«В
некультурных
условиях
одинаково
дичают
и
человек,
и
животное,
и
растение»…
Эти
слова
можно
считать
эпиграфом
не
только
к
одному
из
лучших
рассказов
Н.Г.Гарина-Михайловского
«Матренины
деньги»,
но и
ко
всему
его
творчеству.
В
отличие
от
Чехова,
отзвуки
путешествия
которого
мы
находим
лишь
в
косвенном
отражении,
Гарин-Михайловский
в
очерке
«Карандашом
с
натуры.
По
Западной
Сибири»
подробно
описал
свое
пребывание
в
нынешних
Яшкинском
и
Юргинском
районах,
где
в 1891
году
намечал
трассу
будущей
Транссибирской
магистрали.
Гарин
был
прежде
всего
человеком-«делателем».
Он
жаждал
приложить
руки
к
миру,
который
считал
весьма
несовершенным.
Именно
в
Сибири,
то
есть
в
самом
обнаженном
варианте,
Гарин-Михайловский
увидел
многие
беды
и
язвы
полицейско-чиновничьей
царской
России.
В
письмах
1891
года
он,
как
бы
дополняя
Наумова,
Берви-Флеровского
и
Салтыкова-Щедрина,
вступает
с
ними
в
своеобразный
диалог…
«Невежество
сплошное,
кулачество
в
страшном
ходу
и
сила
его
в
невозможной
эксплуатации
разных
народностей.
Остяки,
буряты
и
все
остальные
–
споены,
развращены
своими
эксплуататорами
до
последнего…»
(Из
письма
от 19
июля
1892
года).
Гарин
вполне
соответствовал
горьковскому
определению
– «поэт
труда».
Он
любил
и
умел
работать.
В
его
суровых
очерках
не
найти
«мужичка,
раскрашенного
в
красный
цвет
и
вкусного,
как
вяземский
пряник».
По
мнению
А.М.Горького,
«он
считал
себя
марксистом,
потому
что
был
инженером…
будущее
он
представлял
себе
как
грандиозную
коллективную
работу,
исполняемую
всей
массой
человечества,
освобожденного
от
крепких
пут
классовой
государственности».
Будучи
инженером,
он
не
мог
не
взяться
за
Сибирскую
железнодорожную
магистраль.
Будучи
литератором
–
тем
более.
Ибо
считал,
что
искусство
должно
«будить
душу»
и
звучать
в
нем
должны
полноправно
«слезы,
стоны,
презренье,
ненависть,
проклятие».
Сибирь
могла
предоставить
писателю
соответствующий
материал
в
изобилии
Гаринское
презрение
к «суетным
палачам,
буквой
учения
калечащим
и
убивающим
душу
живую»,
и
его
убежденность,
что
«без
свободной
женщины
– мы
вечные
рабы,
подлые,
гнусные
рабы,
со
всеми
пороками
рабов»,
-
сибирским
мотивам
были
вполне
созвучны.
Со
времен
кузнецких
зарисовок
Берви-Флеровского
прошло
30
лет,
а
проблема
«рабства,
всасываемого
с
молоком
матери»,
в
Сибири
ничуть
не
потеряла
остроты…
Сибирь
влекла
к
себе
Гарина-Михайловского.
Она
все
больше
оказывалась
в
фокусе
общественного
внимания.
Она
казалась
беззатейной,
а
оказывалась
непостижимой.
«Да-с,
батюшка,
-
вспоминаю
я
слова
одного
сибиряка,
-
надо
знать
и
понимать
Сибирь.
Во
многих
футлярах
она:
казенная,
чиновничья
Сибирь,
купеческая,
крестьянская,
инородческая,
переселенческая
и
раскольничья
и
глубже
и
глубже,
до
самой
коренной,
бродяжнической
Сибири.
Вот
она
какая,
эта
вольная,
наделенная
Сибирь.
И
что
в
ней,
в
самой
коренной,
того
никто
еще
не
знает
и не
ведает,
и
если
б
нашелся
человек,
который
поведал
бы
да
мог
рассказать
о
том,
что
там,
тогда
бы
только
узнал,
где
предел
силе
и
мученичеству
русского
человека,
какими
страданиями
и
горем
вынашивает
он
любовь
свою
к
воле-волюшке
вековечной.
Пока
же
здесь
вследствие
отсутствия
капиталов,
железных
дорог
все
спит
или
принижено,
захваченное
бессильными
и
неискусными
руками,
но
когда-нибудь
ярко
и
сильно
сверкнет
еще
здесь,
на
развалинах
старого
–
новая
жизнь».
Эти
слова
будут
написаны
много
позднее
в
путевых
заметках
1898
года.
Но в
этом
путешествии
Гарин-Михайловский
будет
вспоминать
все
тот
же
1891
год,
когда
он
прокладывал
по
Сибири
первую
трансмагистраль,
-
время,
когда
«как
последняя
новость,
сообщался
рассказ
об
исправнике,
который,
скупив
у
киргизов
ветер,
продавал
киргизам
же
его
за
большие
деньги
(не
позволяя
веять
хлеб,
молоть
его
на
ветряках
и
проч.
и
проч.)».
невольно
напрашивается
ассоциация
– не
оброс
ли
легендой
современник
Достоевского,
упоминаемый
у
писателя
Наумова
кузнецкий
исправник
Катанаев,
скупавший
за
фальшивые
деньги
соболиные
шкурки
у
шорцев
и
телеутов?
Итак
–
путеец
Михайловский,
писатель
Гарин
– в
Сибири.
…
19
мая
1891
года
во
Владивостоке
торжественно
отмечалось
начало
строительства
Великой
Сибирской
магистрали,
и в
июне
Гарин-Михайловский
отбыл
из
Томска
на
изыскательские
работы.
Но
прежде
–
удивительно
в
унисон
с
чеховскими
впечатлениями
(«Томск
описывать
не
буду…
город
скучный,
не
трезвый…
бесправие
азиатское…»),
на
случайных
листках,
полусловами,
какой-то
особой
собственной
стенографией,
о
которой
впоследствии
вспомнит
Горький,
-
сделана
запись:
«Провинция
глухая,
скучная
провинция,
колесо
жизни
которой
перемололо
все
содержание
этой
жизни
в
скучное,
неинтересное
и
невкусное
мелево».
Но
разве
не
подобным
же
виделся
Берви-Флеровскому
Кузнецк
–
плохонькая
копия
с
Томска?
…
За
сто
лет
до
того
Радищев
дивился
не
только
богатству
Сибири,
но и
инертности
встреченного
им
сибирского
крестьянства.
Похоже,
мало
что
изменилось
и ко
времени,
когда
Гарин-Михайловский
приглядывался
к
треугольнику
меж
Обью
и
Томью
в
поисках
наилучшего
варианта
дороги
и
попутно
сопоставлял
крестьянство
европейской
части
России
с
сибирским.
Оно
казалось
ему
весьма
сходным
в
одном:
«…
никаких
потребностей:
сыт
и
ладно.
Заботливости
об
улучшении
своего
положения,
о
возможности
эксплуатации
сил
природы
-
никакой…
хозяин
этой
жизни
–
нужда,
-
бесконечная,
суровая,
беспощадная
нужда,
которая
ведет
свою
жертву,
не
давая
ему
в
утешение
даже
сознания,
что
она
жертва».
(В
одном
из
писем
е
жене
1891
года).
…
И
совершенно
как
при
Радищеве,
во
времена
Гарина
в
местах
нынешних
Юргинского
и
Яшкинского
районов
преимущественно
живут
извозом.
Ибо
извоз
кажется
легче
и
прибыльнее,
чем
землепашество.
Недаром
же
тальцам
в
округе
завидуют:
«вся
ямщина
–
лопатой
деньги
гребет…».
Ямщицкая
вольница
и
купеческий
норов
–
тема
многих
сибирских
преданий.
Но
как
же
стойки
она,
если
поминаемая
вскользь
у
Радищева
фамилия
купца
Тюменева
всплывет
через
сто
лет
в
записках
Гарина,
все
в
той
же
тревожной
связи
с
ямским
разбоем,
но
уже
изукрашенная
легендой
о
заговоренности
злодея
Тюменева
от
любой
пули.
Предания
растут
на
крепких
корнях.
По
пути
в
деревню
Талы
(Тальская)
стояли
в
гаринскую
пору
пять
домиков
и
около
–
мельница.
Мрачные
сказы
о
фальшивомонетчиках
и
убийствах
овевали
их.
Будто
от
столь
темных
истоков
шла
зажиточность
их
хозяев.
И
что
же? «Отличный
мужик,
дай
бог
ему
здоровья,
-
рассказывает
об
одном
из
обитателей
этого
гнезда
гаринский
ямщик.
–
Если
бы
не
он,
наша
бы
деревня
совсем
пропала…».
Нет,
конечно,
недаром
«спасал»
доброхот
ямщицкую
деревню,
пренебрегшую
крестьянствованием:
«Где
даром?...
Так
ведь
и в
долг
кто
даст?
Он,
конечно,
может,
две-три
гривны
дороже
возьмет,
да
ведь
даст
народу
помощь!».
Очевидно,
доверчивые
тальские
жители
никак
не
задумывались,
всегда
ли
истоки
богатства
таятся
только
в
грабеже
на
большой
дороге…
Впрочем,
что
удивительного?
Показывая
чудеса
ямщицкой
сноровки,
ямщик
изумляет
Гарина
убежденным
рассказом
о
змее,
которая
забирается
спящему
в
горло,
потом
«прямо
к
сердцу
присасывается
и
пьет
из
него
кровь…».
Около
мельницы
в
Сосновке,
что
и
сейчас
обозначена
на
карте
Яшкинского
района,
жила
сто
лет
назад
знаменитая
знахарка,
мастерица
изгонять
зловредных
«кровопивных»
змей,
и
все
в
округе
очень
ее
уважали…
Да
что
знахарка!
Проезжал
Гарин-Михайловский
станцию
Варюхино.
Большая,
бойкая
станция.
Только
грязная.
«Село
как
все
здешние.
Издали
это
потемневший
склад
всякого
лесного
хлама:
тес
сквозит,
сруб
без
крыши,
покосившиеся
избы,
иная
совсем
запрокинулась,
а
внутри
чисто,
цветы,
пол
обязательно
устлан
местной
работы
ковром».
(Очевидно,
в
деревенских
домах
Кузнецкого
уезда
чистота
была
особо
приметная,
коли,
изумляясь,
отмечают
ее
все
путники,
побывавшие
здесь,
еще
с
поры
Радищева!).
И,
наконец,
Тальская,
где
Гарин
вел
работы.
Перекур.
Разговоры
–
вокруг
дороги.
«А
наши
которые
старухи
толкуют,
что
как
пройдет
она,
так
и
свету
конец…».
Высказываются
и
менее
пессимистические
мнения:
«С
иконами
ежли
против
нее
выйти
–
она
не
устоит…».
И –
после
разъяснений
Гарина:
«Глупый
ведь
мы
народ.
Тут
как-то
один
на
двух
колесах
(велосипеде)
проехал
–
так
которые
со
страху
на
землю
попадали:
антихрист,
дескать,
едет…»
(А
ведь
несколькими
годами
позже
точно
так
поминали
антихриста,
при
виде
появившегося
в
Кузнецке
парохода
«Томь»…).
Ямщики-ямщики…
Здесь
даже
здороваются
по-ямщицки:
«На-перепутье»!
И
соревнуются,
подначивая
друг
друга:
«Наша
деревня
Тальская
–
охотники
возить,
на
тракту
живем
–
всегда
заработок.
А
вот
Поломошная,
к
примеру,
всего
в
пяти
верстах,
а за
рекой,
негде
взять
копейку:
колотятся!»
(Не
отсюда
ли
название
деревни
Поломошная
–
полая
мошна,
-
ведь
сказано:
в
селе
извеку
«колотятся»…).
В
повседневности
исследуемого
Гариным
территориального
треугольника
так
и
вспыхивают
маленькие
трагедии.
Добродушнейший
ямщик
повествует
о
собственном
вероломстве,
как
о
занятном
путевом
происшествии:
«Выходит
человек
из
лесу.
«Свези
меня,
говорит,
в Яр».
Я
гляжу:
что
такое,
чего
едет
человек?».
На
расспросы
спутник
признался,
что
сбежал
от
конвоира
в
Варюхино.
«Ну,
думаю
себе,
дело
нехорошее.
Молчок.
Только
уж
как
приехали
в Яр,
остановил
я
посреди
деревни
лошадей
и
крикнул:
«Люди
православные,
ловите
его,
это
арестант,
убег
из
Варюхиной
да
ко
мне
пристал!».
Ну,
тут
его
и
схватили…».
На
вопрос,
не
жаль
ли
арестованного
-
хладнокровная
раскладка:
«А
как
же
он
подводил
солдата.
Ведь
солдат
за
него
пошел
бы
туда
же…
И
бил
же
его
солдат,
как
привели
назад…
Уж
тут
так
выходило:
либо
тому,
либо
другому
пропадать».
Вполне
«по
Достоевскому»
и
сродни
«Запискам
из
Мертвого
дома»,
где
страшнее
всего
не
столько
произвол,
сколько
духовная
слепота,
порожденная
устоями
рабства
и
невежества…
На
Варюхинской
переправе
были
найдены
следы
нигде
не
упоминаемого
ныне
села
Басалаево,
которое,
по
словам
Гарина-Михайловского,
пошло
от
екатерининского
солдата
с
такой
фамилией
и
населено
сплошь
Басалаевыми.
По
свидетельству
старожилов,
вырисовывается,
будто
село
Алаево,
как
бы
вырастающее
из
Варюхино
и
продолжающее
его,
раньше
называлось
Басалаево.
В
нем
и
сейчас
живут
несколько
семей
с
фамилией
екатерининского
солдата.
Варюхинская
переправа…
Сколько
еще
сказов
таит
она
об
искалеченных
судьбах,
отданных
на
произвол
мелких
казенных
мучителей
в
захолустье,
в
котором
почерпнуты
записанные
Гариным
рассуждения
коренных
жителей.
Гаринская
Сибирь
–
без
прикрас:
«В
городах,
по
трактам
везде
казенное
клеймо,
на
каждом
шагу.
Вы
чувствуете:
если
казенный
вы
человек
–
вам
место,
не
казенный
– вы
так
себе,
терпеть
вас
только
можно…».
Это
при
том,
что
«в
Сибири
уж
такое
положение…
Все
только
исполняющие
должность»
- не
ревнители
дела,
к
которому
приставлены,
а
только
исполняющие
роль,
каждый
в
своем
ведомстве.
…
На
станции
Тутальская
Яшкинского
района
и
сегодня
прочно
стоят
водонапорная
башня
и
деревянное
здание
вокзала,
построенное
во
времена,
а
возможно
и
при
участии
Н.Г.Гарина-Михайловского,
который
с
уверенностью
смотрел
в
завтрашний
день
России,
когда
писал:
«Никогда
никому
не
завидовал,
но
завидую
людям
будущего,
тем,
кто
будет
жить
лет
через
тридцать,
сорок
после
нас…».
