|
«Комсомольское племя». – Со старожилом Новокузнецка Антоном Ивановичем
Полосухиным мы познакомились, когда в Новокузнецком краеведческом музее в 1976
году мне сказали, что он лично знал Виктора Павловича Обнорского, одного из
создателей «Северного союза русских рабочих», когда тот с 1909 по 1919 год жил
в Кузнецке.
- Знал – не то слово! – усмехнулся Антон Иванович,
когда я рассказала о цели своего к нему вторжения. – Обнорский был хорошим
знакомым отца, даже приятелем, и после его кончины опекал нашу семью…
В книге «Остались в памяти края» уже говорилось о том,
как впоследствии Антон Иванович прислал письмо, где пространно рассказывал о
своих мальчишеских воспоминаниях «поры Обнорского». О том, как любил бывать в
доме этого замкнутого, на первый взгляд, человека, мастера на все руки –
жестянщика, слесаря, точильщика: как Обнорский выглядел – малолюдному
патриархальному Кузнецку на диво – в черной шляпе, с окладистой ухоженной
бородой; как нетерпеливо он ждал газет; как выступал уже после февраля 1917
года в Кузнецком Народном доме, о котором Полосухин всегда говорил с особой
приязнью, даже нежностью. Как бы между прочим, А. И. Полосухин сообщил, что в
1952 году в журнале «Сибирские Огни» появилась его публикация, которая внесла
не только уточнения места и даты кончины В. П. Обнорского, но и вообще впервые
рассказала о неизвестных дотоле последних десяти годах его жизни в Кузнецке,
вобрав щедрые воспоминания старожилов и собственные наблюдения автора –
мальчика, подростка, комсомольца.
А. И. Полосухин подарил мне эту публикацию и пригласил
«поглядеть архив». Мы с фотокором пришли слишком рано и, пока Антона Ивановича
не было дома, - весьма по-хозяйски, легко ориентируясь в ящиках, полках и
папках, - нас «принимала» и знакомила с «дедушкиными делами» тогда еще десятилетняя
его внучка. На деда она глядела с обожанием, видно было, что к «своим делам» он
приобщил ее вполне. На стеллаже увидела фотографию с дарственной надписью –
«Константин Симонов – брату Виктора Ивановича Полосухина»… «того самого
Полосухина, Героя!» - подумала я. Только что ведь проезжали по улице имени
Полосухина… «Да, именно так!» - подтвердил Антон Иванович. И показал обширный
раздел архива, посвященный памяти брата.
Сегодня о Герое Советского Союза Викторе Ивановиче
Полосухине, герое «второго Бородина», известно и написано так много, что вряд
ли можно что-либо к тому добавить. «На Можайском направлении против 40-го
мотокорпуса врага, поддержанного авиацией, особенно упорно сражалась 32-я
дивизия полковника В. И. Полосухина. Спустя 130 лет после похода Наполеона на
Бородинском поле, - том самом поле, которое давно уже стало нашей национальной
святыней, бессмертным памятником русской воинской славы, - разгорелся бой.
Воины 32-й стрелковой дивизии не уронили этой славы, а приумножили ее», - это о
В. И. Полосухине в книге Маршала Советского Союза Г. К. Жукова «Воспоминания и
размышления».
Но вот видишь вшитые в семейный альбом плоские мешочки
величиной с пол-открытки, а под ними такие надписи: «Земля взята мной у
памятника на могиле, где похоронено более 400 солдат и офицеров 32-й дивизии, -
13 августа 1967 года на Бородинском поле» и «Земля взята мною 14 августа 1967 года
с могилы брата Виктора в гор. Можайске. В мае 1971 г. при посещении с
ветеранами 32-й высыпал на его могилу горсть земли, взятой с могилы матери в г.
Новокузнецке». В этом же альбоме – письмо, под которым аккуратная подпись
Антона Ивановича: «Письмо адъютанта комдива В. И. Полосухина, ст. лейтенанта Ф.
С. Иванова, давшего описание гибели полковника Полосухина 18.II.1942 г. в 5 часов вечера на передовой линии». В
письме своем фронтовик пишет: «Хотел бы вообще иметь постоянную связь, для
того, чтобы не терять друг друга. После войны, - а война, как началась, так же
и кончится – мы должны встретиться, поговорить, вспомнить Виктора Ивановича,
обязательно съездить в знакомые места боев, где Виктор не один раз наголову
разбивал зарвавшихся фашистских оккупантов. Эти места, где с Виктором мы
разделяли все невзгоды войны, грудью защищали свою родную русскую Советскую
землю, никогда не померкнут в моей памяти, также и где, что делал Виктор, все
до единой мелочи помню…»
И когда знакомишься со всем этим, а затем снова листаешь
семейный альбом, где Виктор Иванович представлен в фотографиях чуть не с
младенческих лет – до той самой последней, на которой он «лысеющий со лба, для
комдива молод» (как вспоминал о нем Евгений Воробьев, писатель, бывший военный
корреспондент газеты «Красноармейская правда»), и, как писал поэт Сергей
Васильев в поэме «Москва за нами»: «… овеянный хасанскими ветрами, высокий
ростом, он смотрел на мир спокойными, чуть грустными глазами», так вот, когда
листаешь этот альбом, а на тебя глядит очень схожими у всех Полосухиных
светлыми «чуть грустными глазами» Антон Иванович, понимаешь: он по сути своей
«связной памяти» всего полосухинского рода.
Шло время, с Антоном Ивановичем мы часто переписывались,
потом перезванивались, изредка встречались в Новокузнецке, как-то он, будучи в
Кемерове, долго сидел у нас – мы с ним спорили. О Кузнецком Преображенском
соборе. Мы вообще с ним нередко расходились во мнениях по вопросам истории
края. Что касается собора, то позиция его была мне понятна и даже знакома.
Точно так же Василий Васильевич Корноушенко, собравший бесценные материалы по
истории села Ильинка, никак не мог согласиться, что Ильинский каменный храм
конца XVIII века действительно
являет собой архитектурную ценность и подлежит сохранению. Антон Иванович и в
середине 70-х годов оставался чоновцем, каким изображен на одной из фотографий
семейного архива и, может, тем самым и дорог для тех, кто близко его знает:
убеждения его тверды, и даже если на взгляд последующих поколений кажутся спорными,
то, по крайней мере, истинная приверженность Антона Ивановича своим идеалам
сомнению не подлежит.
Теперь я уже знала, что Антон Иванович собрал весьма
обширный материал по истории края. Встретила его газетную публикацию «Кузнецкая
летопись» о рукописи жителя Кузнецка Ивана Конюхова – она хранится в библиотеке
Томского университета – и поняла, какая огромная, кропотливая работа
предшествовала газетной публикации. А потом мы с Антоном Ивановичем оказались
своеобразными «соратниками». Речь шла о сохранении ряда старинных каменных
зданий Кузнецка, от которого все-таки, как бы ни освещали истоки Новокузнецка,
и пошел новый город. Подоспело 350-летие города и было оно так скромно и спорно
освещено, что не мог неуемный А. И. Полосухин молчать. Он прислал целую
«обойму» фотографий с горькими, едкими, весьма публицистическими свидетельствами,
что он вместе с другими старожилами города - неизменными его сподвижниками были
комсомольцы 20-х годов В. В. Смельский, почетный гражданин Новокузнецка и И. Т.
Журавлев – давно представил во все инстанции пространные «биографические
списки» строений XVIII-XIX веков, подлежащих охране от надвигающееся на них
объездной дороги, которой в 60-70-х годах принесено было немало жертв из
исторически сложившегося архитектурного ядра Кузнецка. И вот теперь встал
вопрос о сохранении здания бывшего уездного училища (потом – школа №10), в
котором находится поныне вечернее отделение сельхозтехникума. В новокузнецких
городских инстанциях нас встречали холодно. Соответствующее должностное лицо
глядело с нескрываемым любопытством: насколько настырные посетители готовы
упорствовать. Однажды у нас состоялся примерно такой диалог:
- А если предоставить справки о долгожительстве и истории
училища?
- Сохраним! Только лучше бы – справки, позволяющие
строить дорогу!
А, стало быть, обрекающие училище. Это подразумевалось.
Но сдаваться было нельзя. Последовала работа в Томском архиве и найдены были
необходимые справки, так что сохранено было не только училище, но и еще ряд
зданий. И вдруг Антон Иванович спросил:
- А собор?
К тому времени все зачитывались романом Д. Гранина
«Картина», и я вдруг поняла, что монументальная фигура колоритного гранинского
героя – Поливанова, никак не «выдумана». Поливанов – он был рядышком. Антон
Иванович и был им. И все иже с ним – поливановскими были. И в том, нередко,
сказывался и драматизм их, - но и величие.
Помню, к зданию названного училища, где учились Виктор
Иванович Полосухин, В. В. Смельский, И. Т. Журавлев и столько необыкновенных
людей, которыми последующая школа №10 гордилась, мы подъехали вместе с Антоном
Ивановичем и новокузнецким старожилом и патриотом Константином Александровичем
Ворониным (о нем уже не раз писали), который здесь преподавал. Перед почти
двухвековым зданием стояли учитель и ученик – время стерло возрастную грань меж
ними, теперь это были собеседники – пожилой и очень пожилой. Фотографии
запечатлели их оживленную дискуссию на фоне мемориальной доски, которая в ту
пору мало от чего и что предохраняла. Потом, наедине, К. А. Воронин с присущей
ему мягкой иронией отметил по поводу «всего племени Полосухиных»:
- Сами крушили – теперь злее всех охраняют.
Антон Иванович, опять же наедине, вздыхая, «припечатал»
Воронина:
- Ничего не хранили, в словесах тонули. Теперь повествуют,
но не отстаивают.
Притом, что именно совместными их усилиями, в течение
многих лет в Новокузнецке росли небеспамятные поколения.
… А потом от Антона Ивановича часто стали приходить
письма. Он писал об угрозе, что нависла над Народным домом. Был, де, кинотеатр.
Теперь объявили памятником, но не хранят. Глядишь, сгорит ненароком. Требовал,
чтобы об его тревоге я сообщила «вверх». Мой «верх» был скромным – областной
совет ВООПИК. Руководителей его тревога Полосухина не всколыхнула. И Народный
дом сгорел. Антон Иванович прислал своего рода буклет – «дневник гибели»
Народного дома.
Вот день первый – пострадали, собственно, только крыша
и один флигель. Вот – третий: флигель разобрали по бревнышку. Дни – седьмой,
десятый. На месте бывшего Народного дома – пепелище. Надписи на обороте
фотографий были проникнуты такой бессильной горечью, таким изумлением перед
«гибелью нашего маленького Смольного» у всего города на виду, что и сейчас
вспоминать о том нелегко. Петиции старожилов, поднятых чоновцами Полосухиным и
Смельским, отправлены во все концы. Но что толку. Прошли годы. Народного же
дома, несмотря на неоднократно принятые решения и постановления, все не было.
Это сейчас, по прошествии более чем десяти лет, серьезно намечено его
воссоздание на исконном месте. Хотя Антон Иванович комментирует: «Макет памяти
– все равно, что макет совести». Чоновец, да и только!
Так развертывалось во времени знакомство с Антоном
Ивановичем Полосухиным. Через него, коммуниста, историка и учителя истории
(биография, типичная для «полосухинского времени» - в 20-е годы один из вожаков
комсомольцев; ответработник окружкома комсомола; десять лет на партийной работе;
в годы Великой Отечественной войны – секретарь Новокузнецкого горкома КПСС;
потом двадцать лет – педагог и директор школы), узнавала то, «полосухинское»,
что вело Героя Советского Союза Виктора Ивановича, комдива Полосухина в
бессмертие…
Перекресток памяти. – Снова листаю семейный альбом – тот, где все о
Викторе Полосухине. Копии писем к семье, письма к брату, Антону Ивановичу,
письма о Викторе Полосухине, воспоминания о нем. Все скрупулезно подклеено,
тематически сгруппировано, подписано.
Какой была их юность, полосухинского племени «младого,
незнакомого»? Читаю ее по фотографиям: «Работники Кузнецкого укома партии и
комсомола (1922-23гг.)». Волнистые волосы Антона, его светлые глаза узнаю
сразу, на переднем плане Виктор Полосухин (характерный твердый подбородок тоже
«читается» безошибочно). И вот рядом В. Смельский. До чего же они изумительно
молодые. Невольно вспоминаю малоизвестную фотографию, на которой красногвардеец
Голиков-Гайдар и его друзья выстроились вертикальной лесенкой – у всех на почти
детских лицах такая улыбка… Может, еще на военных фотографиях такую и
встретишь. А еще фотография – "Кузнецкая комсомольская конференция 1925 года".
Девушки в красных косынках (на черно-белой фотографии алость косынок лишь можно
предположить), пареньки в мохнатых папахах – видно, так принято в ту пору
(дерзнем сказать – «модно»). Характерное лицо Смельского, смутно-расплывчато
лишь угадываются черты Антона Полосухина. «Школьная ячейка ВЛКСМ г. Кузнецка
1926 г.» - сколько уже знакомых лиц (в высоких охотничьих сапогах, в кожаной
фуражке Антон). Широкоскулые, очень сибирские лица. Это на самом деле «ячейка».
Костяк, который будут находить год за годом на других фотографиях, - на конференциях,
в школах, на митингах. И вот фотография – «Коллектив педагогов II степени Кузнецкой железнодорожной школы. 15 VI.30г.» Только Антон Полосухин и Володя Смельский совсем
мальчишками глядели среди членов школьной комсомольской ячейки, а тут они же – серьезные
люди, педагоги. В лице Антона Ивановича со свободной волной волос, спадающей на
лоб, в его светлых глазах уже наметилась та истовость, которая поражает на
самых поздних его фотографиях – теперь он историк, заведующий школой. А В. В.
Смельский – в очень распространенной в те годы вышитой тюбетеечке – секретарь
школы. А сколько знакомых фамилий! Вот Станкеев Василий Степанович, географ,
Коковин Василий Иванович и Кобелев Кирилл Афанасьевич – начальник школы и еще
Борисенко Борис Маркович, военфельдшер – все они хорошо знали Виктора Павловича
Обнорского, были с ним дружны, и именно по их воспоминаниям А. И. Полосухин во
многом восстановил «кузнецкое десятилетие» ссыльного революционера. Ведь после
кончины Обнорского в Томске, куда и отвез его на лечение Б. М. Борисенко,
прошло всего-то каких-нибудь десять лет.
А какой бравый красногвардеец сидит за столом «в позе
для фотографа»! – это Виктор Полосухин.
… В. И. Полосухин, В. В. Смельский, И. Т. Журавлев –
мальчишки. Их воспоминания детства и юности – тоже ключик к разгадке будущих
характеров и поступков. Виктор - зачинщик военных игр. Как рассказывает В. В.
Смельский, все «сражения» проходили в Топольниках. И самая лютая сеча шла под
девизом «Тарас Бульба» - идея Виктора. Сабли, ружья, крепости – все, конечно
же, мастерили сами. Они – запорожцы, они же и ляхи. А Виктор зовет «громить
врага», невзирая на пострадавшие носы и изорванные рубашки…
Во время колчаковщины – много ли лет им было? – они
били стекла в офицерском клубе и воевали с бойскаутами. Виктор тут же придумал,
как посмешнее обыграть название этих тоже подростковых, но совсем далеких по
духу отрядов и сколотил отряд – «Бей скаутов».
В 1920 году вся компания вступила в комсомол – вот
они, фотографии, тут же, рядышком. «В июле мы уже шли разведкой впереди отряда
ЧОН на ликвидацию банд, - вспоминает И. Т. Журавлев, однокашник А. И. и В. И.
Полосухиных по тому самому уездному училищу, здание которого так оборонял Антон
Иванович. – Первое боевое крещение получили в Осинниках. Основной отряд
почему-то задержался и нам, шестнадцати комсомольцам, пришлось биться одним.
Под вечер бандиты сбежали в тайгу, мы их преследовали…»
Тут Антон Иванович перелистывает страницы альбома. На
фотографии – Виктор, на нем шинель с командирскими петлицами, новенькая буденовка,
на юном лице с чуть темнеющими, тоже «новенькими», усами – вполне осознанная гордость
«взрослостью». Еще бы не гордость! «Рвался Витя в Красную Армию, но годами не
вышел и не брали его, - рассказывает Антон Иванович, - он стал инструктором
укома комсомола, а в семнадцать, в 1921 году, уговорил-таки руководство, год
себе к возрасту прибавил, - и уехал в Томское пехотное училище»…
На фотографии Виктору двадцать лет, и он уже «бывалый
человек». Успел закончить училище, командует взводом в Витебске. На обороте:
«Привет из Белоруссии в далекую милую снежную Сибирь».
Разве не созвучны биографии лучших сынов Кузнецка той
поры с биографией Голикова-Гайдара? И разве «запорожская сеча» в Топольниках и
«Бей скаутов» при колчаковщине, и лихо прибавленный год к возрасту – лишь бы
скорее в армию! – не ключ к пониманию последующих событий, последнего военного
этапа биографии героя?
Вспоминает писатель Михаил Брагин: «… Он пошел дорогой,
по которой 129 лет тому назад, в такой же осенний погожий день, медленно
катилась карета Кутузова, проводившего рекогносцировку. Несколько десятилетий
спустя здесь, осматривая поле битвы, проезжал на открытых дрожках автор «Войны
и мира». Березовой аллеей Полосухин прошел к маленькому домику Бородинского
музея, одиноко стоящему посреди поля. Его встретила сторожиха, подала ему книгу
посетителей, в которой полковник написал, что он командир дивизии, прибыл с
востока, а в графе «Цель посещения Бородинского поля» (подумать только, что
могла быть такая графа!) ответил: «Приехал Бородинское поле защищать!» Это –
«полосухинское», родовое: отстоять, за правду ратовать. И уже чисто его, Полосухина
Виктора Ивановича, повадка: танковая «обкатка» бойцов перед боем. По
воспоминаниям Д. Д. Лелюшенко, дважды Героя Советского союза, генерала армии (в
ту пору командовавшего 5-й армией), существовала на фронтах вполне естественная
для начала Великой Отечественной войны «танкобоязнь». И что же? Комдив
Полосухин просто-напросто пропустил свои танки через окопы, в которых сидела
своя же пехота – чтоб пообвыклись. И помогло. Многотерпеливые российские воины
поняли: ничего, пережить можно, значит – пережить нужно…
Приведу воспоминания соратников комдива, опубликованные
Виктором Костюковским в документальном очерке «Комдив Полосухин» («Советская
Россия», 30 ноября 1986 г.): «Во время боя в деревне Акулово, после бомбежки,
немецкий самолет снизился на бреющий полет и обстрелял наше расположение, где
находился Виктор Иванович. Самолет улетел. Виктор Иванович посмотрел и говорит:
«Вот паразит, прострелил». Я ему говорю: «Товарищ полковник, пригибайтесь». А
он мне отвечает: «Мне пригибаться нечего, я не ворую, а Родину защищаю». (С. С.
Завацкий, ветеран дивизии, бывший шофер радиостанции при комдиве.)
«Виктор Иванович погиб 18.II.42г. ровно в 17.00, во время личной рекогносцировки
одного из участков, где наши наступали, потом, встретив сильное сопротивление,
залегли. Мы пошли в сопровождении командира батальона и заместителя Виктора
Ивановича «посмотреть, что там происходит», как тогда выразился Виктор
Иванович. Всего нас было шесть человек. Дошли до окопа и стали наблюдать. Он
поставил ту же комбату задачу, после того, как познакомился с обстановкой. Это
длилось минуту, не больше. Я говорю: «Пойдем обратно». И все остальные
командиры меня поддержали. А он, как всегда, спокойно ответил, что, дескать, не
стреляют, ничего опасного нет. Говоря это, он стал открывать портсигар, и вдруг
длинная пулеметная очередь по нам. Виктор Иванович так и упал на спину. Пуля
прошила правый нижний угол левого кармана гимнастерки, оставив свой след на
всех документах Виктора Ивановича…» (Из упомянутого ранее письма Ф. С. Иванова,
адъютанта комдива Полосухина.)
Я видела в альбоме у Антона Ивановича фотографию
прошитого пулей удостоверения личности Виктора Ивановича. Сам документ хранится
в Бородинском музее. Я видела письма Константина Симонова к А. И. Полосухину,
написанные в 1964 году: «Дивизия, которой командовал Ваш брат Виктор Иванович
Полосухин, была в зиму 41-42 годов одной из самых знаменитых дивизий на
Западной фронте и в пятой армии Говорова, в частности. Я хотел познакомиться с
ним и надеялся на это… он был где-то в другом месте… а потом пришло потрясшее
всех сообщение о том, что он убит… Потом я был в дивизии еще раз, в одном из
полков, разговаривал с комиссаром дивизии, если не ошибаюсь – Мартюновым, и
слышал много хорошего о Вашем брате, о нем вспоминали все время, без его имени
не обходился ни один разговор, да и дивизию по-прежнему звали полосухинской…»
Я видела письма поэта Сергея Васильева А. И.
Полосухину (1964г.): "Виктор Иванович Полосухин был рыцарем без страха и
упрека, любимцем солдат и офицеров, он не дрогнул в суровый час испытаний и
отдал свою прекрасную жизнь в борьбе за русскую землю. Я горжусь, что мне
удалось пройти по горячим следам его подвига".
В архив Антона Ивановича Полосухина стекаются письма,
газетные публикации, книги, самые неожиданные фотографии, например, - Ю. А.
Гагарина и поэта А. А. Жарова, с дарственной надписью: «Антону Ивановичу
Полосухину – космический привет и поздравление с праздником Великого Октября.
1.XI.69. Москва». И как
всегда – пояснительная приписка А. И. Полосухина: «Фотографию прислал любимый
поэт комсомольцев 20-30-х годов Александр Алексеевич Жаров». В его архиве
встречаются времена и люди, и потому архив кажется неким перекрестком памяти,
где неизменный регулировщик, Антон Иванович, всегда на посту. Когда вот на этой
фотографии сосредоточенно что-то записывает рядом с задумчиво пригорюнившейся
старушкой – а на обороте надпись: «Бабушка Линева в доме, в котором в 1905-1906
годах жила семья Куйбышева. Записываю ее воспоминания. Декабрь 1940 год». И
когда привозит землю с могилы матери в «Долину смерти», ныне именуемую «Долиной
славы» - комдиву Полосухину. И когда выступает в Можайске в школе №71 имени В.
И. Полосухина или проходит по улице своего детства – Зеленой, ныне имени Полосухина.
Равно – когда ведет переписку с дважды Героем Социалистического Труда Е. И.
Дроздецким, бригадиром шахты «Полосухинская», и получает от него заверение: «…
Пройдет совсем немного времени, и шахта имени Виктора Ивановича Полосухина
будет известна далеко за пределами Кузбасса. Я и мои товарищи своим трудом
докажем, что мы достойны работать на шахте имени прославленного земляка. 1986
год».
Летописец. – В который раз, встречаясь в замечательных архивах старожилов Кузнецкого
края с вехами героических биографий земляков наших, думаю: как выковываются
герои? Отмечены ли они заранее печатью будущих подвигов? Что сделало Назарова –
Назаровым, ввело в бессмертие восемнадцатилетних Березина и Зоркина? – думала
я, листая Ильинские архивы. То же и сейчас – перечитывая письма и публикации Антона
Ивановича, разглядывая фотокопии многих архивных материалов, коими он щедро
меня одарил.
Из рассказов Антона Ивановича многое уже знаю о всей
его семье – об удивительной многолюдной династии Полосухиных. Расскажу лишь о
некоторых. Беру в помощь письма Антона Ивановича и давнишнюю публикацию В.
Чиртик и М. Щербакова в газете «Кузбасс» за 2 сентября 1967 года: «Полосухины».
Кстати, публикация снабжена фотографиями, и я узнаю многие, уже известные мне
по семейной летописи А. И. Полосухина, - например, фотографию матери,
«крестьянской дочери» из деревни Куртуково, Виктора Полосухина с супругой
Ольгой Васильевной и тремя детьми – четвертого он уже не увидел…
В Кузнецкой летописи Ивана Конюхова, что хранится в
библиотеке Томского университета, поминается род Полосухиных, а именно что в
год 1864-й в Кузнецкую городскую управу был избран мещанин Константин Иванович
Полосухин, который в Кузнецке прожил до того 25 лет. Имел, конечно, собственный
дом и примечателен был неудобным для окружающих «правдолюбием», о котором в
летописи сказано особо. Сын «правдолюбца» был трудолюбив и справедливость тоже
унаследовал в полной мере. В 13 лет уже работал на золотом прииске, дослужился
до начальника отдельного стана, несмотря на свои три класса церковно-приходской
школы. Был он этаким самородком-изобретателем, первым использовал гидравлическую
добычу золота на шорских приисках. Говорили, что у него есть дар чуть ли не
кладоискателя – так искусно определял он месторождения драгоценных металлов.
Я видела у Антона Ивановича фотографию отца: узколицый,
с темными усами, в жилете поверх рубахи-косоворотки. У него был весьма пестрый
послужной список, несмотря на всю его смекалку. Конфликтовал он с начальством,
«невзирая на лица», и потому кочевал с прииска на прииск. Дети – а их было
девять, в живых осталось семеро – рождались на приисках. Кто на каком – этого
уже никто не помнил.
Иван Константинович «вольнодумствовал» - выписывал
газеты и журналы, «высказывал суждения». Его не любили. Заболев туберкулезом,
прииски бросил – вернулся в Кузнецк. Здесь в 1909 году, как мы уже знаем,
близко сошелся с В. П. Обнорским. Семья начала бедствовать: отец болел. В 1911
году умер, и именно Обнорский хоронил его на свой счет. И осталась Мария
Семеновна, неграмотная, мать семерых ребятишек, за главу семьи. Прачка,
кухарка, судомойка – тоже весьма пестрый послужной список, хотя и
зафиксированный только в цепкой памяти детей, навсегда сохранивших благоговение
перед ней. Недаром же Антон Иванович отвез землю с могилы матери к месту
успокоения комдива Виктора, и недаром старший из сыновей Николай много позже
напишет: «Мы все дети преклонялись перед матерью, как перед великой труженицей,
настоящей русской женщиной. Это она во время колчаковщины, когда события
раскалывали самые дружные семьи, сохранила единство взглядов в семье:
«Колчаковцы отбирают у бедных последнее – они не могут быть правы ни перед
богом, ни перед людьми».
Так она рассудила, крестьянская дочь из деревни Куртуково,
и пятеро ее сыновей – все коммунисты. Старший сын Константин, по рассказам
Антона Ивановича, в неполных 14 лет был плотогоном («на реке вообще был как
дома – нас всех спас, когда мы на лодке перевернулись»). В пятнадцать лет он у
мясоторговца подрядился на плотах доставлять мясо в Томск. В Томске и остался.
С первой мировой войны вернулся георгиевским кавалером, с ранением и «с новыми
идеями». На фронте сблизился с большевиками. Устроился в пожарной команде –
весьма кстати – там и прятал оружие во времена колчаковщины в 1919 году. Был в
последующие годы Константин Полосухин ответработником в Губчека, заведующим
Губпожара Томского губисполкома, избирался членом губкома РКП(б). Был
командиром батальона частей особого назначения в Томске. Непредсказуемо
складываются судьбы – в 30-х годах он был техническим директором именно на тех
золотых приисках, где когда-то служил его отец у золотопромышленников Попова и
Байкалова. В 1939 году Константин Полосухин героически погиб на финском фронте.
Сестра Конкордия поначалу была летописцем полосухинского
рода. «Кто где, на каком прииске родился – это все Конкордия знает!» - говорили
Полосухины. В 14 лет она уже работала ученицей переплетчика. До 1924 года в
Кузнецке была сотрудницей Упродкома. Самым примечательным фактом ее биографии
оказалась встреча с Михаилом Кашириным - участником Кольчугинского восстания, а
потом и партизаном в гражданскую. Она последовала за ним в Томск. Потом вернулась
в Кузнецк в десять лет работала на строительстве Новокузнецка. «Впрочем, -
говорит А. И. Полосухин, - ничем особо не выделялась, разве что была бригадиром
маляров…»
Николай Иванович Полосухин, проживавший до недавних
пор в Риге, персональный пенсионер союзного значения, с полувековым партийным
стажем, многие годы, до выхода на пенсию, проработал в народном хозяйстве
Латвийской ССР. А начинал он свою «карьеру» с объездчика. Легок был и проворен,
и в родимой деревне Куртуково его охотно нанимали объезжать лошадей. И вообще –
кем только не был. Водовозом за три рубля в месяц был. Курьером у мирового судьи
тоже был. Там и усваивал на наглядных примерах принцип – «с сильным не борись,
с богатым не судись» - сам помогал утаскивать в кладовые подношения судье:
масло, мед, снедь всяческую. Работал у купцов Байдалина и Фонарева. Железную
дорогу Барнаул-Бийск строил – был камнебойцем. Подростком сбежал на войну –
«все легче, чем спину на дядю гнуть». А с первой мировой войны вернулся с
георгиевским крестом четвертой степени, с медалью «За храбрость» и с запасом
большевистских листовок. За их распространение Николая Полосухина лишили всех наград
и еще он под надзор полиции попал. Но не угомонился. За что в тюрьме долго бы
просидел, если бы не Февральская революция 1917 года. Потом? Потом гражданская
война. Красногвардейские нашивки. Партийная работа и учеба в академии
железнодорожного транспорта, где был секретарем парткома. Тесное общение с С.
М. Кировым оставило неизгладимую память у Николая Ивановича Полосухина.
Он строил важные объекты в Белоруссии, потом – перед
Великой Отечественной войной – на Западной Украине. Война застала его
начальником строительно-монтажного треста в Латвийской ССР.
Эвакуация. Он – в «пятерке» ответственных за эвакуацию
по железной дороге. Его направили в Пермь, затем – добился, чтобы послали на
ответственное строительство поближе к фронту.
Шли годы. Н. И. Полосухин никогда не забывал о родном
городе. Его фамилия неизменно стоит на «петициях» старожилов, которые много лет
отстаивали память своей малой Родины. Об одном его письме на эту тему мы
говорили выше.
Биография Виктора Ивановича Полосухина, как уже было
сказано, теперь хорошо и широко известна.
Что до Антона Ивановича – еще один штрих к портрету
«летописца»: в последние годы он прибаливал. И все-таки не было случая, чтобы
хотя бы и из больницы он через верную подругу во всех своих делах, супругу свою
Надежду Яковлевну, не передавал новый факт, уточнение, пояснение к фотографии.
Может быть, герои рождаются именно в тех семьях, где
кто-нибудь да ведет, если не летопись малой Родины, то по крайней мере семейную
летопись, чувствуя себя звеном в цепи своей рода и ощущая ответственность за
передачу семейных традиций и преданий в руки потомков…
<<Назад
Далее>>>
Содержание
|
Ждем
Ваших отзывов.
|
По оформлению
и функционированию
сайта
|
|
