|
Областной государственный архив хранит
более двухсот тысяч дел. Когда входишь в хранилище, видишь стеллажи и на них –
как будто молчащие – одинаково переплетенные тома и тома…
Но вот в 1982 году областным архивом был
выпущен плакат. По праву названный «Это нашей истории строки». Казалось бы, что
может рассказать ограниченный по объему лист? Но вдруг на плакате как бы
открылись окошки в двухвековую историю нашего края.
Всмотримся же в эти окошки.
Вот один из самых старых документов в
архиве. Век восемнадцатый – год 1762. В России только что произошел дворцовый
переворот – власть захватила Екатерина, пока еще не именуемая великой. Вскоре
поэты будут слагать оды в честь «златого века», якобы с нее начавшегося, а пока
на далеком барнаульском заводе пишется челобитная в Петербург. Это купец Матвей
Михайлов сын жалуется на Семена Пушкова, бывшего содержателя питейного сбора в
Кузнецке, который оказался замешан в убийстве. Но купца Михайлова волнует не
убийство. Убийца остался ему должен. Убыток должен быть возмещен и, видно, долг
немал (и купец, и содержатель питейного сбора – это люди солидные) – так что
купец Михайлов собирается из далекого Барнаула в Петербург. Челобитную он
просит принять всенижайше, и еще просит, чтобы убийцу не наказывали, пока не
вернет долг…
Пройдет каких-нибудь десять лет, и
Пугачевское восстание воспламенит Россию и будет потоплено в крови. И в апреле
1775 года 28 дня будет издан специальный указ. Согласно его воинских артикулов
95-го отделения, 4.188 и 189, много позже решится судьба крестьянина Николая
Недосекина, Гавриловского завода запасного служителя. (Гавриловский завод с
1795 года находился примерно на полпути между Салаиром и Гурьевском и был так
назван в честь начальника Колыванских заводов Гаврила Семеновича Качки.)
Вот оно, определение горного правления о
наказании шпицрутенами крестьянина Недосекина за побег: «31 мая 1830 года
Горное правление, сообразовав дело с положением, представленное при рапорте из
оной комиссии от 21 сего Мая за №272, о бывшем в бегах запасном служителе
Николае Недосекине, определило: «За третий побег из службы, в котором он
находится более двух с половиной месяцев, воровство во время того на пропитание
свое хлеба и неизвестно кому принадлежащей лошади, в воровстве коих он
запирается, но изобличается многими свидетельствами», присудить ему «прогонов
шпицрутенами через пятьдесят человек один раз».
Итак, Николай Недосекин не только бежал.
Он воровал хлеб себе на пропитание. В том его грех. И, читая о его наказании,
невольно обращаешься к воспоминаниям детства писателя Н. И. Наумова,
относящимся примерно к той же поре: «Я слышал, как далеко разносились крики
терзаемых жертв. Я и теперь без содрогания не могу вспомнить эти сцены. Я
плакал, забивался в подушку, чтобы не слышать барабанного боя и раздирающих
душу криков…». Это в недалеком от Кузнецкого края Омске, где отец будущего
писателя служил прокурором.
Давно уже минул «златый век», в
бессмертие вписано имя Радищева, но жестокие екатерининские указы и спустя
полвека все еще довлеют над крестьянином Недосекиным. В очередном связанном с
ним документе сказано: «Наказание присуждается как бывшего в неоднократных
побегах и преступлениях и от того был отослан на службу по указу Кабинета ее
Императорского Величества от 25 сентября 1788 года в Нерчинские заводы
скованного в ножных железах…».
Судя по сказанному здесь, речь идет о
немолодом человеке. Если в 1788 году он уже отправлен был в Нерчинский завод за
неоднократные побеги, то к моменту наказания шпицрутенами ему должно быть более
пятидесяти лет.
Так, на нескольких пожелтевших от
времени листках, приоткрылась перед нами страница жизни человека типичной для
приписного крестьянина той поры судьбы…
Но вот прошло еще каких-нибудь полвека.
В судьбе горнорабочих не меняется ничего.
«Его Высокоблагородию Господину
Управляющему Кольчугинского Рудника.
Горнорабочего Дмитрия Архипова
Сухорукова
Прошение.
На основании вышеизложенного имею честь
осмелиться покорнейше Ваше Высокоблагородие просить в следующем…
Работаю я на руднике с октября уже 3-й
год, т. Е. с первой лопатки основания Капитальной шахты, так что старше меня и
качества выше среди горных рабочих на Капитальной нету».
«Имею честь осмелиться покорнейше
просить…». Что просит этот человек, хорошо знающий себе цену и все-таки вынужденный
так унижаться? А происходит вот что: «… Приток ежедневно прибывал, а вода
холодная, ниже нуля, приходилось по колени в воде, стиснувши зубы, работать, 8
часов подавать воду, а бадьи худые, половина бадьи, пока дойдем до горы, течет
обратно. Которым домыкало уже до костей… Я ведь заболел на работе… Прошу Вас,
Ваше Высокоблагородие, назначить мне помочные кормовые…».
Может быть, это просто общепринятая
форма письма-прошения? Нет. Вспомним строки писателя и страстного публициста В.
В. Берви-Флеровского: «Пока крестьянина можно будет наказывать телесно, не
только по суду за важные преступления, но и за маловажные вины – за бедность,
до тех пор он будет раб в душе, он будет чувствовать себя жалким, униженным
парием, чувство собственного достоинства будет для него недоступно…». Эти
строки – из высоко оцененного К. Марксом «Положения рабочего класса в России»,
написанного Берви-Флеровским, во многом, по материалам Кузнецкого уезда.
Еще полвека перелистала история – и вот
на документе фамилия Михельсона: «Акционерное общество Судженских
Каменноугольных копей Л. А. Михельсона». И оповещение:
«Прошу по всем вопросам, касающимся
Судженских копей, впредь обращаться к правлению Общества, помещающемуся в г.
Москве, по Малой Никитской улице, д. № 21».
«С совершенным почтением», - обращается
Михельсон к «милостивым государям» - партнерам по финансовым операциям в 1906
году. В Москву на Малую Никитскую еще нескоро дойдут частушки, которые сочиняют
горняки на копях про «Михельсонишку»:
Михельсонишка
от копей получает барыши.
Мы
работаем до пота, плата – медные гроши.
Но – дойдут, однако же. Потому что все
больше и все бурливее просыпается Сибирь. Не забудем – конец ХIX века принес с собой первую транссибирскую магистраль.
Возникают вокзалы, водонапорные башни,
хлынул в Сибирь потом переселенцев, неся волнение, давно охватившее Россию.
Развиваются города Кузнецк, Мариинск. Ведь еще по документам 1875 года
(«Ведомость о числе домов в городе Мариинске») в городе, в основном, деревянные
дома. Каменные – церковь, денежная кладовая, парковый погреб.
Еще минет лет двадцать-тридцать, пока
появится в Мариинске почти сплошь застроенный каменными домами центр – сейчас
они внесены в списки памятников, подлежащих охране. Новое время теснит отжившие
дома, отжившие понятия, отжившие отношения…
Еще документ. Давно ли, кажется,
учреждал Михельсон акционерное общество? А вот перед нами «Протокол коалиционного
заседания исполнительных органов Совета Депутатов – 3-го Рудничного комитета».
Представители администрации отказываются от решающего голоса. Собрание созвано
по инициативе Совета управления.
Повестка дня: 1. Контроль над
производством. 2. Прием и увольнение служащих и рабочих. 3. Общий порядок
сношений рудничного Комитета с администрацией.
Постановление: «Считать, что соглашение
с представителями владельца по вопросу о рабочем контроле над предприятием не
состоялось. Поручить исполнительному Комитету Совета рабочих и солдатских
депутатов осведомить дирекцию предприятия о нашем постановлении, дав срок для
ответа на вопрос три дня…».
Мог ли Николай Недосекин, полтора века
назад получивший 500 шпицрутенов, мечтать о таком тоне?
Мог ли горнорабочий Сухоруков, который
униженно просит «кормовые», заболев на работе, думать о подобных поворотах
истории? Документы как бы вступают в диалог. Кажется – они говорят, спорят друг
с другом…
Год 1917-й. Первые шаги Советской власти
сделаны. На промышленных предприятиях установлен рабочий контроль.
Минул еще год. Редкостная фотография
сохранилась в фотофонде архива – съезд Советов Щегловского уезда (9-17 мая 1918
года). Съезд передал всю полноту власти Советам и постановил преобразовать село
Щеглово в город Щегловск.
Пройдут еще годы. В городе Кемерово
появятся необычной архитектуры дома из бутового камня. Они станут как бы знаком
времени. Это по договору, заключенному в 1921 году Советским правительством с
группой американских рабочих, на части территории Кузбасса образовалась
Автономная индустриальная колония
«Кузбасс» (АИК). Во главе ее - голландский коммунист Себальд Рутгерс.
Специальный бюллетень издавался в Нью-Йорке в июле 1922 года.
В архиве мы нашли фоторепродукции статьи
Рутгерса, документов, связанных с его деятельностью. На снимке - группа
иностранных рабочих, которые приехали в Кузбасс по названному договору. А вот
верная помощница Рутгерса – Рут Эпперсон Кеннел, о которой много написано и к
которой мы еще вернемся.
В фокусе внимания общественности –
коксохимический завод. Строить его начали еще в 1915 году. В архиве можно найти
документы, которые его касаются. 2 марта 1924 года пущена первая батарея – выдан
первый кокс. Сегодня фотографии, касающиеся коксохима той поры, этапов его
строительства, первых лет его работы – это уже легенда. Такие уникальные
фотографии переданы областному архиву Павлом Федоровичем Мельниковым.
Но прервана мирная жизнь. Письма с
фронтов Великой Отечественной приходят в Кузбасс, и начинаются или кончаются
они словами: «С боевым приветом!».
Письма, которые кузбассовцы слали своим
воинам, по праву могли бы начинаться этими же словами – ведь Кузбасс тоже
воевал. Своим углем. Своим металлом. Вот волнующие документы войны:
«Угольщикам города Кемерово. Редакция
газеты «Кузбасс».
Дорогие земляки-угольщики, обращаются к
кемеровчанам земляки-кемеровцы, ныне красные артиллеристы, старший лейтенант
Иван Алексеев, старший лейтенант Евгений Шельпиков, лейтенант Анатолий
Буханов».
20 октября 1942 года получено было это
письмо и вот что пишут воины фронта воинам тыла:
«Вы являетесь передовиками
социалистического соревнования Советского Союза в добыче угля, для выплава
металла, дачи фронту брони. Мы горды вашими успехами. Дорогие угольщики, год
тому назад мы также работали на трудовом фронте. Сейчас уже 4 месяца мы
сражаемся с бандой проклятой немчуры, посылая им артиллерийские закуски.
Наша просьба к вам – будьте авангардом
передовых угольщиков, этим самым вы помогаете нам, вашим землякам, тянете
вперед за собой все предприятия нашего родного, славного города Кемерово».
В архиве много детских писем, которые
шли из Кузбасса на фронт. Вот строки из них, написанные старательной детской
рукой, только еще постигающей правила правописания:
«… Собираем учебники для детей
освобожденных районов…».
«… Пусть героическая Красная Армия с
каждым днем гонит немецких захватчиков с земли Советского союза…».
«… Пусть знает проклятый Гитлер, что
советские школьники – дружные ребята и помогут друг другу в беде…».
Фронтовые треугольники… Фотографии,
тревожно пересылаемые на фронт – дойдут ли? Успеют ли дойти? Дети войны…
Женщины войны…
В областном архиве немало фотографий,
которые мы должны чтить как святыню. Множество таких фотографий. Глядя на них,
вспомним с великой благодарностью женщин войны, которым когда-нибудь за их
героический труд в лихую военную годину будут воздвигнуты самые прекрасные памятники.
Особая глава: труженики села – фронту.
Труд и хлеб – для фронта. Из последних сил и на пределе возможностей. Вот документ,
адресованный в газету «Советская Сибирь». Это 13 ноября 1942 года.
«Совхоз имени Кирова Сосновского
райисполкома Кузнецкого района. Выделены денежные средства на эскадрилью
самолетов «Сталинская дивизия» - 100000 рублей и на танковую колонну 20000
рублей. Всего 120 тысяч. Деньги перечислены в Госбанк 8 ноября 1942 года.
Бухгалтер колхоза им. Кирова И.
Ильюшин».
В архиве хранятся документы, которые
пристально фиксируют новые строки истории. Вот уникальная фотография: 19 января
1982 года. В 9 часов 30 минут пошел первый уголь Караканского месторождения.
«Проектная мощность нового разреза – 6 миллионов тонн в год. Ее намечается
освоить к 1990 году. Но уже в этом году Караканский участок разреза «Колмогоровский»,
к которому он пока относится, выдал первые тонны угля…».
Много еще сокровищ хранит в себе
областной архив. Каждый документ, каждая фотография – мгновенье истории, момент
человеческой судьбы. Государственный и личный архив – хранилище ценнейших свидетельств
прошлого.
Не менее ценны для истории воспоминания
старожилов края, очевидцев многих событий, которые теперь звучат легендой.
Вот, например, воспоминания старожилов
Гурьевска. Город вырос вокруг старейшего в Сибири металлургического завода,
основанного в 1816 году и действующего поныне – завода имени Курако. На завод
работники приходили семи лет отроду – сортировали руду. В восемнадцать –
присягали царю на верность и вступали в «полноправную» рабочую жизнь: 20-24 рубля
жалования, увольнение в отставку с пенсией 2 рубля, за побег – каторга, за
провинность – «лозаны»…
Из воспоминаний Александра Никифоровича
Тунгусова, одного из старейших рабочих завода: «В полутемном здании литейного
цеха, задыхаясь от жары, работали формовщиками три моих старших брата. Когда
мне исполнилось 13 лет, браться поставили уставщику два ведра водки, дали еще
какую-то взятку, и он зачислил меня учеником. Это было в 1881 году. Из цеха не
выходили по 15-18 часов. Получали за это копейки. Из каждой получки заводское
начальство удерживало больше половины. Штрафы свирепствовали на каждом шагу.
Это был один из первых пунктов «дисциплинарных правил». Дисциплина
регулировалась и телесными наказаниями. Трудно было год прожить и не получить
штраф и дюжину розог Об отдыхе и не думали. Было на заводской площадке три
пивнушки. Тем и «развлекались»…
А старейший металлург Н. И. Аристов в
своих воспоминаниях рассказывал: «Шестнадцатилетним мальчиком в 1903 году пошел
я на завод. Хотел выучиться на слесаря. Мученье было, а не ученье. Стоишь, бывало,
за станком, а сзади мастер: «А ну, щенок, за водкой!». Бежишь, как угорелый, в
кабак. Отдаешь покупку. А мастер: «Сдача где?». И – подзатыльник. И жаловаться
некому… Я убирал в цехе, был посыльным, подметал пол, свертывал козьи ножки
старым рабочим, а вечером после 12 часов работы еще шел к мастеру домой, колол
дрова, воду носил…».
Но – меняются времена. «После
Октябрьской революции, - писал А. Н. Тунгусов, о котором мы уже поминали, -
каждый из нас переживал такое состояние – после смены не хотелось уходить из
цеха. Хотелось работать и работать. Мне уже давно бы на пенсию спокойно
отдыхать идти – но до того ли, когда идет война? Я старый человек, но делал для
фронта самые трудные формовки и горд тем, что приношу пользу Родину и помогал
победить фашизм…».
В этой главе речь не идет о каких-либо
архивных «открытиях» или уникальных документах, - а такие нередко еще ждут
своего часа в архивах государственных и личных. Мы говорили лишь о документах
«рядовых» именно потому, что через них прослеживается нить типичных для своего
времени судеб и явлений. Наш рассказ – о том, как много скрывается за каждым,
казалось бы, ничем не примечательным прошением или письмом.
Любой архив – место необыкновенное. Это
своеобразная фонотека истории, в которой за века и десятилетия не умолкают
былые голоса тех, кто каждодневным трудом своим «делали историю» - стоит лишь
захотеть их услышать, разглядывая поблекшие от времени фотографии и читая
молчаливые листы и письма…
Далее>>>
Содержание
|
Ждем
Ваших отзывов.
|
По оформлению
и функционированию
сайта
|
| 
