ХРОНИКА
ПОЛИТИЧЕСКИХ ДЕЛ 1935 ГОДА
(по материалам бюро горкома)
Страница
1 из 4
[
1 ]
[
2 ]
[
3 ]
[
4 ]
19
января 1935г. Из
протокола заседания бюро: Бюро
горкома ВКП(б) устанавливает,
что участники бывшей зиновьевско-троцкистской
антисоветской группы – Тарасов
(исключен из партии комиссией
по чистке), Петровский, Штифанова,
Нарыков, Батиков и Бабчин, прибывшие
в разное время на площадку Кузнецкстроя,
начиная с 1931г., состоя членами
коммунистической партии, двурушничали,
формально соглашаясь с решениями
партии, на деле обманывали партию,
основываясь на прежних контрреволюционных
троцкистско-зиновьевских позициях,
ведя подпольную подрывную работу
против партии. Эта группа, собираясь
друг у друга в узком кругу,
разжигала и организовывала недовольство
против партии, против внутрипартийного
режима, коллективизации, темпов
строительства и т.д., скатываясь
до признания оголтело террористической
деятельности против вождей партии.
Так, участница этой группы Штифанова
в своих показаниях заявляет,
оправдывая террористический
акт против т. Кирова, что этим
актом ограничиваться не следует.
Члены этой группы помогали друг
другу устраиваться на работу,
держали связь с участниками
контрреволюционной зиновьевской
группы в Москве и Ленинграде.
Постановили: принять к сведению
сообщение т. Громова, что партколлегией
партконтроля Петровский и Штифанова
из рядов партии исключены; за
двурушничество, за участие в
контрреволюционной зиновьевской
группе, за подрывную работу
Нарыкова, Батикова, Бабчина
из партии исключить.156
19
января 1935г.
Из стенограммы заседания бюро.
НОВАКОВСКИЙ:
Переходим ко второму вопросу.
Речь идет о группе людей, носящих
партийные билеты, которые были
в среде нашей парторганизации
до сих пор, считали себя коммунистами,
прошли чистку и которые сейчас
себя обнаружили явными двурушниками,
участниками контрреволюционной
зиновьевской группы. Вы знаете,
что у нас на площадке в части
того, что многие из коммунистов
раньше принадлежали к антипартийным
оппозициям, было немало таких
людей и не раз на конференциях,
на пленумах, на бюро, на активах
толковалось об этом. Горком
партии, крайком партии не раз
предупреждали нас о том, что
в связи с тем, что бывших оппозиционеров
у нас на площадке порядочное
количество, что необходима повышенная
бдительность, повышенная настороженность
к этим людям, настойчивая, повседневная
проверка и в политической работе,
и в практической работе, и по
отношению к политике партии
в целом, не раз наша парторганизация
предупреждалась о том, что доверять
этим людям полностью нельзя,
особенно в свете фактов, которые
мы имели, скажем, в Москве,
в Ленинграде, к сожалению, приходится
констатировать, что несмотря
на все это мы только сейчас
имеем возможность вскрыть такие
группы людей, которые в продолжение
довольно длительного времени
вели свою подпольную подрывную
контрреволюционную работу, группируясь,
я вам потом подробно расскажу
как было это дело, группируясь
и собираясь на своих собраниях,
вечеринки, ведя так называемую
комнатную обработку друг друга,
вербуя себе соучастников и все
это продолжалось в течение довольно
длительного времени. Я, товарищи,
не думаю занимать вас всеми
подробностями, всякими мелкими
фактами, всякими сопоставлениями
этой так называемой деятельности
этих людей, ибо наша задача
заключается в том, чтобы производить
здесь следствие, чтобы в свете
событий 1 декабря, в свете вскрытия
ленинградско-московского центра
зиновьевской группы рассмотреть
вопрос о нашей групповщине сталинской
организации, поэтому я думаю,
товарищи избавят меня от подробного
перечисления всех фактов работы
этой группы. Я поэтому хочу
остановиться, главным образом,
на политических выводах, тем
более, что, видимо, работа этих
людей потребует дальнейшего
изучения и реагирования. Так
вот что произошло. Вы знаете,
что Тарасов вскоре после убийства
Кирова был арестован. Перед
этим он был комиссией по чистке
исключен из рядов партии в связи
с разоблачением его как двурушника.
Это было доказано его беседой
с отдельными товарищами, которые
подали заявление в комиссию
по чистке. После этого исключения
Тарасов, вы знаете, возмущался,
пытался доказать неправильность
этого исключения, искал себе
сочувствующих, а после ареста
написал в своих показаниях,
что вплоть до ареста ни политически,
ни организационно не разоружился,
оставаясь вплоть до ареста на
тех же позициях, на которых
он стоял и в 1927, и в 1928гг.
Это одно уже говорит о ценности
всех этих заверений и показаний,
но об этом я скажу ниже. Мало
того, что он заявил это, но
он заявил и другое, что он не
был одиноким в нашей организации,
а что вокруг него и некоторых
других группировалась, правда,
небольшая, ничтожно малая, но
все-таки группа людей, которые
тем более опасны в наших условиях,
что эта группка занимала командные
посты на нашем заводе и поэтому,
естественно, имела в своих руках
возможность это влияние соответствующим
образом использовать. Что установлено?
Установлено, что группа людей
– Тарасов, Нарыков, Батиков,
Петровский, Штифанова, и некоторые
другие, систематически ведя,
как я уже сказал, с того момента,
как приехали на площадку, собирались
почти в одном и то же кругу
лиц с некоторыми вариациями
для маскировки под разными благовидными
и неблаговидными предлогами,
причем на всех этих собраниях,
вечеринках, основным стержнем
всех этих разговоров это было
муссирование, разжигание недовольства
против партии по разным поводам.
Вы можете встретить примерно
такие разговоры – почему это
партия относится так недоверчиво
к бывшим оппозиционерам, вот,
мол, люди работают, а партия
все-таки им не доверяет, чуть
ли не преследует. Это имело
своей целью, ибо есть ряд бывших
оппозиционеров, которые отошли
от своих ложных враждебных партии
позиций, такие разговоры имели
целью приблизить к себе побольше
людей, которые в свое время
боролись против партии. Были
разговоры другого порядка о
внутрипартийном режиме, о коллективизации,
о темпах и т.д. Причем я сам,
как известно, недавний житель
Сталинска, были споры насчет
темпов строительства и т.д.
Оказывается, что и это присовокуплялось
к тому, чтобы разжигать против
партийного руководства недовольство,
распространяя и обобщая эти
факты уже за пределами Сталинска.
Одним словом, Тарасов показывает,
что в этой группе, в этой среде
можно было совершенно свободно
разговаривать, не боясь того,
что эти разговоры выйдут за
пределы этой среды. Вот вам
общая картина деятельности этой
группы. Надо сказать, что в
этой группе принимал участие
и Бабчин. Я его выделил потому,
что как будто бы по его собственному
заявлению, по мнению товарищей
он в свое время в Ленинграде
между 15 и 15 съездами вел как
будто бы даже борьбу против
зиновьевской оппозиции. По всем
данным проистекает, что во всех
этих беседах, узких беседах
на их широких вечеринках с привлечением
так называемых декоративных
фигур из таки преданных большевиков,
но которые хлопали ушами и Бабчин
являлся непременным соучастником
всех этих бесед. Причем он,
как вы знаете, человек очень
грамотный, развитой, разговорчивый,
может в минуту слов 500 выпустить,
подвижной, поэтому он был, понятно,
этой группе полезен. Трудно
сейчас установить, каким путем
он подошел к этой группе, но
факт установлен, что Бабчин
принимал участие в работе этой
группы. Нужно характеризовать
некоторые персонажи, чтобы вам
еще более ярче, еще более ясно
вырисовалась картина деятельности
этой группы. Я назвал в числе
других Штифанову. Кто такая
Штифанова? Она жительница Москвы,
которая почему-то якобы по ее
объяснению из-за материальных
затруднений выехала в Сталинск.
Член партии, но приехала без
путевки. Теперь совершенно точно
установлено, что она была Петровским
сюда переправлена, работала
в Мундыбаше, чистку прошла в
Москве. Будучи исключенной первичной
комиссией по чистке, она каким-то
образом восстановлена в последующей
комиссии. Когда Горно-Шорская
организация получила сведения,
что отец ее бывший торговец,
чего она и сама не отрицает,
расстрелян в 1921г. как белогвардеец,
Горношорский райком постановил
поставить ее на перечистку.
Она попросила: дайте мне срок,
я докажу, что это не так, поехала
и очутилась неизвестно каким
путем в заводоуправлении, нося
партбилет. Теперь в виде отступления,
как у нас иногда принимают коммунистов,
числят коммунистами, и ставят
на работу. Это в данном случае
сыграло большое значение. Приехал
член партии с партбилетом без
карточки, числится коммунистом.
Она работала в плановом отделе.
Так вот, эта Штифанова сейчас
арестована и вот интересно обрисовать
коротко эту фигуру. Нужно признать,
что основным лозунгом всех двурушников
является молчать, молчать и
молчать, молчать до крайности
(Реплика Эйхе: До невозможности.)
И все эти люди, они эту тактику
великолепно усвоили и твердо
ее проводят – не знаю, не помню.
Было такое письмо? Нет, не было.
– Как же не было, вот такой-то
говорит, что было? Допускаю,
возможно, что и было. Также
и Штифанова сейчас, когда она
очутилась не в особенно для
нее приятном месте, она заявляет
такую штуку: «Так как
мне надоела двурушничать, меня
обязали быть двурушником, лгать,
обманывать партию, притворяться
верным членом партии и т.д.
Мне, говорит, так надоело, что
я прямо заявляю, что я была
участником зиновьевской группы,
и остаюсь им. Но мало этого,
я хочу проиллюстрировать один
факт, особенно для нас теперь
интересный в свете московско-ленинградских
событий. С ней провелась беседа
насчет террористов, примерно
в таком духе – «Как вы
смотрите на террористический
акт, который был совершен ленинградской
зиновьевской группой?».
Отвечает – «О том, что
оппозиции нужно становиться
на путь террора, этот вопрос
перед собой я еще не ставила».
Видите ли, марксист она, еще
не ставила, не получила соответствующих
директив, так что если группа
решит, или какой-нибудь центр,
поскольку московско-ленинградский
ликвидирован, она тогда в зависимости
от этого будет действовать.
«Чем объясняется этот
террористический акт?».
– «Я уже сказала, что
это акт отчаяния оппозиции,
этот, бесспорно, неудачный акт,
если становиться на такую точку
зрения и если можно катиться,
так уж делать до конца».
Вопрос: «Убывать, так
убивать Сталина?» – «Да.
В Ленинграде с убийством Кирова
получилось так, что эффект не
стоит затрат, а если бы был
совершен террор над товарищем
Сталиным, это было бы лучше,
мы, может быть, получили тогда
удовлетворение. Для вас понятно,
что основная фигура против которой
мы бьем – это Сталин».
И дальше: «Я бы хотела,
чтобы Сталин был убран не как
герой террористического акта,
а чтобы он сам сошел со сцены,
забытый богом и людьми. Партия
с своей политике должна потерпеть
полнейшее политическое банкротство,
тогда за это расплачиваться
будет Сталин». Вы видите,
вот какой путь для нее был приемлемый,
но так как этого нет, то террористический
акт не является вовсе уже таким
плохим актом, причем если убивать,
так убивать вождя сразу. Вот
вам омерзительный тип одной
из участниц группы в нашем городе.
Это, по-моему, характеризует
ее окружение, этого активного
террориста, активного контрреволюционера,
который, бесспорно, был направлен
сюда для определенной работы.
Находясь в окружении перечисленных
лиц, естественно, эта самая
Штифанова все эти взгляды как-то
обсуждались, как-то прорабатывались
в порядке практических мероприятий,
они должны были получить свое
отражение в этой группе и получали
на всех этих событиях. Вот фактическое
положение вещей со вскрытием
всей этой контрреволюционной
группы. Я хочу теперь указать
еще на несколько обстоятельств.
Первое. Как вы видите в свете
показаний двух членов этой группы,
наиболее ярких, Тарасовой и
Штифановой, видишь, что группа
была, бесспорно, контрреволюционная
и первый метод их, это двурушничество,
двурушничество во всех видах,
при всех возможностях, во всех
случаях. Об этом партия знала
и раньше и по ряду фактов Москвы,
Ленинграда и других городов.
Мы еще раз получили подтверждение
здесь у себя в Сталинске, что
этот метод является основным
сейчас для контрреволюционных
антипартийных антисоветских
групп. Второе: эти группы работают
чрезвычайно осторожно, что называется,
шаг за шагом, соблюдая величайшую
конспирацию, прибегая к самым
разнообразным методам. Вот,
скажем, излюбленнейшим методом
перечисленной мной группы были
вечеринки, вечеринки первого
мая, вечеринки 7 ноября, вечеринки
в день рождения, в день смерти,
чего угодно, вечеринки и вечеринки
и приглашения на эти вечеринки
помимо членов своей группы людей,
которых ни в чем нельзя заподозрить.
Вот такое завуалирование этих
самых собраний под видом невинных
собеседований, невинный встреч.
Вы можете встретить на этих
вечеринках такого уважаемого
товарища, как Зубаков, который
сидел, пил и не видел, что у
него под носом творили контрреволюционеры,
такого, как Левочкин и ряд других.
Я назвал только двух таких почетных
людей, что называется, с большим
партийным стажем и т.д., но
там были и некоторые другие.
Даже, к сожалению мне называли
одного партработника, который
присоединился к этой честной
кампании. Я думаю, это должно
нам послужить серьезнейшим уроком.
И, наконец, последнее замечание.
Эта группа действовала в продолжении
ряда лет, имела связь с Ленинградом,
Москвой, люди ездили взад, вперед,
возили письма, разговаривали,
подготавливали, скапливали силы,
сохраняли кадры и это их основная
задача при всех условиях сохранять
кадры: одно убрали, второй молчи,
будешь сохранен. Вот, наша парторганизация,
можно сказать, передовая организация,
мы должны это учесть для себя,
что вскрытие сейчас после ряда
лет этой контрреволюционной,
подпольной группировки является
для нас следующим чрезвычайно
важным уроком, что, видимо,
бдительность наша, настороженность
в ряде случаев, ограничивалась
призывом без практического вскрытия
контрреволюционной деятельности
этой группы, этих людей. Зачастую
мы переоценивали производственные
стороны деятельности того или
другого человека, забывая о
его политической характеристике,
о его отношении к политике партии
и это тоже служило, между прочим,
им на пользу, а нам во вред
и это является минусом нашей
работы. Мы должны совершенно
отчетливо себе представить не
только для того, чтобы
отметить один из недостатков
в нашей работе, но для того,
чтобы извлечь серьезнейший урок
для последующей работы нашей
парторганизации, ибо, как известно,
перечисленным списком не исчерпывается
так называемая бывшая оппозиция
и перечисленный список не исчерпывает,
по-видимому, с контрреволюционными
группировками. Отсюда вытекает
для нас обязанность хорошенько
продумать, прочувствовать методы
борьбы этой контрреволюционной
группы, чтобы нам и разоблачить,
чтобы уметь вовремя вскрывать
их деятельность, вытаскивать
за ушко, да на солнышко. Нам
предстоит решить о них вопрос
сегодня. В отношении Петровского
и Штифановой, поскольку они
другой организации, Горношорской,
сегодня имела суждение партколлегия.
Тов. Громов вам доложит об этом
решении. Я думаю, вы сами догадаетесь,
какое это решение. Что касается
Нарыкова, Батикова и Бабчина,
я вношу предложение на основании
всех тех данных, о которых докладывал
сегодня, исключить их из рядов
партии.
ГРОМОВ:
Товарищ Новаковский дал здесь
краткую характеристику этой
группы. С отдельными товарищами
приходилось говорить об этих
лицах, и что же, на производстве
они работаю великолепно. Взять
Штифанову, она в своих показаниях
говорит, что она работала неплохо
на производстве, отдавалась
производству в течение 5 лет,
это она ставит себе не в заслугу,
а в минус, что она так делала.
Члену партии недостаточно хорошо
работать только на производстве,
но нужно активно участвовать
в партийной жизни и тем показать
свое партийное лицо. На производстве
работают и беспартийные, работают
преданно, болеют за производство,
но для партийца этого недостаточно,
член партии должен стоять в
авангарде, вести за собой массу
и если замечают за тем или другим
товарищем тот или иной недостаток
в партийной жизни, он должен
сразу заинтересоваться, а почему
у него на производстве хорошо
дела обстоят, а в партийной
очень скверно. Можно привести
Бабчина, что он говорит в отношении
Тарасова – у Тарасова имелся
надрыв и отрыжки. По моему наблюдению,
и у Нарыкова, и у Тарасова они
заключались в следующем: неполная
вера в то, что творится, в линию
ЦК, он стоял формально на линии
партии и не совсем верил в это
дело. Во-вторых, имелось пренебрежительное
отношение к цеховой организации,
изолировался от разговоров на
политические темы. Спрашивается,
в том партийном звене, где Тарасов
работал, парторг, актив этой
парторганизации замечал или
нет за Тарасовым, что Тарасов
в партийной жизни неактивен,
что Тарасов почти никакой партийной
работы не вел. Парторганизация
должна знать такое положение,
что может быть Тарасов на производстве
и хорошо работал, но в партийной
жизни почему-то нет и потом
нужно знать прошлое каждого
человека, что он в прошлом представляет,
где он был, что делал, это обязательно
нужно знать. Почему Штифанова
перешла в заводоуправление,
фактически без партийного документа
и считалась членом партии. Спрашивается,
у секретаря этой парторганизации
заводоуправления, что является
основным документом, партийным
паспортом – это учетная карточка,
без учетной карточки путь у
него будет 10 билетов в кармане,
он не является членом партии.
Вот, заинтересовался ли секретарь
этой парторганизации, что у
них появился какой-то человек
без учетной карточки? Не заинтересовался
до сегодняшнего дня и считал
и считает его как члена партии
(Реплика Гендиной: Она не числилась
и мы не считали). Как не числилась,
она у вас стоит на учете в первичной
организации, тем более ведь
она попала в ваш аппарат через
Петровского, Петровский ее рекомендовал
Краскину как хорошего члена
партии и хорошего работника-плановика,
по рекомендации Петровского
она попала к вам, но чтобы заинтересоваться
этим делом – этого у вас нет.
Так что не только борьба на
производстве, основное – борьба
на идеологическом фронте должна
быть у каждого члена партии,
тем более должна быть бдительность
в отношении к людям с темным
прошлым. Таким людям, когда
ослаблена партийная бдительность,
безусловно, предоставляется
возможность для того, чтобы
начать работу и подбирать разный
слабенький хлам и оказывать
на него влияние. Взять в отношении
Петровского. Ведь это такой
же тип. Он, правда, попал сюда
не по чьей-либо рекомендации,
но были у него разговоры с отдельными
членами партии. Петровский считал,
что политика в отношении ППС
и вообще социал-демократии неверная,
что по социал-демократам очень
крепко бьют, когда к ней нужно
бы приблизиться, т.е. как бьют?
Наши братские партии разоблачают
контрреволюционную сущность
демократии, а по его, видите
ли, нужно было бы социал-демократию
приблизить к себе, приголубить
ее, вот тогда политика партии
была бы правильная. Если он
считал неверной политику партии
в отношении социал-демократии,
куда он бросал камушек? Кто
руководит этим? Для нас для
всех ясно, что руководит мировым
рабочим движением, стало быть,
он подходил в этом отношении
к руководству нашей партии и
братских партий тов. Сталину.
И вот этот товарищ, с которым
он вел разговор, ограничился
убеждением его, что он неверно
высказывается, что он неверно
трактует, а не соизволил поставить
перед парторганизацией этот
вопрос. Почему это делается?
Потому что имеется политическое
притупление, недостаточно отдельные
товарищи заостряют внимание,
недостаточно ведут борьбу на
этом фронте, а ведь у вас, в
вашей организации, т.к. она
стянута из разных мест, много
пришедших товарищей в ваших
цехах, на доменном, прокатном
и других, товарищи из деревни,
которые еще легко поддаются
под влияние всяких таких антипартийных
антисоветских настроений. На
таких делах парторганизацию
надо воспитывать, это будет
громадной школой для более или
менее политически развитых товарищей,
это будет значительно поднимать
их уровень, их политический
рост, это будет учебой, а как
нужно будет вести на два фронта,
т.е. с вылазками классового
врага с теми осколками, которые
еще имеются и до последнего
времени появляются. В отношении
Штифановой решение партколлегии
такое: Штифанову как двурушника
на протяжении ряда лет обманывающую
партию, а Штифанова не одна,
есть целая группа, с которой
она связан, партколлегия Штифанову
и Петровского из рядов партии
исключила.
НОВАКОВСКИЙ:
Слово имеет товарищ Эйхе (аплодисменты).
ЭЙХЕ:
Я хоте бы здесь несколько подольше
остановиться, чтобы познакомить
вас с некоторыми документами,
из которых вы узнаете то, что
вскрылось сейчас в Ленинграде,
в Москве. Это показывает такое
неслыханное предательство, такую
неслыханную измену, такое неслыханное
двурушничество, какого не бывало
в истории революционного движения,
которое проявили Зиновьев, Каменев
и вся их группа, причем это
не только плод последнего года,
это, оказывается, с момента
15 съезда сознательно продуманная
линия, проводимая последовательно,
выдержанно, продуманно все время.
Перед партийной общественностью,
перед всеми трудящимися страны
клянутся в верности партии,
клянутся, что нет никаких разногласий,
что полностью сознают свои ошибки,
а за спиной в своем проклятом
подполье накаляют свои кадры
злобой, ненавистью против руководства
партией, там вырабатывают методы,
как бы навредить партии, там
разрабатывают все, как можно
было бы поставить палки в колеса
партии. Вот вам лицо этой оппозиции,
вот вам приемы, чтобы показать
это величайшее двурушничество,
предательство, степень падения,
я оглашу два момента из стенограммы
последнего 17 съезда партии
из выступления Зиновьева, из
выступления Каменева. Каменев
говорит: «Товарищи, я
высказал глубокое сожаление
о тех ошибках, которые я делал.
Я хочу сказать с этой трибуны,
что я считаю того Каменева,
который с 1925-1930г. боролся
с партией, с ее руководством,
я считаю политическим трупом,
я хочу идти вперед и не тащить
за собой по библейскому выражению
эту старую шкуру. Товарищи,
позвольте мне в заключение присоединиться
к одному возгласу, который перекатывается
по всей стране, который утром
раздавался здесь, присоединиться
как человеку, который только
благодаря внимательному и истинному
товарищескому отношению ЦК и
его руководителей может вновь
находиться в этих рядах, этот
возглас, к которому я прошу
позволить присоединиться, очень
простой – да здравствует наша
социалистическая страна, да
здравствует наша партия, да
здравствует наш вождь и командир
товарищ Сталин». Это выступление
на съезде перед всей партией,
перед всей страной, перед всем
пролетариатом человек и возглашает
– да здравствует наш вождь и
командир т. Сталин, а в своем
подполье организует кадры, доходит
до того, до чего дошла Ленинградская
группа, договорился до того,
до чего сейчас договаривается
Штифанова. Возьмем Зиновьева:
«Я могу сказать только
одно: я полностью и до конца
понял, что если бы не это руководство,
не те железные люди, которые
поели партию в борьбе против
всех оппозиций, то стране, рабочему
классу, делу Ленина, революции
угрожала бы более чем реальная
опасность. От этой опасности
спасло то руководство, которое
чтут рабочие, весь рабочий класс,
которое чтут лучшие люди нашей
страны и рабочий класс всего
мира». Человек говорит
о той реальной опасности, которая
угрожала и только те железные
кадры, которые имелись в нашей
партии, и поздравляет это руководство
и эти кадры, а в своем подполье
организованно делает все, чтобы
снова выйти на борьбу с этим
руководством, с этой партией.
Как это подполье работало? Я
вам оглашу один, он довольно
длинный, я думаю, что у вас
терпенья хватит прослушать до
конца одного из участников этого
подполья – это письмо Сафарова,
как вам известно, привлеченного
по делу зиновьевского подполья,
к товарищу Сталину. (читает
письмо). Здесь видите в каких
словах один из активных участников
самого подполья описывает всю
ту гниль, которая творилась
в подполье. Я не буду подробно
останавливаться на этом Ленинградском
центре, Московском, в газете
опубликованы материалы достаточно
исчерпывающие, но что нам эти
факты сигнализировали, нам,
Западно-Сибирской парторганизации,
и вам здесь, в Сталинской парторганизации,
они сигнализируют нам следующие
моменты, что мы должны быть
гораздо более бдительными, чем
мы было до сих пор. Наша бдительность
должна иметь свои определенные
формы, мы должны быть прежде
всего непримиримыми, разоблачить
все антипартийные теории, все
антипартийные разговоры, все
антипартийные вылазки, разоблачать
непримиримо, с чьей бы стороны
они ни проявлялись, потому что
тот, кто в вопросе борьбы за
правильное понимание ленинской,
сталинской теории, Ленинского,
Сталинского учения в нашей партии
выявляет себя как примиренец,
тот в той или другой степени
является загнивающим человеком,
если он сознательно проявляет
примиренчество. Второй вопрос,
что нам нужно, нам нужно, чтобы
наши разоблачения, наша бдительность
имела бы соответствующее организационное
оформление, чтобы мы организованно
боролись за то, чтобы оппозиция
и все эти подпольные группировки,
осколки, не могли бы найти место
в нашей среде. Осколки эти ничтожны,
это чрезвычайно небольшое количество
людей, но правильно сказал один
из рабочих, выступавших на митинге
об осколках – это очень небольшая
вещь, но и осколок может ранить.
С этими осколками надо вести
жесткую непримиримую организационную
борьбу. Здесь присутствуют все
парторги, от вас, прежде всего,
может потребовать бюро горкома,
вся Сталинская парторганизация,
а как вы организационно боретесь
в этой части, чтобы осколки
были у вас разоблачены и вырваны
с корнем, достаточна ли у вас
борьба и бдительность вашей
организации, мне кажется, не
везде и не всегда достаточно.
Во многих случаях проходит мимо,
без достаточной заостренности,
без достаточного подхода, если
бы этого не было, так поверьте,
три года не могла бы эта группа
существовать и иметь свое подполье,
это подполье было бы вскрыто
если бы у нас вся парторганизация
была бы вздыблена в достаточной
степени в этом вопросе. В этом
борьбе никакой пощады никому,
кого мы разоблачаем, кого мы
вскрываем. Этим осколкам, этим
предателям, этим изменникам
партии и рабочему классу, изменникам
нашей социалистической родины
пощады быть не может. Само дело,
которое здесь установлено, мне
кажется чрезвычайно простым,
чрезвычайно ясным, настолько
простым, настолько ясным, что
даже повторяются как по письменному
те директивы, которые подполье
зиновьевского центра давало
своим кадрам. В чем они заключаются?
Вернитесь в партию во чтобы
то ни стало, обратно в партию,
и там в партии сохраняйтесь
для предстоящей борьбы. Вторая
директива: если попадетесь в
чем-нибудь – раскайтесь, пишите
заявления какие угодно для того
чтобы остаться в партии. Третья
директива: если попадетесь и
когда вас будут припирать к
стене с требованием, чтобы вы
назвали свою организацию и связи,
называйте тех, которые уже разоблачены,
новых фамилий и лиц не давайте,
т.е. другими словами тех, которые
еще не выявлены, прячьте. Вот
мы сегодня с т. Громовым и Новаковским
сидели и разговаривали, так
буквально по писанному люди
держаться по этим линиям, как
будто бы только вчера они получили
директивы в письменном виде,
за ночь изучили и их придерживаются,
думая, что бюро горкома младенец,
которого можно кормить таким
болтливым молочком, что они
собирались только для того,
чтобы чайку выпить. Этому никто
не поверит, тем более мы не
можем поверить, когда имеем
показания двух участников этих
сборищ, которые рисуют картину
совершенно другую – Тарасов
и Штифанова. Штифанова, товарищ
Новаковский вам зачитывал, о
чем говорит, она говорит – наша
партия сожалеет об одном, что
убили Кирова, а не Сталина,
если бы убили Сталина, это было
бы хорошо, а что убили Кирова,
это расход слишком большой,
нас разгромили, не стоило убивать.
Вот рассуждения, вот фигура
врага, которого мы имели. Эти
люди собирались только попить
чайку, пусть это они рассказывают
своим бабушкам, или идут дураков,
которые им поверят (зачитывает
показания Штифановой). Она недовольна,
что ей нельзя слишком вольно,
даже когда часто шляпим, вылезать
и заниматься пропагандой этих
взглядов, по ее мнению, даже
партийных взглядов. Но, конечно,
мы ей такого удовольствия никогда
не представим, чтобы эти взгляды
антипартийные, контрреволюционные,
распространять. Я думаю, предложения,
которые сделал т. Новаковский,
совершенно правильны, нужно
с этими гадами покончить, где
бы они ни скрывались, партия
и рабочий класс раздавит эту
гадину.
КАЛИНИН
(Стройпрокат): Тарасов был в
той организации, в которой я
работал парторгом. О Тарасове
я летом узнал от Зимова, который
был в Томске секретарем горкома.
Зимов говорил, когда я вызывал
к себе Тарасова, и говорил ему,
если Зиновьев откажется, ты
тогда откажешься? Нет, говорит,
не откажусь, и Зиновьев, и Евдокимов
не откажутся. А вот положим,
если они откажутся? Если откажутся,
они будут сволочи, а я от своих
взглядов не откажусь. Когда
я эти факты привел на чистке,
Тарасов потом рассказывал таким
образом, что я так себя и вел.
Когда я приехал в Ленинград,
не жил с Евдокимовым, со своим
тестем, считал их изменниками
и после уже через 2-3 месяца
я вернулся к своему тестю и
стал с ним жить, дескать, понял
свои взгляды. Вот в таком свете
он нам рассказывал. Мне показалась
эта вещь иной и мы теперь, будучи
обманутыми, уже свели концы
с концами в отношении Тарасова,
преданного Зиновьеву, преданного
Евдокимову, с которым он все
время жил и получал эти директивы
– ползком назад в партию. Он
все противоречия сгладил и самым
активным борцом. Здесь в своей
работе мы понесли исключительную
ошибку при рассмотрении Тарасова,
при рассмотрении его работы,
совершено не марксистски подошли
к этому вопросу, полагая, что
раз Зиновьеву дано доверие,
Евдокимову дано доверие, то
что же с этим самым Тарасовым,
мы видим он разоружился, когда
на самом деле он формально стоял
на наших позициях. Вот такой
подход к делу привел к тому,
что мы Тарасову верили больше
чем надо, и теперь просто мороз
по коже берет, когда оглядываешься
назад, с кем работал, кому доверяли,
кого брали иногда под защиту.
Так что вся контрреволюционная
сущность Тарасова для нас уже
ясна. Теперь относительно группы.
Мне кажется, что эта группа
Нарыкова, Батикова, возможно,
еще целый ряд людей есть. Это
довольно тесная группа. Мне
по работе с Тарасовым приходилось
часто встречаться (Реплика Эйхе:
Полностью перечислена эта группа?).
По-моему, не полностью. Я хотел
через Тарасова попасть к кому-нибудь
их этих людей, это дело не удалось.
Я хотел к Нарыкову попасть.
Когда какое безобразие на цехе,
нужен Тарасов, Тарасова нет.
Звоним Нарыкову, у Нарыкова
сидит Тарасов. Я хотел проникнуть
к Нарыкову, узнать поближе,
мне это дело не удалось. Дальше
квартиры Тарасова, дальше квартиры
Краскина я никуда попасть не
мог. Иногда, если ночью заходил,
выпивали люди, но не настолько,
чтобы после этого трудно развязать
языки. Поэтому, мне кажется,
Батиков, Нарыков, Оскольский
(Голос с места: Шадрин). Шадрина
я никогда не встречал, был Грольман
(Голос: Зуев). Зуева я даже
в лицо не знаю (Голос: А Михин?).
Это им кампания, но они его
считают немножко за дурачка
(Реплика Новаковского: Не дурачок,
а вуаль). Я пытался прощупать
теоретически подготовку Тарасова
и стал разговаривать о перманентной
революции, оказывается, белый
лист, у человека исключительная
преданность Евдокимову, но после
того, как совершился декабрьский
выстрел, говорил, что Зиновьев
говно, что это не организатор.
Евдокимов – это та личность,
которому он целиком и полностью
безраздельно принадлежит. Потребовал
мне показывать безобидные письма,
в них, конечно, ничего не было.
В результате того, что мы подошли
не по-ленински в смысле просмотра
людей мы сделали большую ошибку.
Я здесь воспользуюсь присутствием
т. Эйхе и скажу, мне кажется,
тов. Франкфурт в этих делах
нашей Сталинской организации
много подгадил, он в борьбе
с парторганизацией, который
рисует в своей книге, пишет,
что он боролся до Хитарова,
а после Хитарова молчит. Он
опирался на группу лиц, мне
кажется, Франкфурта в этой части
следует прощупать, потому что
в дальнейшем, если ему партия
будет доверять, то он может
пакостей наделать.
КОЛМАКОВ:
Мы уже при обсуждении Евдокимовой
поставили вопрос она совещании
и в выводах комиссии по чистке
отмечали вопрос тактики этих
оппозиционеров. Мне кажется,
сейчас нелишне этот вопрос подчеркнуть.
Тактика заключалась в том, что
люди сидели и отмалчивались,
и, пожалуй, трудно сейчас вспомнить
хотя бы одного из этих оппозиционеров,
которые по важнейшим вопросам
политики партии выступали бы
на массовых собраниях, на пленуме
горкома партии, на активах,
выступали исключительно по вопросам
практического порядка, производственного
порядка. И эта Евдокимова в
разговорах перед тем, как поставить
этот вопрос на бюро, она совершенно
отчетливо поставила, я думаю,
это настолько слова Евдокимовой,
сколько слова Тарасова, потому
что, пожалуй, Евдокимова в этих
вопросах несколько мельче чем
Тарасов, она, например, утверждала
таким образом, а что говорить
о политике партии тому же самому
Тарасову, когда он это доказывает
практически своими делами, он
начальник цеха, ведет строительство,
работает ударно и нет никакого
смысла выступать по основным
вопросам политики партии, он
делом доказывает, а не разговором,
а это не болтовня, не этим проверяется
человек, что он выступает, а
делом. Вторая черта оппозиционеров
– это пассивность. Мне кажется,
тут надо будет еще один пример
привести. Производственная активность
у них, конечно, более или менее
высокая, во всяком случае они
насчет производственной активности
себя активизировали не для того,
конечно, чтобы они хотели успешно
строить социалистическое общество,
а тактика такая. Ведь эта тактика
была похожа на тактику Саровской
контрреволюционной группы. Всем
известна, особенно доменщикам,
фигура Латкина. Он с точки зрения
производственной был наиболее
активным человеком, ударником,
человеком, который при пуске
третьей печи сидел день и ночь
безвыходно, показывая образец
«трудового героизма».
Вот несколько человек дополнительно,
который огласил тов. Новаковский,
возьмем на ЦЭСе Щадрина, Зуева,
что характерно для них? Характерно,
что они с точки зрения партийной
неактивны и больше того нужно
сказать, что в этом отношении
партийности очень мало. Товарищи,
которые давно работают на площадке,
помнят громадную борьбу организаций
не только ЦЭС, но и заводской
парторганизации в 1931г. при
пуске ЦЭС. Человек вступил на
путь того, что пускать ЦЭС с
громадными недоделками нельзя,
потому что это приведет дело
к срыву, во всяком случае, принимая
все для того, чтобы пуск ЦЭС
оттянуть и по этой линии нужна
была очень упорная борьба вплоть
до того, чтобы оценить совершенно
отчетливо его поведение, как
оппортунистическое поведение.
И несмотря на эту отчетливую
оценку Шадрин оставался до последнего
на своей позиции. В отношении
его партийности кому-кому в
парторганизации ЦЭС доставалось
очень много и требовалось много
труда, чтобы сработаться с Щадриным.
Точно также и с Зуевым. Поэтому
мне кажется, и в отношении Шадрина
и Зуева надо еще посмотреть.
Наконец, последний вопрос, я
считаю, совершенно правильно
в нашей организации обнаруживается
связь этих людей с зиновьевской
группой оппозиции Ленинграда
и Москвы, что эта связь проходит
через Евдокимова, что это совершенно
несомненно, потому что Тарасов
и Евдокимова не прекращали переписку
с Евдокимовым – это понятно.
Между прочим, ни одного документа,
письма Евдокимова не представили,
говорит, что она их уничтожила.
Мне кажется, что нет никакого
смысла уничтожать личные письма,
если там нет соответствующих
указаний, установок и проч.
Очевидно, эти указания и установки
были. Я хотел бы сказать о Батикове
несколько слов. Мне пришлось
чистить его в заводоуправлении.
Прежде всего такое положение,
невиданное двурушничество. Батиков
выступал в течение часа, без
всякого конспекта шпарил речь.
Очень много пришло неработников
заводоуправления, очень внимательно,
напряженно слушали эту речь,
не проскользнуло бы что-нибудь.
Человек построил таким образом
свою речь, что придраться было
невозможно. Парторганизация
насчитывает 100 с лишним человек,
в оценке работы Батикова была
дана абсолютно положительная
характеристика, больше того,
вот сейчас совершенно ясно уже
стало еще одно положение, что
в связи с чисткой Батикова пришли
люди, которым надо было его
защищать. Предположим, выступал
очень хорошо и положительно
Михин с оценкой деятельности
Батикова. Если не ошибаюсь,
Нарыков выступил с очень положительной
характеристикой, приводя пример,
что он прикреплен к нашему цеху
и вот оказалось, что специально
пришел его чистить, притянули
секретаря парторганизации тов.
Крылова, который также дал положительную
характеристику Батикову, но
когда на деле посмотришь, то
получается таким образом: Батиков
окружает свой аппарат людьми
ненадежными для себя. Посмотрим,
кто работает у него: Рясинцев
бывший меньшевик, молодой парень
бывший троцкист, исключенный,
Попов, кандидат партии, типичный
обыватель. Таким образом, окружение
создает такое, чтобы легче было
работать и легче проводить свою
линию. Потому, мне кажется,
и в этих случаях сейчас должна
быть более повышена наша классовая
бдительность.
АВИНКИН:
Тов. Эйхе сказал, что мы недостаточно
следим, я бы сказал, что касается
цехов на производстве, здесь
мы все-таки были достаточно
информированы со стороны горкома,
мы знали о всех людях там, следили
во время чистки, как выступали
все эти люди, это была наша
основная задача. Взять хотя
бы Батикова, его горком прислал
как-то проводить на ЦЭСе политдень,
не помню какая тема была, вопрос
шел об империализме и он там
загнул настоящий троцкизм и
получил соответствующий отпор.
За это от контрольной комиссии
он получил выговор. В части
домашней обстановки. Тут мы
это дело прохлопали. Правда,
Калинин говорил, что он пытался
узнать кое-что. Я тоже пытался
и кое-как пролез к Зуеву новый
год встречать, конечно, ничего
не получилось из такой вещи,
кроме выпивки ничего не было,
конечно, раз секретарь парткома
в гости пришел, какие могут
быть разговоры с ним, по моему,
здесь другим способом надо выяснять,
тов. Корытову. Что касается
организации ЦЭС в части этих
двух людей Зуева и Шадрина,
взять такую вещь, тов. Колмаков
говорил, почему-то эти люди
ходят группой защищать друг
друга. Возьмем по УРСу – чистят
Ициксон, пришел Нарыков, пришел
Батиков, защищали Ициксон. Чистили
в заводоуправлении Батикова,
обязательно эта группа идет
защищать. Правда, им в УРСе
наломали хвосты. Когда чистили
Шадрина или Зуева, присутствовал
Бабчин. Кроме того, я должен
добавить, что Шадрин имел тесную
связь с ними. Бабчин, Нарыков
и Шадрин очень часто встречались.
Нарыков и Шадрин друзья, их
жены сестры. Когда на ЦЭСе авария,
что Шадрина нужно искать у Нарыкова
или Бабчина. В часы работы их
на цехе. На ЦЭСе трудно было
работать до последнего времени,
поскольку они оба народ грамотный
и никаким методам не поддавались.
Я приведу такой пример. Проработка
и обсуждение 17 партсъезда,
характерная вещь –ни Шадрин,
ни Зуев не выступили по политическим
вопросам, а все сводили к положению
станции, что исходя из решений
съезда надо ликвидировать аварии,
поднять дисциплину. Я задаю
вопрос прямо, что в вашей организации
некоторые боролись когда это
активно против партии, а вот
на 17 съезде, где Сталин говорил,
что мы разбили всю оппозицию,
сейчас и бить никого не осталось,
надо этим людям выступить и
показать членам нашей организации,
сколько труда затратила парторганизация
на эту борьбу. Ни один не выступил
по политически вопросам ни на
одном собрании, а насчет производственного
плана выступали. Тов. Савельев
был председателем комиссии по
чистке, во время чистки Зуева
он ничем не доказал своих политических
взглядов, исключительно выступал
по производственным вопросам,
требуя исключить Зуева из партии
и для нас было немножко странно,
как информировал меня Савельев,
что мнение первичной комиссии
было исключить, но Зуева почему-то
оставили в партии. Это дело
нужно сейчас пересмотреть. Чем
опасны эти люди, в частности,
и Зуев, и Шадрин? Не было никаких
намеков, чтобы они выступали,
что они согласны, но они не
выступали и за линию партии,
если они не являлись соучастниками,
то и это уже был хороший материал,
кто собирал этот материал. Если
не выступали за партию, значит,
за кого тогда? По моему, они
могли являться хорошим материалом.
Я мог бы здесь рассказать массу
вещей, как иногда приходится
парторганизации бороться. Мы
несколько раз приводили Шадрина
и Зуева к т. Хитарову, чтобы
доказать истину. После перевода
Шадрина в отдел главного энергетика
Зуев был оставлен начальником
станции. Я ставил вопрос, что
начальником станции его ставить
нельзя, руководство горкома
с этим согласилось, его сейчас
снимают и здесь кто-то говорил,
что Шадрин берет его в отдел
главного энергетика с тем, чтобы
быть вместе и друг друга поддержать.
На последнем собрании, когда
т. Новаковский делал доклад,
т. Шадрин выступил в первый
раз о том, что он согласен с
линией партии, причем даже подал
в «Большевистскую Сталь»
заявление (Голос Новаковского:
Но Тарасова не коснулся). Он
сказал, что я за мировую революцию
вообще, за партию.
ЕРШОВ
(Соцгород): Я немножко не согласен
с тем, что их считают хорошим
образцом производительности.
Батиков и Петровский на производстве
никакого авторитета не имели.
Петровского отовсюду выгоняли,
он, правда прикрывался Гольденбергом.
Гольденберг был близок к Франкфурту.
Все работники, честные беспартийные
и партийные хозяйственники,
были все время недовольны планированием
во времена Петровского, Гольденберга
и Батикова так их называли «шайка
планирования», и характерно,
что они планирование взяли в
свои руки, это наиболее острый
участок. Как они его забирали:
Гольденберг добился того, что
он стал заместителем Франкфурта
по планированию, добился, таким
образом, не только планирования,
но и добрался до того, чтобы
влиять на ход самого производства,
они забрали себе такие функции,
что не просто план составляли,
от них зависело, забросят тебе
материал, или не забросят, забросят
механизмы или не забросят. Я
считаю, что никакого производственного
авторитета, кроме возмущения
и особенно со стороны наших
честных работников, ни Батиков,
ни Петровский во главе с Гольденбергом
не имели. Я работал с Нарыковым.
Впервые я пошел работать на
мартен, там был помощником по
труду, начальником был Макаров,
беспартийный инженер. Принял
он новое партийное руководство
не очень дружелюбно, первый
стык произошел по поводу того,
что Михин, будучи исключенным
из партии за его принадлежность
к правым в Томске, был восстановлен
и решение КрайКК содержало такую
формулировку: по ходатайству
низовой партийной ячейки возможно
восстановить в партии. Заявление
он подал до моего прихода. Когда
я принимал дела, обратил внимание
на это заявление, обратил внимание
на выписку и сразу понял в чем
дело, что тут дело не так. Михин
умышленно писал высоко-философским
языком, буквально без философского
словаря читать нельзя, я его
кое-как раскумекал, а если бы
человек был немного послабее,
буквально он забил бы голову
этими формулировками. Я вытащил
его на бюро и стал расспрашивать.
Видите ли, после того шухера,
который был поднят вокруг этой
группы крайкомом, сам крайком
нашел очень много вокруг этой
томской группы, и потом, когда
дело закончилось, а так как
шум был большой, то неудобно
–было меня не исключить. Его
там пример на партбюро, меня
поддержал секретарь комсомола,
против меня выступал Нарыков
и Лохтюков, знаменитый металлург.
Разделились шесть членов бюро
3 на 3. Я выношу этот вопрос
на партсобрание, не согласовав
его с горкомом. Мы там дрались,
я настаивал на том, чтобы отказать
ему на восстановление, считая,
что он не признал ошибок и двурушничает
в этом вопросе. Нарыков всеми
силами протаскивал Михина в
партию. Голосов я завоевал очень
мало, правда, на 3-4 голоса
больше. Мы отказали ему, после
этого я Михина взял на прицел.
Он видит, что тут не прошло,
начал активно участвовать в
производственной жизни, помогать,
стал отчаянно в политической
жизни и потом, когда подал заявление
более раскаявшееся, с признанием,
что его линия неправильная была
на первом партсобрании, тогда
только решили ходатайствовать
о его восстановлении. Этим я
хочу продемонстрировать, что
Нарыков взял ставку на этих
обиженных людей и всемерно протаскивать
их в партию, если они исключены.
Кроме этого Нарыков, если бы
я его раза три не сводил в КК,
он не начал бы так работать,
как он работал, когда мы ему
в горкоме зубы набили. Что характерно
для этой группы? Должен прямо
сказать – ненависть к партийному
работнику, партработника считают
попиком, иначе его не зовут,
такое презрительное, пренебрежительное
отношение к партработнику, кроме
того, что махнут рукой, больше
ничего не заслуживает. Также
Батиков в сравнении с нашими
партработниками он не больше
знает, а воображает. Такое отношение
у Гольденберга, у Петровского
под покровительством Франкфурта
к нашим партработникам и я считаю
это характерным у нас на площадке,
подрыв авторитета партработников,
проводников линии партии у нас
на заводе.
<< Назад Далее>>
|
Ждем
Ваших отзывов.
|
По оформлению
и функционированию
сайта
|
|
