|
К ИСТОРИОГРАФИИ РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ В КУЗБАССЕ
Читатель, пытающийся разобраться в проблемах становления гражданского общества в России, ещё не раз обратится к июльским номерам «Края». Здесь и размышления угольного министра Михаила Щадова о рабочем движении Кузбасса, ставшего толчком к развалу тоталитарной системы в СССР. Тут и изящно оформленное растерянное полупокаяние его участника Михаила Анохина. И, конечно, - воспоминания первого председателя Совета рабочих комитетов Кузбасса (СРКК) Теймураза Авалиани. Очень жаль, что он отказался в 1990 г. сотрудничать с моей исследовательской группой, которая готовила к публикации сборник документов по рабочему движению Кузбасса. Авалиани тогда был первым секретарем Киселевского горкома КПСС, и, кажется, тяготился своим участием в тех событиях. Мы тщетно искали документы июля-октября 1989 г. (особенно первые протоколы СРКК), которых почему-то не оказалось в профессионально организованном текущем архиве областного рабочего комитета. С нынешней публикацией Теймуразом Георгиевичем первого протокола, первого списка состава СРКК и др., мне теперь особенно досадно, что я тогда не догадался, где их искать. Надеюсь, теперь автор мемуаров найдет возможным передать эти исключительно ценные документы в Государственный архив хотя бы в составе персонального архива, который (берусь договориться) создадут специально для него архивисты. Не знаю как для потомков, но для современников исключительно важным является утверждение Авалиани о том, что шахтеры «не тянули одеяло на себя». Тем более значимо, что и министр Щадов говорил о том же. И вообще замечательно, что Авалиани всколыхнул интерес читателей к событию, потрясшему весь мир. Как у историка и участника некоторых описываемых событий, у меня несколько иное их видение. Но тем и ценны мемуары, что через разность взглядов авторов история видится рельефнее. Однако не могу не высказать свое принципиальное несогласие с Авалиани по двум вопросам: во-первых, с его облегченным пониманием причин июльской забастовки; во-вторых, с неуважительно-снисходительным отношением к лидерам рабочих комитетов, проходящих в воспоминаниях в качестве каких-то недотёп, способных лишь действовать сначала по указке самого Авалиани, а потом – Гайдара, Чубайса, Бурбулиса. Между тем, самого себя, удачно процитировав протокол, автор представил читателям «отцом перестройки», неким гуру недалеких парней. Если бы дефицит колбасы и мыла действительно был причиной той забастовки, то дело бы ограничилось заурядным бунтом. Но ведь закончилось крахом социализма. Причем, не только в СССР. Во всем мире. Значит, был системный кризис социализма. Что фактически и признал председатель партийно-правительственной комиссии по урегулированию вопросов забастовки Н.Н.Слюньков, заявивший в те дни на партийном активе в Ленинск-Кузнецке: «Мы зашли в тупик. Привели общество на грань краха. Страна с каждым годом откатывается назад». Правда, исходя из воспоминаний Авалиани, читатель может подумать, что этот «откат» произошел только в 80-е годы из-за Центра, который де «умышленно организует дефицит», и из-за властей, которые «подливали масла в огонь». Тем более, что автор приводит благостную статистику 1956 г. по Киселевску, согласно которой горняк мог купить на месячную зарплату почти два автомобиля «Москвича», на полторы зарплаты – «Победу», на четыре – правительственный «ЗИМ». Категорически заявил, что «о продуктах и продтоварах Кузбассу не было нужды беспокоиться – всё было в достатке». Автор - опытный коммунистический пропагандист, умеет преподнести лукавую цифру. Привел зарплату и цены, что должно было бы свидетельствовать о высокой покупательной способности людей. Но не указал, что такая зарплата была лишь у сотни-другой отдельных подземных рабочих на все шахты Киселевска. А ведь были ещё рабочие поверхности, чья зарплата была отнюдь не указанной - 1600-10000 руб., а 450 руб. – у откатчика, 650 руб. - моториста, 1000 - 1200 руб. – начальника участка на моей родной киселевской шахте «Красный Кузбасс». Были ещё и санитарки с 300 руб. зарплатой, колхозники с пенсией 6-12 руб., строители, железнодорожники и др. И это без учета налогов и обязательных покупок «займов» (рублей по сто ежемесячно). В связи с такой убогой зарплатой и держался человек за своё подсобное хозяйство. И вовсе не по глупости поведения, как можно понять из описанного мемуаристом случая с козой на балконе. Корова, поросенок, собственный огород были гарантией физического выживания, средством спасения от голода, в который советская власть загнала страну в 30-е годы коллективизацией, а в 1946 и 1947 годах борьбой за мировую социалистическую революцию (отправляли продовольствие в «братские» страны). Не глупая наивность заставляла людей ютится в неблагоустроенных квартирках, при которых были стайки для животных. Нужда и лишения! В 1958 г. власть приказала гражданам пустить под нож свой скот. Потребность в стайках, естественно, отпала. Тогда и потянулся рабочий люд в благоустроенное жилье. Мои родители (железнодорожный мастер и машинистка подъема) тоже держали корову, поросенка и пр. А из воображенного мемуаристом материального «изобилия» самой ценной вещью в нашем доме был «Москвич». Но не автомобиль, а радиоприемник стоимостью 250 руб. При том, что наша семья на железнодорожно-шахтерском поселке Тугай считалась «справной». Не в ошибках центра, не поставивших в Кузбасс колбасу и мыло в 1989 г., причина забастовки, а в принципиальной порочности экономического и политического строя социализма. Этот строй не запрограммирован на удовлетворение спроса человека. Он ориентирован только на нужды государства. Вот потому-то в СССР хорошо получались военные самолеты, ракеты, автоматы Калашникова, но не страна умела производить белье, одежду, мебель, обувь и пр. Авалиани, работавшему тогда заместителем директора обувной фабрики, это должно быть известно. Экономическая система социализма безотказно работала в условиях крайнего террористического режима Сталина, когда полстраны пребывала в ГУЛАГе, а другая половина, боясь попасть в первую, молча соглашалась на нищету. Но уже при Хрущеве, отменившем крепостное право в колхозах, отказавшемся от уголовного наказания за нарушение трудовой дисциплины, заговорившем о повышении материального благосостояния трудящихся и демократии, система стала давать сбои. Что только коммунисты не предпринимали: и роспуск отраслевых министерств, создание совнархозов (1957 г.); и создание двух обкомов – сельского, промышленного (1962 г.); и изменение планирования (1965 г.); и введение нормы чистой прибыли (1979 г.); и «ускорение» (1985 г.). Я уж не говорю о почти ежеквартальных пленумах ЦК КПСС, обязывающих хозяйственников «увеличить», «совершенствовать», «активизировать». Но страна всё более и более отставала даже в производстве материальных благ. А уж об отставании в научно-технической революции и говорить не стоит. О том, что социалистическая экономическая система изжила себя, лидеры рабочих комитетов, в отличие от Авалиани, поняли к январским 1990 г. переговорам с правительственной комиссией, приехавшей в Прокопьевск отчитаться за выполнение своих июльских обещаний. Потому лидеры и не проголосовали за необязательно-аморфный итоговый документ, предложив свой проект – проект реформирования страны. После двухнедельного согласования в Совете Министров СССР этого проекта, первый заместитель Председателя Совмина Л.Д.Рябев заявил, что без Политбюро ЦК КПСС он не может подписать этот документ, так как в нем заложена принципиально новая экономическая концепция развития СССР. Это была концепция рыночных реформ, о которой широко стали говорить через полгода лишь в связи с программой Г.А.Явлинского «500 дней». Экономист Кемеровского облисполкома А. Н. Геков говорил позднее, что предлагаемый рабочими комитетами эксперимент в течение даже одного года показал бы эффективность или неэффективность рыночной экономики. «Это, во-первых, говорил он. - Во-вторых, на нашем регионе мог быть отработан механизм его внедрения по всей стране. Но партия и правительство стояли до конца. А через два года в рыночную экономику пришлось ухнуть без предварительной подготовки… В 90-м году была допущена грубейшая ошибка политиками от КПСС, тяжело отразившаяся на людях». Среди этих ошибающихся политиков, на мой взгляд, и оказался Авалиани, именно в тот момент и по тому поводу, пославший своих соратников, как он пишет, «на…». Ещё раньше председателем Авалиани была допущена ещё одна, считаю, грубейшая ошибка, о которой сам мемуарист пишет с достоинством всегда правого человека. В то время лидеры рабочих комитетов хотели развития своей организации как структуры гражданского общества, которая держала бы власть за шиворот. С этой целью они вели работу по созданию независимых от государства профсоюзов (горняков, авиадиспетчеров), помогали экологическим организациям и т.п. Их же председатель на 3 конференции рабочих комитетов Кузбасса в сентябре 1989 г. пытался заставить рабочие комитеты взять на себя некоторые функции управления шахтами, социальными объектами. Разве дело было в недостатке чиновников, пусть даже лучших, из комитетчиков? Дело было и остается в неразвитости самосознания граждан, их нежелании и неготовности «снизу» оказывать давление на власть. Поскольку такое давление со стороны рабочих комитетов исчезло уже к концу 1991 г., а в других регионах его, считай, и не было, постольку в годы реформ 90-х годов взяли верх не самые лучшие представители прежней пархозноменклатуры (и их детки). По поводу как бы узколобости рабочих лидеров, выведенной в воспоминаниях Авалиани. Всегда недоумевал и недоумеваю по поводу уничижительных характеристик интеллектуальных качеств этих парней, спесиво тогда и сейчас высказываемых как «на кухне», так и в печати. Ведь в подавляющем большинстве шахтерскими лидерами были люди с высшим или средним специальным образованием. Не пойму, чем принципиально должен был бы отличаться интеллект, скажем, горного инженера - рабочего лидера Александра Асланиди, от интеллекта горного инженера - первого секретаря обкома КПСС Анатолия Зайцева; выпускника философского факультета МГУ - лидера ленинск-кузнецких шахтеров Иосифа Левина от выпускника Кемеровского педниститута - секретаря горкома Эмилии Жигулиной; «краснодипломника» горного техникума Вячеслава Голикова от какого-нибудь ветеринара или обувщика, работавших в обкоме или горкоме КПСС? Размышляя по этому поводу, горный мастер из Междуреченска Сергей Ластушкин говорил: «По уровню общего развития я не думаю, что наши руководители столь уж сильно отличались от нас. Не думаю, что они чаще нас посещали библиотеку, ходили в театр и читали толстые журналы. По пониманию же складывающейся ситуации мы имели перед ними преимущество. За нами кроме знаний, соглашусь, не очень больших, стояла интуиция народа». Не стану возражать. Попадали в рабочие комитеты и парни, как говорится, с большими кулаками и прической от бровей. Но такие отсеивались почти моментально. И не они выводили стратегическую и тактическую линию рабочего движения Кузбасса. В том-то и одна из причин самоликвидации рабочего движения Кузбасса. Его лидеры намного опередили политическое развитие общества, которое ни тогда, ни сейчас в целом не озадачилось потребностью формирования гражданских структур, способных давить на власть. Предпочитало и предпочитает руководствоваться не собственной волей, а волей вождей и вождят. Общество соглашалось и соглашается быть пешкой, но не творцом собственной судьбы. Потому оно и не воспользовалось той ступенькой, на которую когда-то поднялись рабочие комитеты Кузбасса. С наибольшей очевидностью эта картина проявилась в «рельсовых войнах» 1997 г., когда шахтеры боролись не за собственные интересы, а за интересы политиков, «долбивших» Ельцина и продирающихся в губернаторы. Невыплачиваемая зарплата горняков была вовсе не у Ельцина и тогдашнего губернатора Кислюка, с которых её и требовали. Зарплата была у собственников шахт, бороться с которыми куда как опасно. В результате, политики добились своих целей. А горняки? Чего добились они в тех войнах - семитысячной зарплаты?, - восстановления «гробовых» шахт (как бывшая «Высокая», ставшая «Тайжиной»)? В день 15-летия начала шахтерской забастовки, в Москве прошли аж два съезда рабочих движений и слет ветеранов в Прокопьевске. Один из них, проведенный Профцентром под руководством М.Б.Кислюка, почему-то напугал владельцев Кузбасса, выступивших с заявлением о «деструктивных силах» будто бы разыгрывающих «карту 1989 г.». Как участник того съезда могу успокоить испугавшихся. Судя по докладу и выступлениям, у владельцев нет оснований для страха. Там, как и в ФНПР, пока, кажется, не хотят понять, что центр тяжести борьбы за права наемного работника лежит не в Москве, а в регионах. Причем, лежит именно на предприятиях. По-моему, участники съезда пока не осознали, что для эффективной борьбы нужна не энергия протеста, а энергия интеллекта рабочих лидеров, как это было когда-то. А для этого нужно основательно заниматься политическим просвещением не только и не столько лидеров, сколько всех наемных работников. Хорошо, что хоть многие поняли, что основную ставку надо делать не на забастовку, а на переговоры с работодателем, ставку на умение без конфликта заставить владельца делиться прибылью и не наглеть в экономии средств на технологии и безопасности труда. Российская революция 1917 г. показала всему миру, что с народом надо делиться богатством. Иначе у владельцев отнимут всё. Не помогут ни армия, ни охранники с пистолетиками. Потому и без указок коммунистов в «ихних» издержках производства до 70% составляет зарплата, а в России и при коммунистах, и сейчас - меньше 10%. Потому цивилизованные страны и гарантированы от неуправляемых бунтов своего народа. А у нас, как в бытность СССР, сохраняя нищету работников, пытаются защититься резолюциями и заклинаниями о «врагах народа» и злобных силах. Пока не будет достойной зарплаты, основания для бунтов будут. И хорошо, если они пройдут в цивилизованных формах, как в 1989 г. Несмотря на всё сказанное, я в уважительном поклоне склоняю голову перед Т.Г.Авалиани, как и перед всеми шахтерами, благодаря которым общество 15 лет назад поднялось с колен. Правда, оно почти тут же согнулось перед новыми «хозяевами жизни» - владельцами предприятий, губернаторами и нынешним президентом. Леонид Лопатин. Историк. Автор 5 книг и нескольких десятков научных и публицистических статей о рабочем движении Кузбасса.
|
|
|
|