им взяться. Рудкомовцы на просьбу укома отвечают резолюцией: «Ввиду непредусмотрения сметой, до составления новой сметы воздержаться и (вопрос) оставить открытым». ¹⁴²⁷

Да и как считаться с Черных, когда в губернии — реорганизация за реорганизацией, и усидит ли еще Черных в своем кресле (и останется ли оно вообще как таковое) — большой вопрос. Так что самое время — сослаться на объективные причины, на выдумывание коих в СССР всегда были горазды.

Ленинский призыв. — 1924 год был обилен на события. В городе практически не было ни одной организации, которая не ощущала бы на себе результатов всеобщих «реорганизаций». Чувствовалась нестабильность. Напряжение довлело на протяжении всего года, и никто не мог быть уверен, что усидит в своем кресле, даже если оно казалось по-прежнему теплым. Кузбасс лихорадило, и после смерти Ленина все чувствовали приближение перемен. Город захлестнула волна безработных из других районов, а РКП сильно увеличила свои ряды за счет Ленинского призыва. Ленинский призыв — головная боль укомовцев. Раз коммунистов стало больше — то больше и работы.

С Ленинским призывом связана маленькая тяжба, которую вел уком с губкомом по поводу пяти рабочих, принятых в РКП еще до призыва. Их документы послали на утверждение в губком, но правила приема в партию изменились, и рабочим проникнуть в РКП стало проще. Однако эти новые правила не распространялись на тех, кто имел несчастье подать заявления до призыва. Началась обычная затяжная переписка и пересылка одних и тех же документов из Щегловска в Томск и обратно. Из письма укомовцев в губком от 30 апреля 1924 г.: «Прилагая при этом 5 личных листков на кандидатов — Гандурина, Ворошилова, Зайцева, Глушкова и Закирову, возвращенных губкомом при отношении от 1-го текущего апреля за № 1327 без рассмотрения на основании циркуляра губкома № 29, уком просит выслать на них кандидатские карточки, так как они утверждены укомом кандидатами как рабочие до начала Ленинского призыва (см. список № 35 за январь), когда еще строгого разграничения категорий принимаемых не было, они зачислены на учет в установленном порядке, поэтому в данный момент их механически нельзя снять с учета. Если уже вопрос ставится так, что их нельзя принять кандидатами только с утверждения укома, то во всяком случае можно утвердить губкомом, раз они приняты до издания циркуляра № 29. Между прочим, по тому же январскому списку Воронов и Новосел (под №№ 11 и 12) были приняты укомом, как служащие, подлежащие утверждению губкома, они почему-то давно уже утверждены и получили кандидатские карточки, следовательно, губком тогда считал возможным утверждение кандидатов, не работающих непосредственно у станка. То же самое уком просит сделать и в отношении Арнольда (под № 9 списка), на которого нет кандидатской карточки и личный листок которого при отношении № 1327 укому не возвращался». ¹⁴²⁸

Партбилет, таким образом, получить непросто. Кандидата должна принять ячейка, утвердить уком, окончательный же вердикт выносится в губкоме. Путь к партбилету был весьма хлопотным. То же самое касалось восстановления утерянных партдокументов. Начиналась тщательная проверка: действительно ли партбилет утерян или его отобрали при исключении. На слово никто никому не верил. Впрочем, на то были причины. 12 апреля 1924 г. в Щегловский уком из Ленинского райкома РКП (б) от заворготделом Соколова и заведующего учетно-статистическим подотделом Полосухина отправлен запрос относительно некоего Пугаева, который якобы утерял партбилет, а когда-то работал в Щегловской уездной милиции. Выяснилось, что Пугаев билет не терял, а был исключен из РКП, чего ни Соколов, ни Полосухин, конечно, не знали, но, очевидно, подозревали — иначе не перепроверяли бы партийность Пугаева. «Ленрайком, — писали они в уком, — просит выслать личное дело члена РКП Пугаева Ивана Макаровича, а также и партбилет, так как согласно удостоверения Щегловской умилиции от19 июля 1924 г. № 248 видно, что его партбилет № 234490 утерян и кроме того, просьба сообщить, когда и почему тов. Пугаев выбыл от Вас. По словам последнего, он состоял в последнее время в ячейке умилиции». ¹⁴²⁹

На письме стоит виза укомовца: «Ленинскому райкому сообщено об исключении Пугачева». И — дата: 30 апреля 1924 г. Таким образом, маленький обман Пугаева (фамилия которого искажена укомовцем — и не намеренно ли?) раскрылся. Сверхбдительность партийцев заслуживает особой отметки.

У парадного подъезда. — Поскольку даже малейшее дело нельзя было решить без санкции укома, в его делопроизводстве хранилась масса маловажных (на сегодняшний наш взгляд) документов. Допустим такую ситуацию: коммунист решил выехать за пределы Кузбасса, а проживает где-нибудь в сельской глубинке. Чтобы выехать, он получает разрешение от волкома, а затем и от укома. Но этого мало. Получив разрешение, ему надлежит лично явиться в уком для снятия с учета, и он командируется в Щегловск для того, чтобы предстать перед очами укомовцев. А если он выезжает в направлении, противоположном уездному центру? Это никого не касается. Порядок есть порядок. Причем на руки командируемому выдается специальная справка, что едет он не куда-нибудь, а в уком, и фиксируется цель поездки. Например, 14 апреля 1924 г. таковая была выдана «отсеком» (то есть ответственным секретарем, — партийный новояз!) Красного волкома РКП (б) Цибрюком и делопроизводителем того же волкома некоему Вертунову: «Справка дана настоящая члену РКП Вертунову Ивану Егоровичу, едущему в Щегловский уком РКП для снятия с учета и получения документов, так как последнему разрешен выезд в Куйбышевскую область. Основание: отношение укома РКП от 17 марта 1924 г. за № 849». ¹⁴³⁰

Иногда командировки выдавались членам РКП (б) как бы насильно, вопреки каким-либо целям и устремлениям командируемого. Так, некоего Наумова Томский губком командировал в Щегловск для подготовки Ленинского набора, оторвав его в апреле месяце от учебы в Политехникуме. Ленинский набор — важнее учебы. Последней можно было и пожертвовать ради пополнения РКП очередной волной рвущихся к возможностям, открываемым пресловутым «членством». Из письма секретаря укома Черных и зав. орготделом Истлентьева Томскому губкому от 16 апреля 1924 г.: «Щегловский уком РКП одновременно с сим командирует в Ваше распоряжение товарища Наумова — лектора по подготовке Ленинского набора ввиду окончания работ на Кемерово и личного заявления тов. Наумова о необходимости продолжать занятия в Политехникуме». ¹⁴³¹

Иногда возникала переписка, не только по поводу командирования, но и прибытия командируемого к месту назначения. Казалось бы — если командирован, то командирующие инстанции уверены, что посланное ими лицо достигнет пункта назначения, к чему же требовать дополнительных подтверждений факта прибытия, — ведь в командировочном удостоверении все равно будет отметка, откуда, когда и куда следует коммунист. Но контроль — прежде всего. Из письма зав. орготдела Боровичского укома Богословского и заведующего учстатом того же укома Ордынца в Щегловский уком РКП(б) от 19 апреля 1924 г.: «На № 4041 Боруком сообщает, что товарищи Н. и К. Котовы прибыли в названную организацию и их личные дела остаются при Борукоме и высланы быть не могут». ¹⁴³²

На письме виза: «Партбилеты Котовых посланы Боровичскому укому». Удивительно: уком настолько не доверяет членам своей организации, что не выдает им на руки партбилеты. Или дело не в недоверии, а в порядке? Например, если коммунист уезжал в другую местность без предварительного снятия с учета (что являлось нарушением), то личных дел при нем, конечно, не было. Но почему при Котовых не оказалось партбилетов? У Красного волкома, в чье распоряжение прибыли Котовы, возникают подозрения. Ответсекретарь волкома запрашивает Щегловский уком: как быть? «Сообщается, — пишет он в уком 3 мая 1924 г., — что в пределы волкома прибыли члены РКП Котовы Николай и Карп Васильевичи. Партбилеты за № 105542 и 105544 выданы им Боровичским укомом Новгородской губернии (г. Боровичи), из пределов коего они и прибыли, личных дел при них не имеется. На учет они временно взяты при Пестеревской ячейке. Просьба запросить их личные дела по вышеуказанному адресу». ¹⁴³³

Но для того, чтобы получить личные дела в Боровичах, требуется отобрать у Котовых партбилеты в Красном и «отфутболить» их в Щегловск. Странно? Конечно. Но что поделать — порядки были такие, что даже записке, заверенной угловым штампом Красного волкома и скрепленной подписями волкомовцев, веры нет, без главного документа — партбилета. Из письма волкомовцев в Щегловский уком от 7 января 1924 г.: «Препровождается при сем два партбилета за №№ 105542, 105544, отобранные у Котовых Василия и Николая на хранение». ¹⁴³⁴

Заметим, партбилеты не просто «взяты на хранение», а «отобраны», поскольку Котовы как бы нарушители, и без проверки их личности и партийности до прибытия личных дел партбилеты им носить не дозволяется.

<< Назад    Далее>>

 Страница 15 из 17

[ 01 ][ 02 ][ 03 ][ 04 ][ 05 ][ 06 ][ 07 ][ 08 ][ 09 ][ 10 ][ 11 ][ 12 ][ 13 ][ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ]

Примечания Содержание

Ждем Ваших отзывов.

По оформлению и функционированию сайта

Наши гости

Нам пишут...

Библиография

Историческая публицистика